Фрунзе медленно прошел по коридорам, стараясь не таиться и нормально так топая. Вышел на улицу. Повертелся у машин, зная, что Сталин без всякого сомнения за ним наблюдает. Поэтому специально постарался попасть в свет фар с толстой папкой.

После чего сел в автомобиль и отбыл к Дзержинскому.

Дело было сделано. Осталось лишь подождать.

Его же самого мучало чувство вины. Слишком силен в его сознании был образ Сталина, как ключевой фигуры Союза 20-40-х годов. Без которой бы ничего не получилось. И вот он, фактически, нажимает на спусковой крючок, отсекая этот пласт… эту эпоху прежде всего в собственном сознании…

Доехали быстро.

По ночной Москве подводы почти не ездили.

Вышел.

Нервно потер лицо.

И быстрым шагом направился в кабинет к Дзержинскому. Благо, что никаких препятствий ему даже формальных не чинили.

Тот жестом выпроводил всех и спросил, когда они вышли:

— Ну как?

— Включил. Надеюсь удастся избежать партийного скандала.

— Ты уверен, что он умрет от этого? Я что-то о губительном действии рентгена не слышал.

— Я несколько опытов провел на мышах. — пожал плечами нарком. — Если не срастется, придется арестовывать. Но, надеюсь, до этого не дойдет. Не время нам внутрипартийную бучу поднимать. Не время…

Отпускайте идиотов и клоунов из своей жизни. Цирк должен гастролировать.

Фаина Раневская

Глава 1

1927 год, августа, 20. Москва

Где-то через полтора часа после возвращения Фрунзе к Дзержинскому, начались аресты группы Тухачевского. Что пришлось уже за полночь.

Пошли бы и быстрее. Но у Феликса ранее попросту не имелось доказательной базы из-за чего не вполне было ясно кого именно брать. А брать их требовалось скопом, разом, чтобы не разбежались.

Конечно, удалось выйти и на английский след. Но он был очень призрачным и тщательно подчищенным. Он если и сыграл какую-то роль, то исключительно как некий катализатор, ускоривший сход лавины. Но сам по себе заговор сформировался и вызревал в совершенно самостоятельной автохтонной среде. И англичан тут особенно-то и винить не в чем.

Участие Сталина в заговоре также удалось достаточно четко понять, но не доказать. Так как он не возглавлял заговор. Он просто помогал ему оформиться и укрепиться, а потом перейти в терминальную стадию. Причем, зачастую даже не своими руками, а через неких посредников. Иными словами — без его ареста и признаний — доказать что-то ЦК или съезду по нему будет проблематично. Поэтому и решились на устранение «мягким» образом. Чтобы «сам умер».

А вот Тухачевского и компанию брали. Проводили тщательный обыск и рассаживали по одиночным камерам. Причем их семьи также изолировали от общества, чтобы бучу не подняли, вывозя в подмосковные санатории под охрану. Связей ведь у них хватало. И к телефону их пускать было крайне нежелательно.

К огромному удивлению Фрунзе в эту «теплую компанию» попал и Ворошилов.

— И ты Климент? — спросил он, подойдя в упор и глядя ему в глаза.

Тот потупил взор и промолчал.

— За что?

— Ты мне всю жизнь сломал. — тихо пробормотал Ворошилов.

— Я спас тебя после разгромных маневров, прикрыв от вполне справедливых обвинений. Держал своим замом, даже несмотря на то, что ты в общем-то ничего полезного не делал. Отбывал номер, так сказать. Дал мягкий график обучения, чтобы удержать на должности. И это называется сломать жизнь?

Тот промолчал.

Фрунзе тоже.

Очень хотелось ему свернуть челюсть. Но он сдержался. Тут и люди смотрели, и он сам с самого начала 1926 года стоял последовательно за соблюдение процессуальных процедур. В которые избиения задержанных не входили. Во всяком случае вот так — под настроение. И краем глаза он заметил, как кое-кто из сотрудников наблюдали за ним и его реакцией. Включая немца — Генриха Мюллера. Того самого. Который среди прочих был привлечен в межведомственный учебный центр инструктором. Да — не великая фигура, но уголовников славно гонять он умел уже в те годы.

