Эссейл не ответил ей словами. Вместо этого он разделся, раскидав одежду по влажной напольной плитке.

Он был полностью возбужден, его член гордо выпирал из бедер.

– Ты нужна мне, – прорычал мужчина.

Отступая назад и освобождая пространство для Эссейла, она чувствовала тяжелый аромат в воздухе, запах его изумительного одеколона, который он носил в последнее время. Черт, аромат проник в ее нос, распространяясь по всему телу…

Он грубо притянул ее к себе, и его губы также не были нежными, сминая ее рот, доминируя, властвуя. Поцеловав его в ответ, она ощутила странный привкус, словно он совсем недавно пил вино? Он не был неприятным, просто… такое каберне она никогда не пробовала.

Когда Эссейл накрыл ее ладонью свой член, Сола начала поглаживать его… и он мгновенно кончил, выпуская горячие мощные струи на ее живот. Она на мгновение расстроилась из–за того, что он кончил так скоро, и для нее все завершилось, не успев начаться.

Как же она ошибалась.

Не успела она сообразить, как Эссейл подхватил ее, и Сола вцепилась в верхний край стеклянных стенок. Она удерживала себя на уровне его бедер, и Эссейл вошел в нее мощным толчком, проникновение послало по телу эротические разряды. И когда он начал двигаться в ней, она ощутила непривычное покалывание, словно по крови пробегали искры.

Так горячо. Мощно. Жестко. И он вцепился губами в ее груди, поочередно втягивая соски.

На задворках сознания мелькнула мысль, как это чудесно – что его волосы начали отрастать.

А потом она ни о чем не думала. Оргазм накрыл ее не легкой рябью… это было извержение, огромный огненный шар, который выжег ее изнутри, ощущения стерли все подчистую, оставляя лишь удовольствие. Спустя три толчка, Эссейл кончил вслед за ней, вжимаясь в ее бедра, наполняя ее.

Но он не остановился. Он продолжал поедать ее, скользнул губами от груди к шее, посасывая и прикусывая кожу. Она стиснула зубы, стараясь не проронить ни звука. Они не на втором этаже, наедине. Нет, он спустился за ней в подвал, словно не мог больше ждать.

По крайней мере, его кузены и Маркус готовили наверху, в кухне, а бабушка с раздражением наблюдала за тем, как мужчины стараются для нее.

Но все могло измениться в любую секунду.

– Я хочу больше, – выдохнул Эссейл ей на ухо. – Я хочу … от тебя больше.

Скользнув рукой к его затылку, Сола притянула его ближе.

– Тогда возьми. Возьми всю меня…

Резкая и острая вспышка удовольствия пронзила ее, и Сола вскрикнула, отпустив стенку, за которую держалась. Со скрипом ее рука заскользила по стеклу, и Сола сильней прижалась к Эссейлу, сплетаясь с ним руками, ногами, всем телом, когда она едва не упала из–за влажной кожи и неудобного положения.

Эссейл подхватил ее, выходя из ее тела, а потом поставил на пол, рядом с водостоком.

Сола рассмеялась. Не смогла сдержаться.

– Так, у нас случилось ДТП, – выдохнула она, посмотрев на Эссейла. – Хорошо, что я…

Она замолкла, когда поняла, что Эссейл не поддерживает ее веселье. А потом она прочла на его лице боль, темную и мучительную, и напряженность.

– Что случилось? – спросила Сола.

Тогда она и заметила красный оттенок воды у самого водостока. Черт. Ее месячные.

– Я не ранена, – воскликнула она. – Женские дни.

Он удерживал ее вертикально, а сам, казалось, едва стоял на ногах.

– Прости меня.

– За что? Это случается раз в месяц.

Эссейл просто покачал головой и прижал ее к себе.

– Мне очень… очень жаль.

Сола, закатив глаза, крепко обняла его.

– Я в полном порядке.

Он нежно потерся о ее шею, нежно целуя и опустив голову.

Они очень долго стояли в таком положении, и даже когда вода начала остывать, Эссейл, казалось, не хотел ее отпускать.

– Нам пора выходить, – сказала она ему. – Они спросят, где мы пропадали… и твои кузены наверняка догадаются.

