Действительно, ночью послышалась стрельба, возле станции начали рваться гранаты, немецкие автоматчики в темноте в кого-то стреляли, кого-то ловили, тушили неизвестно кем подожженную водокачку. А в это время во дворе тюрьмы тоже шел бой: отряд партизан обезоруживал стражу, сбивал старинные тяжелые замки и решетки и выводил на свободу узников. Точильщик и несколько бойцов Сопротивления были освобождены и надежно спрятаны у друзей.

Страшно вспоминать, что делалось на другой день в городке! Фашисты, которых осмелились так нагло провести, в отместку спалили целый район, где жили рабочие и те, что победней. Аресты следовали за арестами, но найти следов Точильщика так и не удалось. Да и кто мог бы найти след человека, который родился и вырос среди этих скал, пещер и родников и наизусть знал каждую выемку, каждую складку земли, готовую скрыть его от врага.

Кое-кто из тех, кто показал себя трусом или подлецом при фашистах, здорово побаивался Точильщика: он мог бы многое припомнить из времен оккупации!

«Точить но-жи! Прав-ви-ить пилы!» — снова запел Жан, когда кончилась война, и люди опять увидели его маленькую фигурку, согнутую под тяжестью точильного станка. Станок был совсем новый, точильные камни так и сыпали искры, когда Точильщик работал. Снова пошли в обточку орудия мирного труда: ножницы, кухонные ножи, топоры. Заработали парикмахеры, портные, лесорубы. Обосноваться бы и осесть бы Точильщику в тех районах, где больше заказчиков! А он снова для чего-то снует по горам. Вот и сейчас, зачем бы ему торчать здесь, на горной дорожке, и совать нос в чужие дела?!

Леклер окинул раздраженным взглядом согнутую фигуру:

— Опять вы, Точильщик, вмешиваетесь в то, что вас не касается…

— Наоборот, Леклер, все, что касается грачей, касается и меня, — невозмутимо отвечал Жан. — И чего вы набросились на парня?

— Послушайте только, что болтает этот рыжий, — проворчал Леклер. — Это опасная болтовня, ее давно пора прекратить… Мы этих болтунов знаем, знаем, под чью диктовку они работают? И нечего вам за них вступаться, Жан, если вы не заодно с ними…

— Значит, по-вашему, люди уже не имеют права думать, что им хочется? — насмешливо спросил Точильщик. — Так, что ли, господин Леклер?

— Они думают не так, как следует думать порядочным гражданам, — сказал Леклер, тяжело налегая на каждое слово. — Видно, ребятам внушают не то, что нужно. Вредные идеи им внушают, вот что!

Точильщик сбросил с плеч свою точилку и теперь стоял выпрямившись, задорно и весело глядя на Леклера.

— В таком случае, Леклер, вам придется арестовать и запереть под замок всех честных французов, — звонко объявил он. — Вы что, оглохли? Не слышите, как вся улица твердит: «Давай настоящую демократию!», «Долой чужаков!»?

— Эй, Точильщик, смотрите, допрыгаетесь, — злобно бросил Леклер. — Таких, как вы, надо брать на заметку!

— Грозите? Думаете запугать меня? Я не из пугливых, — не унимался Точильщик. — И еще вот что я вам скажу: я шел из лесу сверху и все видел: этот рыжик, — он кивнул на Ксавье, — пальцем не тронул вашего Херувима. Анж, как увидел вас, сам бросился наземь и стал изображать побитого! Вот каков ваш Херувим!

— Что такое? — поразился Леклер. — Сам повалился? Не может быть! Ведь он кричал так, будто его режут…

— Грешно… Грешно вам так обижать мальчика, который не сделал вам ничего плохого, — завел Анж, делая вид, что готов разрыдаться. — Возводите на меня напраслину и за что? За то, что я молчал, никому не рассказывал, как вы собирали подписи под воззванием красных, как помогали Кюньо в давешней забастовке…

— Ага, вон как оно получается! — Леклер нагнул тяжелую голову, как бык, который собирается бодаться. — Теперь ясно, Точильщик, почему вы так заступаетесь за этих грачей. Рука руку моет… — Он перекинул громадную ногу через ограду.

— Господин Леклер, постойте, возьмите меня с собой! — отчаянно завопил Херувим. — Я боюсь оставаться, они же расправятся со мной! — И Анж принялся карабкаться вслед за Леклером, делая вид, что испуган чуть не до потери сознания.

— Не бойся, при мне они не посмеют тебя обидеть, — Леклер перевалился через ограду, и теперь из-за камней виднелись только его массивные плечи и злое красное лицо.