Зависла пауза.

Ворошилов же внезапно вскинулся и гордо взглянув ему в глаза «выплюнул»:

— Контра! Думаешь задушишь революцию?!

— Нашел в чем меня обвинять. — смешливо фыркнул Фрунзе.

— Смейся… смейся. Придет и наш черед!

— Чей? Пособников финансового интернационала?

— Чего? — нахмурился Ворошилов.

— Ну и дурак же ты Клим. Даже не знал в чьих интересах действовал. Кто тебя в темную использовал. Или не в темну?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Тем хуже для тебя… — устало вздохнул Михаил Васильевич. И глянув на Ворошилова с сожалением, направился на выход. Причем сожалел он больше не из-за того, что этот дурак ввязался во всю эту историю, а потому что лишний раз ляпнул. Рано было еще болтать про финансовый интернационал. Рано. А тот же Мюллер, который мал-мало уже по русский «шпрехал» вон как ушки насторожил…

Дзержинский, кстати, решился впервые задействовал спецполк ОГПУ. Что стало его дебютом. Он не сильно хотел, но выбора не оставалось. Требовалось слишком много людей для столь масштабной операции.

Эти его новые бойцы пока не годилась для нормального штурма или захвата. И, понятное дело, СОН покамест был где-то на голову сильнее. Из-за чего именно он и шел в первой линии. Бойцы же ОГПУ обеспечивали периметр и контроль вероятных путей отступления. Тоже важное дело. Особенно в связи с тем, что задерживали бывших революционеров с богатым боевым и диверсионным опытом. Эти кадры могли удивить.

По аналогии со Службой охраны наркомата — СОН, Дзержинский дал и своему полку название. С подачи Фрунзе они стали отрядом Барс. Аббревиатуры частично слишком безлики и не благозвучны. Ему чисто эстетически нравились «тотемические» названия. В своей же структуре он пошел на временный компромисс, планируя в дальнейшем развернуть СОН в целый ряд специализированных структур.

Этой специализацией он и Феликса Эдмундовича заразил. Тот то поначалу стремился к излишне широкому универсализму бойцов. Но Фрунзе его отговорил. Из-за чего кроме уже тренирующихся «барсов» уже шла работа по первичному формированию ядра для отрядов Беркут и Кентавр. Первые строились как некий аналог ОМОНа, а вторые — как специализированная конная полиция для патрульно-постовой службы и помощи в подавлении уличных беспорядков. Для чего им планировалось закупить лошадей тяжелых и крупных пород.

Хотя, конечно, до всех этих красот было далеко. Но даже то, что было сейчас внушало уважение. И объединенным силам СОН и Барс было практически невозможно противостоять даже самым крупным бандам. Да и в подобной операции они в целом показали себя очень хорошо.

— Нарисовалась «картина маслом»? — спросил Фрунзе у вошедшего Дзержинского.

— Картина? Если бы! Ужасная мазня какая-то получалась…

— Не тяни. Рассказывай.

— А что тут рассказывать? Они планировали сначала убить тебя. Потом меня, когда я побегу на место преступления. А дальше выйти к войскам постоянной готовности и обвинить Политбюро в убийствах неугодных. То есть, нас с тобой.

— И Сталина?

— Среди прочего. — усмехнулся Дзержинский. — Собирались откусить кормящую руку по самое плечо. Но не только его. Всех скопом. Привести войска в Москву и по-быстрому избавиться от Политбюро с частью ЦК. Банально расстреляв без суда и следствия. А потом установить в Союзе военную диктатуру с собой во главе.

— Это точно?

— Кроме их показаний изъяты проекты воззваний, ряд будущих газетных статей, ведомости с распределением должностей между заговорщиками, и даже расстрельные списки с указанием кого сразу «зачищать», а с кем попытаться договариваться. Ну и, разумеется, общий план операции с засадами, наблюдательными пунктами и прочее. Они не поленились и его очень тщательно прописали. Все, вот буквально до каждой мелочи. Такого кропотливого планирования я никогда не встречал…