Джерри утирает пот со лба и смотрит на меня, надеясь на поддержку. Однако я и бровью не веду.

— На этот раз ты прикрываешь не того индейца, Джерри, — продолжает Рувим. Глаза его пылают гневом. — И не надейся, что я позабуду, как ты притворялся, будто веришь нам. Твой дедуля от стыда бы сгорел, увидев, какой мразью ты стал.

Удар ниже пояса, и он достигает цели.

— В мире существует не только черное и белое, — мямлит полицейский. — Иногда ради большего блага приходится идти на компромисс.

— В моем мире серого нет, — отмахивается Рувим. — Поторчи здесь да подумай над этим.

— Верни меня обратно, — говорит Джерри. — О принципах поспорим, когда девочка будет в безопасности.

— Ага, — кивает псовый вожак, — она ведь важнее. Вполне ожидаемо от «яблока» вроде тебя.

Красный снаружи, белый внутри[14].

Глаза Джерри мгновенно вспыхивают яростью. Он замахивается на Рувима, но тот с легкостью уходит от удара. Полицейский теряет равновесие, и вожак псовых братцев придает ему дополнительный импульс, легонько толкая носком ботинка. Джерри вновь оказывается на заднице на песке.

Я ощущаю себя прескверно. Все это зашло слишком далеко. Но если бы Джерри знал то, что знаю я, возможно, он бы меня понял. Ведь я тоже забочусь о Сэди. И не собираюсь отступать из-за того, что Сэмми точит на меня зуб. И совершенно не намерен общаться с другими представителями закона.

Пока Джерри сидит на песке, Рувим тычет в него пальцем:

— Только черное и белое! Только правильно или неправильно! И никаких оттенков и компромиссов в нашем мире!

Полицейский поднимается на ноги. Против моих ожиданий, он не бросается снова на Рувима, но держится от него подальше. И опять отряхивает штаны. Гнев Джерри еще не остыл, но теперь он осторожен — похоже, до парня только сейчас дошло, что за яму он сам себе выкопал. Без нашей помощи ему отсюда не выбраться. И похоже, он не уверен, что мы позволим ему выбраться самостоятельно.

И все же он коп, и коп крутой — иначе никак, поскольку в резервации водятся и по-настоящему опасные типы, — и потому в конце концов напускает на себя храбрый вид.

— Здорово, наверно, быть таким уверенным в себе, — отзывается Джерри.

— Приходится, — отвечает Рувим. — Ведь я вождь племени. От ошибок я не застрахован, но стоит мне принять решение, и я обязан считать его верным. Обязан считать его единственным.

— Хм, завидую подобной роскоши. Мне-то за все приходится отвечать перед начальством.

— А я ответственен перед Женским советом. Но они мне доверяют. Стоит мне лишиться их доверия, и меня заменят в мгновение ока.

Их разговор начинает ходить по кругу, и я не знаю, как его остановить. Может, им и нужно выяснить отношения, однако сейчас для этого не время и не место.

Я собираюсь все это выложить, но вдруг замечаю, что Рувим уставился куда-то мне за спину. Он щурится, пытаясь что-то рассмотреть. Я оборачиваюсь и вижу вдали Калико и Сэди. Между нами висит марево раскаленной пустыни.

— Это что еще за чертовщина? — восклицает Рувим.

Здесь я с ним всецело солидарен.

— Кто это с твоей подружкой? — спрашивает Джерри, когда пара приближается.

Я не утруждаю себя ответом. А потом и вовсе не знаю, что говорить, потому что Сэди вдруг напускает на себя испуганный вид и, указывая на меня пальцем, кричит:

— Это он! Он меня изнасиловал!

По пути от мастерской к дому Эгги молчала. Стоило женщинам выйти наружу, и собаки разом поднялись и почетным эскортом двинулись вместе с ними, поднимая лапами фонтанчики пыли.

Лия остановилась на секундочку посреди двора, очарованная зрелищем красных холмов, словно уплывающих вдаль в плавном танце. Ее так и распирало от восторга, и она могла бы стоять и любоваться видом хоть все утро, но, увы, ее окликнула Мариса. Лия, вздрогнув от неожиданности, быстро нагнала подругу, и они вдвоем вошли следом за художницей в дом. Свора по обыкновению разлеглась на брусчатке перед кухонной дверью, за исключением рыжей псины, увязавшейся за людьми.

