Госпожа Фонтенак вскинула руки.

— Вы только посмотрите на нее! Вот вам и готовый агитатор! — Она обратилась к девочке: — Нет, милочка, здесь тебе не придется произносить твои речи. Советую тебе пойти лучше в церковь, к кюре Дюшену, и помолиться как следует, чтобы бог тебя вразумил и простил. Да и всем вам следует помолиться об отпущении грехов! — возвысила она голос. — Пускай люди возьмутся за ум, иначе это может им дорого обойтись. Возмутительно! Захватывают чужие земли, устраивают на заводах разные стачки и забастовки, требуют, чтобы мы терпели все их безобразия, а потом еще заставляют детей заниматься политикой! И чему только вас обучают в вашей так называемой школе? — повернулась она к мальчику. — Воображаю, какие идеи преподает вам ваша начальница госпожа Берто!

— Боюсь, я, кажется, явился не вовремя, — произнес вдруг совершенно незнакомый голос, резко выговаривая французские слова.

Присутствующие разом обернулись. На пороге стоял, наклонив блестящую, точно отполированную, голову, американский офицер.

ПОКУПАТЕЛЬ РЕМБРАНДТА

— Госпожа Фонтенак, разрешите представиться: капитан Вэрт, к вашим услугам, — офицер легко поклонился.

Священник ответил ему глубоким поклоном и весь так и засиял улыбками. Мальчик и девочка стали потихоньку подвигаться к двери. Но офицер вдруг обратился к ним:

— Куда же вы уходите, молодые люди? Ведь вы, я слышал, выполняете общественное, так сказать, поручение? Вот я вижу здесь голубя мира. — Он поднял с пола открытку. — Знакомая птица… Ба, да тут и стихи написаны?.. — Он прочел вслух:

О мир! Прекрасный мир! Тебя изображают
Голубкой чистою и белою как снег.
Пусть тучи неба нам не закрывают,
Война — несчастье страшное для всех.
И те, кто хочет, чтоб была война,
Заслуживают смерти без пощады.
Нет, больше мама плакать не должна!
Нам нужен мир, и нам войны не надо!
Пусть будет мир, чтоб мы всегда могли
Смеяться, петь, играть и веселиться…
Лети, наш клич, во все концы земли,
Чтоб все мы взяться за руки могли
И в хороводе мира закружиться![2]

Офицер читал нараспев, как опытный декламатор, но в его интонациях звучала ирония. Мальчик и девочка закусили губы.

— Гм… Отличные стихи… Значит, те, кто хочет войны, заслуживают, по мнению автора, «смерти без пощады»? — спросил офицер, кончив чтение. — Кто же этот «беспощадный» стихотворец? А? — обратился он к ребятам.

— Это… один наш парень, — с усилием выговорил мальчик. — Он еще маленький, но хорошо пишет стихи.

— Очень, очень интересно! Почему же вы хотите уходить, не выполнив поручения? — продолжал Вэрт, похлопывая себя светлой замшевой перчаткой по брюкам. — Почему вы покидаете эти… мм… гостеприимные стены?

— Да здесь ничего не дают. Только бранятся. Мы пойдем. — Мальчик пригладил вихор, но он снова воинственно встал у него на макушке.

Капитан взглянул на священника. Тот смущенно потупился. Капитан взглянул на госпожу Фонтенак, и старуха вдруг почувствовала себя виноватой и безнадежно отсталой.

— Нет, друзья мои, не торопитесь уходить! — обратился Вэрт к грачам. — Ну-ка, дайте мне вашу тетрадь, юноша! Да чего же вы боитесь? — усмехнулся он, заметив, что мальчик крепко прижал тетрадь к себе и подался к двери. — Давайте вашу тетрадь! Ведь мы тоже хотим подписаться и дать вам денег, — американец уверенным жестом вытянул из рук Ксавье тетрадь. — Гм… посмотрим, посмотрим… «Я стою за мир, потому что я молод. Франсуа Пивер». «Прилагаю при сем сто пятьдесят франков. Это скромная лепта. Но я хочу, чтобы наши дети могли не бояться атомной бомбы. Жюстина Дагобер». Так, так… «Три моих сына участвовали в прошлой войне. Один был убит, другой попал в плен, третий стал калекой. Еще был убит мой брат. Я больше не хочу войн. П. Фламар». А вот женский почерк. Так и есть, это пишет женщина, госпожа Меню, вдова. «Моего мужа не стало во время последней войны. Я осталась одна с четырьмя детьми. Поэтому я стою за мир, я хочу, чтобы у всех было спокойно на сердце…» Очень, очень трогательно! И что же, много таких тетрадок ходит по городу? — обратился Вэрт к Ксавье.