Принимая решение за двоих, Сола выключила воду и вышла из кабинки. На вешалке было два полотенца, и она взяла оба, протягивая одно Эссейлу.

Сола могла поклясться, что его рука дрожала, когда он взял махровое полотно.

– Доктор Манелло сказал что–нибудь о твоем…

– Все прошло хорошо, – ответил он хрипло. – Я в порядке.

Эссейл отвернулся, чтобы вытереться, и Сола наблюдала, как мускулы перекатываются под гладкой кожей. Хотя прошло всего несколько дней, она могла поклясться, что он уже набирал мышечную массу… но, наверное, как и ее мысли относительно отрастающих волос, оптимизм в ней брал верх над внимательностью.

– Эссейл, что стряслось?

Он застыл, и словно поверженный, опустил голову.

– Я… просто я сожалею.

– Не понимаю, о чем. – Сола завернулась в полотенце. – Все ведь хорошо. У нас все в порядке. Я в порядке. Ты в порядке.

И произнося все это, она гадала, кого пытается убедить – его или себя.

С чего, черт возьми, он решил, что это могло сработать? – гадал Эссейл, выходя из душной ванной и поднимаясь на первый этаж.

Почему он решил, что сможет прожить с человеком до конца их дней?

Открывая дверь, ведущую в подвал, он прокашлялся, когда все присутствующие в кухне посмотрели на него.

– Марисоль сейчас поднимется. Прошу прощения. Я поскользнулся и упал в душе… в смысле, в ванной комнате.

Ложь прозвучала смехотворно даже для его ушей, и только бабушка Марисоль кивнула, словно такое вполне могло произойти. С другой стороны, она была склонна верить в непорочность своей внучки… и, по крайней мере, его кузены и Маркус не стали комментировать ситуацию.

Со спутанными мыслями, Эссейл направился к лестнице, ведущей в его спальню, и когда он добрался до второго этажа, то разделся и сразу зашел в уборную. Мысленно включив свет, он посмотрел в зеркало на свое отражение.

В потолочном свете он казался чистым злом, на лице залегли тени возле глубоко посаженных глаз, его тело все еще было не удовлетворено, несмотря на секс в душе с Марисоль, энергия от крови Избранной бурлила в венах.

Вялость, что всегда приходила после кормления, еще ждала его впереди, и он молил, чтобы эта заторможенность пришла поскорее.

В нынешнем состоянии он представлял опасность, будучи связанным мужчиной рядом со своей женщиной, который был не в состоянии полноценно взять ее.

И под этим он понимал не простой секс.

Уткнувшись лицом в руки, он скользнул языком по выступившим острым клыкам.

Он не собирался кусать Марисоль. Точнее… когда он сказал, что хочет большего, она ответила, что он может взять ее всю, не понимая точного контекста. Он взял ее вену с любовью, как отчаянно хотел сделать, но поступив таким образом…

…он надругался над ней.

Марисоль не представляла, о чем он просит. И потому он совершил непростительный поступок.

После того, как она соскользнула, разрывая контакт у ее горла, он мгновенно осознал, что сотворил в своей горячке после кормления. Незаметно зализав ранки, он пребывал в таком ужасе от своих действий, чтобы рассказать ей… и вот он стоит здесь, с дырой в животе и болью в сердце.

С чего он решил, что они смогут жить, не раскрывая ей всю правду? Боги… почему он решил, что все будет нормально? Во–первых, он проживет на несколько веков дольше Марисоль. Как он объяснит ей, когда она начнет стареть, а он – нет? Воистину, он будет выглядеть на свои тридцать почти всю жизнь и начнет стремительно стареть за десять лет до своей смерти… и то же самое будет с его кузенами.

А еще проблема с кормлением. Ему периодически придется брать вену вампирши… а будучи здоровым полноценным мужчиной, его всегда будет ждет такая реакция.

Он хотел Марисоль и никого больше. Поэтому он будет возвращаться к ней, как сегодня ночью, голодный, требовательный… и брать ее вену.

О, а что с дневным светом? Он мог прикидываться совой только до разумных пределов. Но что будет, когда времена года начнут сменять друг друга, и день увеличиться до четырнадцати часов? Шестнадцати? Как он поступит, когда одним погожим летним днем его женщина захочет отправиться на пикник? Как он справится с этим?