— Послушай, девочка, где живет Жером Кюньо? Или где я могу найти Поля Перье?

Девочка покраснела, потом вдруг побледнела.

— Что? Что? Кого вам надо? Ничего не знаю. Ничего не могу сказать… — И она так затрясла головой, что две косички запрыгали по ее худеньким плечам.

Билл начинал отчаиваться. Он объехал уже все дома, которые выглядели получше, но ни в одном из них ему не могли сказать, где живет Жером Кюньо или Поль Перье. Наконец, почти потеряв надежду, Билл вылез из машины и начал расхаживать взад и вперед по какому-то вовсе заброшенному кварталу, где стояли самые обшарпанные, старые дома, с потеками сырости на стенах. Отсюда было рукой подать до завода, его трубы как бы увенчивали собой все Заречье. И вдруг у одного из домов Билл увидел давешнюю девочку. Она стояла возле румяной женщины и что-то взволнованно говорила ей, не замечая офицера. Удхауза как будто осенило. Он быстро подошел к женщине, поклонился и жестом остановил девочку.

— Постой минутку, не беги. — Он бросился к женщине: — Пожалуйста, прошу вас, поверьте мне. У меня нет никакого права на ваше доверие, — он дотронулся до своего офицерского кителя. — И все-таки прошу вас. Мне срочно нужно отыскать господина Жерома Кюньо или хотя бы Поля Перье. Они живут здесь, в Заречье, я знаю. Но мне никто не может указать, где именно. Я понимаю почему и уважаю это. Но все-таки, не можете ли вы довериться мне и помочь их найти?

Билл очень волновался, произнося эту короткую речь. Его голос дрожал, худое лицо вспыхнуло. Он так нетерпеливо ждал ответа от женщины, смотрел на нее таким честным взглядом, что она вдруг спросила:

— А на что вам нужен, к примеру, Жером Кюньо?

— Я должен кое-что сообщить ему. Это важно для него самого.

Тогда румяная женщина сказала просто:

— Идемте со мной, господин офицер. — И, взяв за руку девочку в ситцевом платье, она повела Билла во двор, у которого стояла.

Взбираясь по крутой ветхой лестнице за своей провожатой, Билл Удхауз подбирал про себя французские слова. Он скажет Жерому Кюньо все, что нужно сказать товарищу, когда тому угрожают не выдуманные, а настоящие опасности.

Женщина остановилась у двери, старой, облезлой, с проступающими белыми царапинами.

— Как? Неужели здесь живет Жером Кюньо? — удивленно спросил Удхауз. А он-то думал, что руководитель красных живет в лучшем доме квартала!

Женщина кивнула.

— Да, господин офицер, это наше жилище. — И добавила поясняя: — Жером Кюньо, видите ли, мой муж.

Она ввела Билла в бедную маленькую комнатку, где Билл увидел двух рабочих, у которых он разузнавал адрес Жерома Кюньо, и даже тех мальчишек, которые молча глазели на него, когда он их расспрашивал. Да, все они были здесь и все как бы заслоняли, загораживали собой, своими телами большого мешковатого человека с лицом застенчивого мальчика. Нет, не таким представлял себе Билл Удхауз «главного красного»! Но тут же он увидел глаза этого человека, его твердый рот и тотчас же поверил в его мужество.

— Так этот молодчик все-таки добрался до Жерома! — воскликнул старший рабочий. — И ты, Франсуаза, сама привела его? Зачем?

— Кажется, он совсем невредный парень, — сказала, осторожно выбирая слова, румяная Франсуаза. — И кажется, ему в самом деле нужен Жером. Ну, вот я его и привела сюда к вам.

Несмотря на ранний час, Рой был уже совершенно одет и причесан, даже с обычной для него щеголеватостью. Он поймал Клэр в верхнем коридоре в тот момент, когда она собиралась будить мальчиков. Видно, он уже давно подстерегал ее здесь.

— Клэр, вы уезжаете?

— Да, — сказала удивленная Клэр.

— И надолго?

— Нет. Дня на два.

Рой собрался с духом.

— Клэр, что, если бы я поехал с вами? Я не помешаю вам. И я тоже немного знаю машину. Я мог бы помочь, если бы вдруг что-нибудь случилось.

— А что может случиться? — сказала Клэр, явно уклоняясь от прямого ответа.

— Ну, я не знаю. Какая-нибудь поломка, авария. На горной дороге это часто бывает. Я ведь тоже изучал машину, только до сих пор не любил возиться с этим делом: очень уж грязное.

