Траш серьезно заглянула в прояснившиеся глаза эльфа, в которые вновь вернулась прежняя сила, ободряюще лизнула руку и с огромным уважением подумала, что он действительно очень силен. Настолько, что смог уйти сам. Без пинка. Тогда как прежде ей всегда приходилось волочь дураков на себе. А он справился, сумел удержаться, как-то смог перебороть эту странную магию и очень быстро пришел в себя.

— Таррэн? — вихрем налетел на эльфа взъерошенный Урантар. — Ты живой? Траш? А с Беликом что?!

— Я-то живой, — невесело улыбнулся эльф, отирая лицо рукавом. — И с Белкой все нормально. Сейчас это просто обморок. Узы я снял, и она больше не сорвется. Просто еще полдня проспит, пока не восстановится полностью, а потом придет в себя. Там сейчас бабка хозяйствует.

Урантар с непередаваемым облегчением перевел дух. Слава богам! Жива, не пострадала, спит себе, как миленькая, да еще под надежным присмотром.

— Ну, ты даешь, остроухий! — прерывисто выдохнул подошедший Адвик. — Носишься, как метеор! Даже я за тобой не успел!

За Адвиком стремительно подтянулись и остальные Гончие. Обступили, переглянулись, молча обменялись впечатлениями и предположениями. Вслух, как обычно, ничего не произнесли, но выражения их лиц были определенно странными. Шранк придирчиво оглядел мокрого, как мышь, остроухого, его влажные волосы, в беспорядке заброшенные за уши, нещадно перепачканную рубаху, слегка ошалелые глаза… и понимающе хмыкнул.

— Что, зацепило?

Таррэн хмуро покосился, но промолчал. Не говорить же, что секунду назад еле на ногах стоял?! Бабка оборонила, что близость к Белке сводит с ума, но это еще слабо сказано! По голове шарахнуло так, что до сих пор звенит! Уши как ватой заложены, в глазах разноцветные круги плавают, сердце колотиться, будто бешеное… а ведь я только пальцем коснулся!! Слегка, на секунду!! И то приложило — будь здоров! Пока они с Траш были едины, ЭТО еще не так действовало (кажется, хмера несколько ослабляла Белкину магию?), зато сейчас вдарило ОЧЕНЬ. Неудивительно, что ее неусыпно стерегут от таких вот, несдержанных типов! Неудивительно, что она так не любит чужого прикосновения! Еще бы миг…

Суровый Страж усмехнулся шире и ободряюще хлопнул Таррэна по плечу. Мол, все мы через это прошли. Все знаем, все понимаем, потом тихонько поржем, но сейчас в глаза тыкать не будем.

— Так, а ну, разошлись все!! — рявкнула от порога внезапно появившаяся бабка и грозно оглядела взволнованно гудящих Стражей. — Вон, пока я добрая! Живо!! Седой, разгони этот сброд, не то рассержусь!

Урантар спрятал улыбку и поднялся.

— Ладно, пошли в самом деле. Грета присмотрит: она Белика всегда выручает, потому что с нас, мужиков, проку тут никакого.

— Вот и я о том же! — повысила голос грозная бабка, уперев в бока сухие кулачки.

— Все-все, уже уходим.

— Поживее!!

Воевода хмыкнул и сделал Стражам незаметный знак. Мужчины повздыхали, покосились на дом, на фонтан, на опасно ощетинившуюся хмеру, что тоже предупреждающе оскалилась и всем видом показала: брысь отсюда! Правильно расценили выражение лица старой Греты и с мученическими физиономиями потащились обратно. Протестовать и настаивать ни на чем не стали, потому что прекрасно знали: если промедлить еще немного, вредная старуха оставит их не только без обеда, но и без ужина. А то и не на один день. Да еще приласкает так, что потом неделю носа на улицу не высунешь: вся Застава будет потешаться и гоготать так, что стены задрожат. Проверено. Много-много раз. Одно хорошо: рядом с ней Белка под хорошим присмотром. Грета и перевяжет, и поддержит, и будет ухаживать столько, сколько нужно, потому что души не чаяла в своей девочке. Растила ее, воспитывала, приглядывала, берегла, как родную. Да и теперь кого хошь пнет, если вдруг почует угрозу. Надежная бабка. Опытная. Не зря в Пределах больше полувека проторчала. И если уж кому доверять здоровье раненой Гончей, то только ей. Это бесспорно.

Урантар успокоено смежил веки и, наконец, вернулся к себе.

— Ну-ка, поди сюда, Хранитель! — требовательно остановила Таррэна воинственная старушка, едва площадь начала стремительно пустеть.

