Он зашел в табачную лавку. Миссис Тэйлор сидела за прилавком и читала детективный журнал. Прищурившись сквозь бифокальные очки, она воскликнула:
— Боже мой! Фрэнк Гиббс!
— Да, мэм. Можно мне две пачки «Лаки Страйк»?
Миссис Тэйлор продолжала рассматривать его:
— Ты вернулся насовсем, Фрэнк?
— Да, мэм. Думаю, я останусь.
— Ох, Фрэнк, мы так гордились тобой, большинство из нас. Мы читали все, что о тебе писали газеты. Подумать только, парень из нашего городка стал знаменитостью!
— Ну теперь все в прошлом, — сказал Гиббс. — Я не хочу говорить об этом.
— И я не виню тебя. Должно быть, тебе пришлось несладко. Но я всегда говорила, что ты необычный ребенок. Помнишь, я заступалась за тебя после смерти твоих родителей?
Гиббс едва улыбнулся:
— Да, конечно, миссис Тэйлор. Как дела у Дэнни?
— Дэнни погиб. В том большом сражении за Порт-Артур. Он ведь был рядовым солдатом.
— Мне очень жаль.
— Он погиб в настоящем сражении с настоящим оружием в руках. Генералы не старались защищать Дэнни.
— Можно мне сигареты?
Миссис Тэйлор вынула две пачки и рассеянно держала в руках.
— Ну, я думаю, каждый сделал все что мог. Я всегда заступалась за тебя, Фрэнк, ты должен помнить. Я не позволяла никому называть тебя уродом в моем присутствии. И не арестовали тебя в тот раз потому, что я встала за тебя горой. Ну и задал же ты тогда им перцу…
— Миссис Тэйлор, я очень устал. Можем мы поговорить в следующий раз, а сейчас…
— Фрэнк, — перебила его миссис Тэйлор, — как бы мне не хотелось просить тебя об этом в первый же день после твоего возвращения, но…
Гиббс протянул руку за сигаретами. Миссис Тэйлор неохотно отдала ему пачки и взяла пятьдесят центов.
— Пожалуйста, послушай меня, Фрэнк. Я прошу только потому, что вы с Дэнни были друзьями и я всегда заступалась за тебя. Они снова подняли налоги на мой крошечный участок за городом, и все это по вине Джо Уолша. Поговори с ним, Фрэнк, ты даже не должен угрожать, просто одно веское слово…
Гиббс поспешно вышел из лавки. Миссис Тэйлор сделала несколько шагов вслед за ним.
— Ну, может быть, потом, когда отдохнешь, — быстро добавила она. — Я знаю, ты не забудешь старых друзей. Фрэнк, а почему ты не носишь форму? На газетных фото ты такой красивый.
— Форма только для вида, — с горечью сказал Гиббс. — Я был не настоящий солдат.
Он перешел улицу к гостинице миссис Ганц.
В полутемном, похожем на пещеру уголке заведения Джо три завсегдатая и бармен столпились вокруг развернутого на стойке бара старого номера «Нью-Йорк таймс». Их внимание привлекал финансовый раздел.
— Ты и вправду считаешь, что он сможет? — спросил Дилижанс.
— Конечно сможет, — сказал Шустрила Эдди.
— Но захочет ли?
— А почему нет? — удивился Шустрила. — Мы его друзья или нет? Угостим его парой стаканчиков, вспомним школьные годы, потом подсунем список акций. Он посмотрит, так? Гиббс всегда по циферкам сходил с ума. А мы его друзья, правильно?
— Близкие друзья, — уточнил Вилли.
— А потом спросим у него, какие акции пойдут вверх. Все очень просто. Ему нужно будет сказать только пару слов: «Миннесота никель» или «Дакота ураний»?
— Или просто ткнуть пальцем, — добавил бармен. — Может вообще не говорить, если не хочет.
— Ничего он не будет делать, — упрямо сказал Вилли День.
— Всего-то пара минут его драгоценного времени, — сказал Шустрила. — Как, черт возьми, он посмеет сказать «нет»?
Джим Метис покачал головой:
— А вы точно уверены, что он разберется? Даже электрические мозги в Вашингтоне и Гарварде такое не могут.