— Да, я знаю, такую работу вы не любите, — кивнула Клэр.

— Нет, нет, это неправда, — с жаром принялся уверять Рой. — И вы, пожалуйста, пожалуйста, не думайте, Клэр, что я белоручка. Фэйни просто врет, когда изображает меня таким принцем. Я всегда с удовольствием…

Рой ужасно торопился. Он видел, кто Клэр смущена, почти испугана его просьбой. Еще немного настойчивости, и она сдастся.

— Но мы же не в горы едем. Мы поедем по равнине. И потом это по делу, — пробормотала Клэр. — Вот Мать обещала скоро устроить поездку к Голубым озерам. Тогда, пожалуйста…

— Да, да, понимаю, — перебил ее Рой. — Я знаю, что вы по делу. — Он, как игрок, решил поставить свой последний козырь. Ну и пусть. Игра того стоит! — Я знаю, вы едете развозить приглашения на митинг. Приглашения тем, кто был партизаном, франтирером. Знаю, что это народное собрание устраивают сторонники мира и бывшие партизаны, что ваши старшие тоже там что-то делают. И там, на этом собрании, будут говорить против войны, и отец вашего друга Кюньо будет выступать и рассказывать, как он был в России и что там видел. Видите, Клэр, мне все известно. Но я тоже ваш друг, Клэр. Очень преданный друг. Вы можете положиться на меня. Ну, конечно, я против, то есть я был бы против всего этого у нас, в Штатах. Но ради вас, Клэр, чтобы быть с вами…

Рой говорил быстро, нервно, каждая жилка в нем прыгала, трепетала. Действительно, это была его последняя ставка.

У Клэр вдруг свело гневом лицо. Даже губы у нее побелели.

— Так ты знаешь? Откуда узнал?! — она вдруг перешла на «ты» и так близко надвинулась на Роя, что у самых своих глаз он увидел ее узкие бешеные глаза и почувствовал ее дыхание. — Шпионил? Так, значит, Ксавье правду сказал, и вы все шпионы? Пожалуйста, знай, у нас будет собрание и мы все будем помогать, знай это и иди доноси, доносчик! — она схватила было его за рукав, но тотчас же брезгливо отбросила от себя.

И этот жест ее лучше всяких слов показал Рою, какая пропасть разделила его и Клэр, как безнадежны все его домогательства и как бесконечно далека от него эта смуглая, горячая, злая и все-таки прекрасная девочка. Он молча отступил от нее и продолжал пятиться по коридору, в который уже проникал мягкий и серенький утренний свет, а она все надвигалась повторяя:

— Шпионил, гадина, шпионил? Говори, сейчас же говори!

И тогда, чтобы сохранить хоть какое-то подобие достоинства, остатки, жалкие остатки мальчишеского самолюбия, он сказал:

— Мадемуазель, я не желаю даже отвечать на ваши обвинения, — и тут же юркнул, именно юркнул, в комнатку Лолоты, где еще спали его товарищи и Хомер.

Первым движением Клэр было броситься за ним, начать дубасить изо всей силы в эту дверь, закричать, поднять все Гнездо, открыть перед всеми, кого они здесь пригрели.

Как ей удалось удержаться, Клэр и сама не понимала. Но в следующее мгновение она уже мчалась в дальний конец коридора, где была комната Матери.

Спит Мать или встала? У Клэр так стучало сердце, что не давало слушать. Она нажала ручку двери и проскользнула в комнату. Сквозь ставни проступали горизонтальные полоски света, и часть постели Марселины была тоже полосатая.

— Спит, — прошептала Клэр.

Как ни тих был этот шепот, Мать его услышала.

— Кто тут? — сонно спросила она.

Легкая тень взобралась к ней на постель, приникла к уху.

— Мама, это я, Клэр. Вставайте, Мама, очень нужно…

— Ты еще не уехала, Клэр? А где же мальчики?

Марселина с трудом выбиралась, выкарабкивалась из сна. Ах, как над нею трунили за этот детский, непобедимый сон! Как трудно бывало ей проснуться даже в отряде, когда предстояла серьезная операция. «Сразу видно избалованную, в перинках воспитанную барышню», — подсмеивался над нею Александр.

Однако сейчас девочка у ее постели была так напряжена, так нетерпеливо ждала ее пробуждения, что Марселина пересилила себя.