— Очень хорошо, — сказал робот.

Вытащив стальную рулетку, он быстро отошел от Моррисона на двести ярдов и остановился. Разматывая рулетку, робот ходил, прыгал и лазил по сторонам квадрата с Моррисоном в центре. Окончив обмер, он долго стоял неподвижно.

— Что ты делаешь? — спросил Моррисон.

— Глубинные фотографии участка, — ответил робот. Довольно трудное дело при таком освещении. Вы не могли бы подождать до утра?

— Нет!

— Ладно, придется повозиться, — сказал робот.

Он переходил с места на место, останавливался, снова шел, снова останавливался. По мере того как сумерки сгущались, глубинные фотографии требовали все большей и большей экспозиции. Робот вспотел бы, если бы только умел это делать.

— Все, — сказал он наконец. — С этим покончено. Вы дадите мне с собой образец?

— Вот он, — сказал Моррисон, взвесив в руке обломок золотоносной породы и протягивая его маркшейдеру. — Все?

— Абсолютно все, ответил робот. — Если не считать, конечно, того, что вы еще не предъявили мне Поисковый акт.

Моррисон растерянно заморгал:

— Чего не предъявил?

— Поисковый акт. Это официальный документ, свидетельствующий о том, что участок, на который вы претендуете, не содержит радиоактивных веществ до глубины в шестьдесят футов. Простая, но необходимая формальность.

— Я никогда о ней не слыхал, — сказал Моррисон.

— Ее сделали обязательным условием на прошлой неделе, объяснил маркшейдер. — У вас нет акта? Тогда, боюсь, ваша обычная неограниченная заявка недействительна.

— Что же мне делать?

— Вы можете, — сказал робот, — вместо нее оформить специальную ограниченную заявку. Для этого Поискового акта не требуется.

— А что это значит?

— Это значит, что через пятьсот лет все права переходят к властям Венеры.

— Ладно! — заорал Моррисон. — Хорошо! Прекрасно! Это все?

— Абсолютно все, ответил маркшейдер. — Я захвачу этот образец с собой и отдам его на срочный анализ и оценку. По нему и по глубинным фотографиям мы сможем вычислить стоимость вашего участка.

— Пришлите мне что-нибудь отбиться от волков, — сказал Моррисон. — И еды. И послушайте: я хочу «Особый старательский».

— Хорошо, сэр. Все это будет вам телепортировано, если ваша заявка окажется достаточно ценной, чтобы окупить расходы.

Робот влез в вихрь и исчез.

Время шло, и волки снова начали подбираться к Моррисону. Они огрызались, когда тот швырял в них камнями, но не отступали. Разинув пасти, высунув языки, они проползли оставшиеся несколько ярдов.

Вдруг волк, ползший впереди всех, взвыл и отскочил назад. Над его головой появился сверкающий вихрь, из которого упала винтовка, ударив его по передней лапе.

Волки пустились наутек. Из вихря упала еще одна винтовка, потом большой ящик с надписью «Гранаты. Обращаться осторожно», потом еще один ящик с надписью «Пустынный рацион К».

Моррисон ждал, вглядываясь в сверкающее устье вихря, который пронесся по небу и остановился неподалеку от него. Из вихря показалось большое круглое медное днище. Устье вихря стало расширяться, пропуская нижнюю часть огромного медного сосуда, которая становилась все шире и шире. Днище уже стояло на песке, а сосуд все рос вверх. Когда, наконец, он показался весь, в безбрежной пустыне стояла гигантская вычурная медная чаша для пунша. Вихрь поднялся и повис над ней.

Моррисон ждал. Его запекшееся горло саднило. Из вихря показалась тонкая струйка воды и полилась в чашу. Моррисон все еще не двигался.

А потом началось. Струйка превратилась в поток, рев которого разогнал всех коршунов и волков. Целый водопад низвергался из вихря в гигантскую чашу.

Моррисон, шатаясь, побрел к ней. «Надо было попросить флягу», — говорил он себе, охваченный страшной жаждой, ковыляя по песку к чаше. Но вот, наконец, он встал под «Особым старательским» — выше колокольни, больше дома, наполненным водой, что была дороже самой золотоносной породы. Он повернул кран у дна чаши. Вода смочила желтый песок и ручейками побежала вниз по дюне.

