– Криминалисты. Как в старом сериале[100].

– Именно. – Детектив откинулся назад. – Полагаю, мы найдем много ваших отпечатков.

– Да, конечно. – Она взмахнула руками. – Я каталась на ней целый день. Или даже два.

– Я не виню вас. Это произведение искусства на колесах… или было таковым. – Последовала долгая пауза. – У вас есть причины полагать, что кто–то хотел смерти Стритера?

– Я была практически с ним не знакома. Поэтому не могу сказать.

– Мы поговорили с его девушкой. Она рассказала нам, что он занимался торговлей наркотиками.

– Ну, вот видите.

– Хм–м. – Детектив наклонился вперед. – Знаете, я много лет проработал в полицейском участке и в убойном отделе. Я имею в виду десятилетия. И у меня есть чутье.

– Могу представить.

– Кое–что мне кажется очень любопытным.

– Что именно?

Он пожал плечами и потянул ближе лацканы своего спортивного пиджака темно–серого цвета, и этот цвет, как она считала, не очень ему шел.

– Ну, оба ваши брата исчезают. Вы появляетесь в Колдвелле. И внезапно я нахожу трупы в разных местах. Две смерти в той же галерее в течение нескольких дней. И я вижу единственное реальное изменение в картине – это ваше появление.

Витория прижала руки к сердцу.

– Я женщина, детектив Де ла Круз. Откуда я родом, мы не способны на такие вещи – как вы можете намекать, что я могу кого–нибудь убить? Тем более охранника, который был намного больше меня.

– В него несколько раз стреляли в упор. Профессиональное исполнение. Оружие отлично уравнивает людей по высоте и весу. – Он сложил пальцы домиком. – Здесь, в Штатах, женщины равны мужчинам… по крайней мере, я отношусь к ним как таковым. Это означает, что они могут хорошо водить автомобиль, могут сами за себя постоять и жить нормальной насыщенной жизнью. Они также могут принять решение взять на себя сеть наркоторговли, устранить членов семьи и лишить жизни людей, которые задают слишком много вопросов или мешают на пути. Что скажете на это?

И какой картой крыть, подумала она. Было несколько вариантов.

Через мгновение Витория подняла подбородок.

– Детектив, я всегда во всем шла вам навстречу. И сейчас, пока мы разговариваем, ваши офицеры находятся в доме в Вест Пойнте, проверяют видеокамеры…

– А вот с этим небольшая загвоздка. Вы впустили их, это так, и мы признательны за это. Но оказалось, что камеры отключены, и довольно давно. Поэтому, если Вы считаете это шагом навстречу, то было бы предпочтительней, если бы нам было с чем работать.

Конечно, она все это знала. Это было первое, что она проверила, когда вернулась домой вчера вечером.

– И когда их отключили? – спросила она.

– Мы выясняем.

– Уверена, вы сообщите, если что–то обнаружите.

– Даю вам голову на отсечение.

Витория откинула назад свои длинные волосы и прижала руки к груди.

– Есть что–нибудь еще для меня?

– Не сейчас, нет. Но что–то говорит мне, что все впереди. И я никогда не ошибаюсь в подобных вещах.

– Всегда что–то бывает в первый раз, детектив. – Она поднялась на ноги. – Я также хочу, чтобы вы знали: я понимаю, что вы просто выполняете свою работу. Я не должна принимать это на личный счет, я и не буду. У вас нет подозреваемых ни в одной из этих смертей, ни для одной из них – иначе вы бы не стали бросать мне необоснованные обвинения. Моя совесть чиста. Мне не нужен адвокат. И Вы можете смело вызывать меня сюда, когда захотите.

– Значит, ты думаете, что свободны уйти, да?

– Вы делаете меня подозреваемой? Или... как Вы это называете... лицо, находящееся в оперативной разработке? – Когда последовала пауза, она улыбнулась ему. – Тогда я свободна, не так ли?

– Не возражаете, если мы снимем Ваши отпечатки пальцев перед вашим уходом?

Ей потребовалось все силы, чтобы не сузить глаза и не бросить на него уничтожающий взгляд.

– Конечно, нет, детектив. Если Вы дадите мне что–нибудь, чтобы вымыть руки после этого.