Анж последовал за ним.

— Не мечтайте, не удастся вам устроить здесь вашу «народную демократию»! Не дадим! — на прощанье выкрикнул Леклер и скрылся среди виноградных лоз.

Наступила пауза. Точильщик молча глядел на Ксавье и Витамин.

— Вот так история! А я-то надеялся, что Леклер подпишется в «Тетради Мира» и даст нам что-нибудь. — Ксавье виновато покосился на Витамин. — Ну, видно, он сегодня не в настроении.

— На это у него никогда не будет настроения. Уж поверь мне, рыжик! — с веселой иронией сказал Точильщик.

Ксавье кивнул и озабоченно оглядел Витамин.

— Можешь бежать дальше или останешься с дядей Жаном?

— Ты тоже останешься! — сказала Витамин. — Мы должны рассказать дяде Жану все, что слышали в замке.

— Сюзанна, повяжи нагрудник тому бледненькому, он весь измазался кашей! И дай мне тарелку для той вон, тихонькой. Она такая худышка, надо ее подкормить…

Вооруженная большой разливательной ложкой, Клэр кормила капустным супом младших грачей и тех ребятишек, которых приютили в Гнезде: их родителям несладко жилось в Заречной стороне. Солнце заливало янтарным светом крытую веранду на сваях, недавно построенную мальчиками под руководством Тореадора. В этом радостном свете еще истощенней и бледней казались маленькие гости Гнезда. И когда Клар смотрела на них, у нее начинало щемить сердце и хотелось как можно скорее вернуть на щеки и губы ребят розовую краску здоровья.

— Клэр, мне бы прибавку, — попросил загорелый крепыш-грачонок.

— Не дам, — твердо отрезала Клэр. — Ты и так съел уже две тарелки, у тебя живот заболит. И потом… подумай об этих ребятишках. Им вторая порция куда нужней.

— Ну ладно, — согласился грачонок. — Я и вправду сыт.

Клэр повернулась к малышке с синим бантом в русых завитках. Перед ней стояла нетронутая тарелка.

— А ты почему не кушаешь, Ивонн? Разве суп невкусный?

— Не хочу, не люблю такой суп, — прошептала малышка. — И где моя мама? Она мне всегда рассказывала сказки, пока я кушала…

— Гм… вот оно что! — Черные, резко очерченные брови Клэр нахмурились. — Сюзон, ты разливай пока суп, а я займусь Ивонн, — и Клэр величественно, точно скипетр, передала Сюзанне половник.

Сюзанна засмеялась:

— Хочешь вести с этой крошкой разъяснительную работу? Или будешь рассказывать сказки?

Клэр мгновенно вскипела. Черные пряди заплясали на смуглых щеках.

— А почему бы и нет? По-твоему, пусть девочка, которая и так дома ела впроголодь, у нас тоже выходит из-за стола голодной? Этого ты хочешь, что ли?

Она вложила столько запала, столько гневного натиска в свои слова, что Сюзанна, тихая и миролюбивая, сразу сдалась.

«Ого! Недаром наши ребята прозвали Клэр Корсиканкой. Вон какая она! Слова ей не скажи поперек — сейчас взорвется».

А Клэр уже сидела на низенькой скамеечке рядом с Ивонн и рассказывала длинную-предлинную сказку «Мальчик с пальчик». Какой это был замечательный маленький храбрец, как он помогал всем слабым и обиженным и как благополучно сумел спасти всех от смертельной опасности!

— И все это он мог сделать только потому, что всегда очень хорошо и много ел, — продолжала Клэр, искоса наблюдая за впечатлением от сказки. — В особенности он любил и ценил капустный суп и предпочитал его всякой другой еде. Мальчик с пальчик считал, что капустный суп прибавляет силы и мужества всякому, кто его ест…

— О-о-о!.. Мальчик с пальчик ел капустный суп? — Ивонн с интересом заглянула в свою тарелку. — Ну, тогда и я его буду есть… — И она принялась глотать ложку за ложкой.

Сюзанна улыбнулась: «Ох, ну и хитрая же эта Корсиканка! Всякого умеет уговорить!»

А Клэр между тем продолжала свое повествование. Она дошла уже до минуты, когда Мальчик с пальчик усыпил кровожадного людоеда. Ивонн исправно работала над супом. Малыши за столом сидели не дыша, боясь пропустить слово. И вдруг, в самый напряженный миг, когда на волоске висела жизнь Мальчика и его братьев, в столовую вбежали раскрасневшиеся, взмокшие Витамин и Ксавье. Обычно бледные щеки Витамин пылали. Близорукими глазами она обшарила столовую.