Темный эльф вяло удивился, но поскольку был просто не в состоянии спорить, то послушно развернулся и вопросительно посмотрел. Что не так? Что ей не нравится? Узы разорваны, Белка скоро придет в себя, рану он тоже нечаянно подлечил… неясно, как именно, потому что смотреть строго запретили, но на всякий случай силы влил, сколько сумел. Едва до дна себя не исчерпал. Иначе эта мерзкая слабость не мешалась бы ему до сих пор и не заставляла чувствовать себя новорожденным котенком.

Старая Грета смерила остроухого Хранителя придирчивым взглядом с ног до головы, странно пожевала губами, на изумленный взгляд Воеводы властно отмахнулась (мол, иди-иди, не торчи на виду!), внимательно проследила, пока Стражи не уберутся с глаз долой. Особенно зло цыкнула на замешкавшихся Гончих, а Адвику даже кулаком погрозила, чтобы не вздумал хитрить и подслушивать. Потом сама подошла к фонтану и осторожно присела на низкий бортик.

— Чего встал? Садись. В ногах правды нет.

Таррэн со вздохом опустился рядом.

— Ну? — испытующе взглянула на него старая Грета. — И как тебе удалось?

— Что именно?

— Как сдержался, спрашиваю?! — неожиданно разозлилась она. — Я за десять лет многое повидала. В том числе и то, с какими мордами вас надо выталкивать наружу, чтобы слюни не пускали возле постели! А ты САМ ушел! Хоть и зеленый, как твои глаза, но ушел!

Он отвел взгляд. Сдержаться-то сдержался, но с каким трудом! Стыдно вспомнить, но ведь и в самом деле едва сумел отдвинуться, потому что желание коснуться ее было действительно невыносимым. Нет, никакой пошлости, но хотя бы погладить, провести пальцами по щеке, снова ощутить удивительную нежность ее дивной кожу, вдохнуть ошеломительный запах волос, прижаться хоть на миг, попробовать вкус ее губ…

Таррэн вздрогнул и очнулся от наваждения: нет, я не причиню ей боли. Никогда больше. И не стану заставлять вспоминать тот проклятый день, когда ее наделили этой страшной силой. Я слишком хорошо помню ЕГО глаза и ЕГО голос, расписывающий ее ближайшее будущее. Слишком хорошо понимаю, что ей было уготовано: игрушка. Живая, послушная, красивая игрушка, способная сводить с ума одним только мимолетным взглядом. Совершенное оружие. Отточенный до бритвенной остроты клинок, который хорошо умел делать то, ради чего его создали — убивать. Без жалости, без сомнения, по одному приказу Хозяина и Господина, чьей воле она не смогла бы противиться. Страшное оружие, против которого нет спасения, и которое лишь чудом сумело уничтожить своего создателя. Я ВИДЕЛ это вчера. Я знаю. И буду помнить об этом до самой смерти.

Да, Белка права: ее рок — убивать мужчин. Силой своей, красотой, этой странной тягой, против которой невозможно устоять. Как сыр для глупых мышей в мышеловке, как аромат магии для тварей Проклятого Леса. И она это тоже знает, иначе не сидела в Пределах, как в большой тюрьме, не рвалась бы так к смерти, не рисковала бы собой, не горела бы в ее глазах эта обреченная ненависть. К себе ненависть! К такой жизни! К своему проклятому телу, от которого столько проблем! И я хорошо ее понимаю. Может быть, даже чересчур. И пускай это магия, пускай она и на меня действует, заставляя поступать так, как я не желаю, пускай это не настоящее, но… я поклялся. Жизнью своей поклялся и кровью, что не причиню ей боли. Никогда.

Бабка заинтересованно наклонила голову и вдруг хмыкнула.

— Надо же… а ты знаешь, КТО ее такой сделал?

— Да, — хрипло отозвался эльф, до боли сжав челюсти. — Она говорила.

— Сама сказала?! Тебе, Темному? — Грета поражено покачала головой. — Ну, мать моя… вот уж не думала, что дождусь! С другой стороны, ты пришел сюда с ней, живой и даже не поцарапанный…

Таррэн непроизвольно дернул щекой, где совсем недавно пламенели четыре уродливые раны, а потом неожиданно сообразил, что Белка по какой-то причине решила избавить его от страшного позора. Не дала возможности прослыть на всю Заставу похотливым самцом. Конечно: кто, как не она, мог знать, О ЧЕМ подумают Стражи, разглядев следы когтей на его красивом лице! И Седой тоже милосердно промолчал. Почему?