— Конечно! Многие ребята носят такие тетради! — с гордостью воскликнул мальчик, не обращая внимания на предупреждающий знак, который сделала ему девочка. — У нас все, кто постарше, собирают подписи и деньги.

Капитан Вэрт зорко глянул на хозяйку замка.

— Я вижу, здесь, в этой тетради, имена многих почтенных граждан вашего города, — сказал он внушительно. — По-моему, сударыня, вам тоже следовало бы подписаться и дать этим милым детям некоторую сумму.

Он вынул из нагрудного кармана автоматическую ручку и передал госпоже Фонтенак. Та, действуя точно под влиянием гипноза, послушно взяла ручку и вывела на клетчатой странице дрожащими старческими каракулями свое имя. Поставив точку, она начала судорожно рыться в потертой сумочке, лежавшей тут же на кресле. Но сколько бы она ни рылась, в сумке все равно не было денег. Госпожа Фонтенак хорошо это знала и только хотела оттянуть время, чтобы как-нибудь собраться с мыслями.

— Антуан! — вскричала она, наконец, жалобно. — Антуан, где мой кошелек?

По-видимому, Вэрту была уже известна болезненная скупость госпожи Фонтенак, потому что он спокойно остановил руку, потянувшуюся к звонку, и сказал:

— Не стоит вызывать слугу, сударыня. Я охотно ссужу вам необходимую сумму… Сколько вы хотели бы пожертвовать?

— Сколько? — тупо повторила госпожа Фонтенак, все еще находясь в некоем трансе.

— Да, да, сколько же? — нетерпеливо повторил Вэрт. — Мой бумажник к вашим услугам.

— Сто франков, — наконец выговорила старуха. — Сто франков! — повторила она, махнув в пространство рукой.

Порозовев от волнения, мальчик и девочка следили за тем, как американец вынимал из бумажника деньги. Ксавье, шевеля губами, пересчитал их. Потом он аккуратно сложил бумажки, засунул их в тетрадь и снова запрятал ее за пазуху. Поклонясь, грачи собирались уже уходить, как вдруг американец снов подозвал их к себе.

— А кто вас послал, друзья, с этой «Тетрадью Мира»? — спросил он, положив руку на плечо мальчика.

— Кто? Ребята, конечно, — сказал мальчик. — Старшие грачи, — пояснил он, как будто американец непременно должен был знать, кто такие грачи.

Вэрт сделал недоумевающее лицо. Тогда вмешалась госпожа Фонтенак.

— Эго у них здесь, в горах, такая школа. Они зовут ее Гнездом грачей, — пояснила она и тут же добавила: — Они построили ее на моей земле совершенно незаконно…

Но офицер не обратил внимания на ее жалобу.

— Школа в горах! — воскликнул он. — Это очень, очень интересно! Мы мечтаем о такой школе для наших американских ребят… Надо сказать об этой школе моему командиру майору Гарденеру. С ним приехал сын, который, как бы это сказать… ну, тяжеловат на подъем, что ли… И несколько ленив. Такая горная школа могла бы снять с него излишек жира, сделала бы его более деятельным, энергичным… Школа в горах! — повторил, он с энтузиазмом. — Надо будет побывать в вашей школе, друзья мои!

Священник принялся вдруг так энергично подмигивать офицеру, что Вэрт перенес все свое внимание на него.

Воспользовавшись этим, Ксавье дернул девочку за рукав, и ребята выскользнули из комнаты.

Госпожа Фонтенак в это время с горестью думала: если американец и купит Рембрандта, то уж, конечно, вычтет сто франков. Сто франков! На эти деньги можно купить булочек и немного зелени… Старуха вздрогнула от жадности и со злобой взглянула на американца: это он во всем виноват! Это по его милости она выбросила сто франков! И кому же: тем, которые ей так ненавистны!

вернуться

2

Стихи двенадцатилетнего мальчика-парижанина Андрэ Жамэ.