«Надо было еще заказать чашку или стакан», — подумал Моррисон, лежа на спине и ловя открытым ртом струю воды.

Эта история привиделась мне, наверно, в кошмарном сне. И, несмотря на всю ее смехотворность, я воспроизвожу ее с почти документальной точностью. Быть может, это всего лишь сценарий для повести или, чего доброго, целого романа, навеянный слишком пристальным вниманием к президентской гонке. Хотя кто на самом деле знает, чем определяется выбор американского народа и судьбы американских президентов.

Дукакис всегда знал, что первый день в Белом доме будет для него необычным. Но не мог даже предположить, насколько причудливым все окажется на самом деле.

Странности начались с того самого момента, когда он наконец остался один в Овальном Кабинете, опустился в огромное кресло и прикрыл глаза, буквально на мгновение, чтобы прочувствовать момент: мечта стала реальностью, вот он, президент, сидит в Овальном Кабинете…

— Господин президент, сэр?

Дукакис резко вскинул голову. Он попросил, чтобы его не беспокоили. Он так долго представлял, как останется один, в Овальном Кабинете, сядет в кресло, закроет глаза и прочувствует всю значимость произошедшего… Откуда взялся этот лысеющий тип, лет тридцати с небольшим, нетерпеливо наклонившийся к самому лицу?

— Господин президент?

— Ну что там еще? — спросил Дукакис. — Кто такой?

— Уоткинс, сэр, — ответил человек. — Сотрудник секретной службы.

— Хорошо, Уоткинс. Чем могу помочь?

Он даже не слышал, как этот тип вошел в комнату. Не иначе, носит туфли на резиновой подошве. Как открылась дверь, Дукакис тоже не слышал. С другой стороны, он дремал, чего и следовало ожидать от человека, которого только что избрали на самую высокую должность на планете, а может, и в Солнечной системе со всеми ее кометами и астероидами.

— Я знаю, сэр, что вы объявили сотрудникам с утра выходной, однако нового президента необходимо ввести в курс дел сразу же после его появления в Овальном Кабинете. Надеюсь, вы понимаете нашу спешку. Существуют чрезвычайно важные обстоятельства, о которых мало кому известно. В подробности не посвящен даже самый близкий круг советников и экспертов. Президент обязан знать все. Он держит в руках все нити и принимает окончательное решение. Конечно, ему требуется совет и одобрение Конгресса, но все-таки решать приходится только ему. Именно поэтому, сэр, я пришел, чтобы рассказать, а лучше показать вам самый большой секрет этой, а равно всех прошлых и будущих администраций.

Дукакис рассмеялся.

— Что же это за секрет? Уж не хотите ли вы познакомить меня с пришельцами?

Уоткинс неожиданно побледнел.

— С вами уже кто-то беседовал, сэр?

— Что ты болтаешь? — рассердился Дукакис. — Я пошутил.

— Пришельцы — это не шутка, — возразил Уоткинс. — Идемте со мной, сэр. Я отведу вас к ним.

— Не понял?

— Пришельцы, сэр. Я хочу вас с ними познакомить.

— В другой раз, — поморщился Дукакис. — Сейчас мне не до пришельцев. Кстати, через пятнадцать минут у меня встреча с президентом Нигерии.

Уоткинс изобразил на лице глубокую печаль.

— Я надеялся, сэр, что мы сделаем это немедленно.

— Как насчет следующего вторника, между десятью и одиннадцатью утра?

— Боюсь, сэр, что так долго они ждать не станут, — возразил Уоткинс.

Дукакис рассмеялся, но, заметив, что Уоткинс даже не улыбается, нахмурился и тоном, который можно было посчитать как шутливым, так и очень серьезным, произнес:

— А мне все равно, станут они ждать или нет.

— Боюсь, что не все равно, сэр, — покачал головой Уоткинс. — Вопрос действительно не терпит отлагательств. Пожалуйста, пойдемте со мной, мистер Дукакис, вам необходимо встретиться с некоторыми людьми. Полагаю, слово «люди» в данном случае подходит лучше всего.