У Вишеса был план и времени в обрез, и он отправился в личные покои Девы–Летописецы, полностью вооруженный и с двумя пустыми двухлитровыми пластиковыми бутылками из–под «Маунтин Дью».

Видимо, весь день крутили «Спасенных Звонком», и Лэсситер использовал все средства, чтобы не уснуть в это время.

Ви проник в мраморные стены и направился прямо к фонтану. Да, он мог бы использовать пару серебряных кувшинов с водой из столовой. Или хрустальные цветочные вазы из гостиной второго этажа. Золотые урны из фойе.

Но, хэй, он прополоскал эти две баклажки в бильярдной, прежде чем отправиться в путь, и ему просто нужны были емкости для воды. Не было причин превращать это в какую–то церемонию.

Опустившись на колени, он отвинтил одну из зеленых крышек и погрузил открытую бутылку в воду. Бутыль успешно наполнялась, пузырьки устремлялись вверх по мере того, как поднимался уровень воды. Когда все было сделано, он достал бутылку, закрыл крышку и отложил в сторону.

Повторил процедуру.

План состоял в том, чтобы вернуть эту воду в особняк Братства и собрать конвейерную линию в подвале, в комнате, где он делал свои кинжалы. Избранные, согласившиеся закапывать святую воду в пули, чтобы потом он мог запечатать их свинцовыми наконечниками, несомненно, чувствовали бы себя более комфортно в Святилище, но его коробила сама мысль, что война вторгнется в это священное пространство…

Волосы на затылке зашевелились, словно кто–то погладил его.

Застыв, Ви положился на свои инстинкты… и понял, что за его спиной кто–то стоит.

И точно знал, кто именно это был.

Закрыв глаза, он покачал головой и осел, словно пораженный.

– Это ты. Не так ли? Она выбрала тебя.

Когда вторая бутылка закончила заполняться, он вытащил ее из фонтана и медленно обернулся.

Лэсситер, падший ангел, твердо стоял на белом мраморном полу. Все его тело светилось изнутри, и по обе стороны от его торса раскинулась великолепная пара радужных крыльев.

Светящийся, он был одним из самых красивых зрелищ, что Вишес когда–либо видел: впечатляющий, как горный хребет, захватывающий, как идеальный закат, безграничнее океана, выше небес.

Он выходил за рамки любых существующих норм, и Ви моргнул, не потому что его слепило от яркости, а потому что сигналы, которые зрительные нервы посылали в мозг, были слишком сильными, слишком многочисленными и резонансными.

Голос Лэсситера эхом разлетелся по всему Святилищу, хотя он не произнес вслух ни слова. «Я принес тебе приветствие от твоей мамэн. Поднимись и узнай, что ты благословлен в этой жизни, поскольку ты – ее сын, и ты – достойный».

Ви поднялся на ноги с желанием откреститься от подобных благословений, спасибо, но шли бы они лесом. Но потом он подумал о Джейн и задавил в себе гнев.

Тем не менее, он чувствовал, что должен был сказать:

– Я не верю в свою мать.

«Твоей веры не требуется».

По какой–то причине, его это беспокоило. Может, потому, что это означало, что кто–то другой управлял автобусом судьбы… будто он это раньше не понял.

– Она больше не существует. Ее нет.

«То, что не живет, умереть не может. Подобно времени, что окружает нас, и неважно, видишь ты его или нет».

Внезапно и против его воли, все дерьмо вышло на поверхность. Дерьмо, в котором он не хотел признаваться даже самому себе... гребаное дерьмо, которое беспокоило его с тех пор, как он пришел сюда и обнаружил тупое эмо–послание, которое она оставила для него, него одного.

– Почему не я? – услышал он себя. – Если я ее сын, почему она не заставила меня быть своим преемником?

Высшая степень нарциссизма – интересоваться о таком мимоходом. И признать это перед кем угодно, тем более перед Лэсситером, ради всего святого… Ви почувствовал себя кандидатом на серию оплеух, которыми приводят в себя истерических сучек.

Лэсситер протянул руку, но не коснулся Ви. Его пальцы застыли в двух дюймах от его грудной клетки.