— Я приведу девочку, — произнесла старуха.

Она скрылась в небольшом коридорчике, оставив подруг восторгаться огромным количеством портретов майнаво, развешанных или прислоненных к стенам по пять-десять штук. Работы буквально излучали жизнь; яркие цвета и поразительные образы складывались в вереницы историй, хаотично переплетающихся и сталкивающихся друг с другом, и Лие хотелось записать их в той же восхитительной сумятице, в какой они и возникали в ее голове. Глядя на полотна Эгги, она нисколько не сомневалась, что это настоящие портреты. Так же как не сомневалась, что посредством нанесения красок на холст действительно можно призвать существ из иного мира.

Лия бросила взгляд на Марису и, продолжая неспешный осмотр, спросила:

— Почему ты не рассказала мне про Изабелл?

— Не мне о ней рассказывать, — отозвалась та.

— Но ты ведь считала, будто искусство Эгги обладает той же магией, разве нет? И мне кажется, раз уж мы проделали столь долгий путь из-за этого предположения, благополучно от меня утаенного, я тоже имею право знать!

Мариса криво усмехнулась.

— Но мои надежды не оправдались.

— Ну так расскажи мне…

Лия осеклась — вернулась Эгги, причем одна.

— Она ушла.

— Куда ушла? — не поняла Мариса.

— Откуда мне знать? — пожала плечами старуха. — Она трудный ребенок.

— Но кто она такая? — спросила Лия.

— Ее зовут Сэди. Мне о ней известно только то, что ее выкинул в пустыне собственный отец. Один мой друг нашел ее и привел сюда.

Лия вспомнила электронный адрес, сообщение с которого и позвало ее в путь, — [email protected]. Таковой вполне мог подразумевать «Сэди в Санто-дель-Вадо-Вьехо».

— Значит, это она прислала мне письмо, — заключила она.

— Вероятно. Я хотела расспросить ее.

Эгги подошла к штабелю картин у стены, вытащила одну и принесла ее гостьям.

— Она запросто могла сфотографировать эту работу на камеру ноутбука и отправить вам.

Лия принялась рассматривать портрет: изображенный на нем мужчина походил на состарившегося Джексона Коула даже больше, чем на прикрепленной к письму фотографии.

— И кто вам позировал? — спросила она.

— Мой друг Стив.

— А фамилия какая?

— Никогда не спрашивала, — пожала плечами Эгги.

— Значит, вы не близки?

— Этого я не говорила. Я только сказала, что не спрашивала. Для меня важно, кем человек является сейчас, а не кем он был когда-то. Я принимаю то, что мне говорят, и не требую большего.

Пожалуй, подобный альтруизм — редкая штука, подумалось Лие.

Она порылась в сумке и достала книгу «Горящее сердце. История Джексона Коула» — свою первую работу о группе. Полистав, отыскала отчетливую фотографию Коула.

— Не кажется ли вам, что ваш друг Стив мог бы выглядеть вот так лет сорок назад?

Старуха взглянула на снимок и пожала плечами.

— Как знать? Да это и неважно. Важно, что есть сейчас, а не сорок лет назад, — она вернула книгу. — А теперь посмотрим, получится ли отыскать девочку. Что скажешь, Руби?

Вопрос был обращен к рыжей собаке, которая, явно понимая хозяйку, навострила уши и двинулась к двери.

Лия и Мариса переглянулись.

— Руби, значит… — заговорила Лия. — Она и есть эта ваша… Ну, вы говорили…

— Майнаво?

Писательница кивнула.

— Они не мои майнаво, — ответила хозяйка. — И вам лучше спросить у самой Руби.

Псина повернула голову и уставилась на Лию своими темно-карими глазами, обезоруживающе светящимися умом.

— Э-э, может, как-нибудь в следующий раз, — промямлила женщина.

Эгги рассмеялась и открыла дверь. Какое-то время Руби не отрывала взгляда от Лии, затем последовала за старухой. Снаружи собака сразу возглавила процессию и повела компанию по извилистой тропинке меж кактусами и кустарником. Для своего возраста Эгги двигалась с поразительным проворством, Мариса шагала следом. А Лия держалась позади, пытаясь одновременно осматривать окрестности и не отставать от подруги и художницы.