— Они тоже могут, — заверил Томми Затычка.
— Если могут, тогда почему профессора не разбогатели? — спросил Метис. — Давай-ка объясни!
— Слушай, — вмешался бармен. — Фрэнк запросто передумает эти машины. Он уже делал это в начале войны, когда другие его способности еще не были раскрыты.
— Фрэнк не станет этого делать, — повторил Вилли День. — Сколько людей просили его о помощи, не меньше миллиона. Всем известно о его способностях.
— Но здесь-то его родной город, — возразил Шустрила. — А это все меняет. Он собрался здесь жить. Он желает, чтобы мы пели ему дифирамбы, вспоминая о его заслугах. Вот что он хочет. Вот почему вернулся.
День несогласно покачал головой:
— Фрэнку некуда больше идти. В этой стране он знаменитость номер один. Его не оставят в покое. Думаю, он хочет найти тишину и покой.
— В таком случае, его великий мозг просчитался, — сказал Метис.
— Пойдем отыщем его. — Шустрила сложил «Таймс». — Попытка не пытка.
— Возьмем с собой квинту виски, — предложил Стэн Дилижанс. — Он сделает глоток-другой — глядишь, и подобреет.
— Отличная мысль.
— Квинту самого лучшего, Джо.
— Кто платит?
— Это твой взнос. Мы ведь все в деле?
— Думаю, да, — согласился бармен и сунул бутылку в бумажный пакет. — Идешь, Вилли?
— Нет.
— Почему?
— Потому что вы, парни, явно спятили. Вот так просто подвалите к Фрэнку? Ой будет беда. Кому-то будет больно.
— Ты просто трусло, Вилли, — сказал Затычка.
Мария Ганц увидела Гиббса, когда тот поднимался по улице, и успела переодеться в свежевыглаженное ситцевое платье, причесаться и подкрасить губы.
Она распахнула перед ним входную дверь.
— Добро пожаловать, Фрэнк!
— Привет, Мария. Как дела?
— Прекрасно. Думаю, немного подросла с тех пор, как ты уехал.
— Да, подросла. Тогда ты была совсем еще девочка…
— А сейчас?
— Сейчас красавица. — Гиббс нервно кашлянул. — Твоя мать здесь?
— Она в больнице. Опять боли в животе.
— Мне очень жаль.
— Она держала твою комнату всю войну, как ты и просил. А я вытирала там пыль каждый день. В ней все осталось по-прежнему.
— Отлично, — сказал Гиббс. — Пожалуй, я поднимусь наверх…
Но он остался на месте. Мария наполовину загородила дверной проем, так что ему пришлось бы протискиваться мимо нее, чтобы войти внутрь.
— Простыни чистые, свежие, — сказала она. — И я убедилась, все на своих местах.
— Спасибо.
— Я знаю, как ты относишься к своим вещам. Я никому не разрешала их трогать.
— Хорошо, спасибо.
— Ты выглядишь усталым, Фрэнк. Ты должен немного развлечься. Сходить на танцы, и вообще.
— Хотела бы потанцевать со мной?
— Конечно хотела бы, Фрэнк.
— И тебе не будет… неуютно рядом со мной?
— Конечно нет, что за глупость!
Наступила неловкая пауза. Потом Мария спросила:
— Чем планируешь заняться, Фрэнки?
— Ничем особенным, — сказал Гиббс. — Хочу немного порисовать…
— Порисовать? Ты?
— Да, я. А что?
— Но, Фрэнк, ты же можешь зарабатывать миллионы!
— Я просто хочу немного порисовать.
— Ну да, можешь себе позволить, — согласилась Мария. — Наверняка же на войне хорошо платили. Могу поспорить, ты получал больше, чем генералы. И это справедливо — с учетом того, что ты сделал.
Гиббс неопределенно улыбнулся, протиснулся мимо нее в дверь и начал подниматься по лестнице.
— Фрэнк…
— Что, Мария?
— Не хочу докучать прямо сейчас, да и вообще не люблю просить…
— Может быть, позже? — Гиббс стал подниматься быстрее.
— Фрэнк, это насчет моей матери. Не думаю, что в больнице ее вылечат. И лечение очень дорогое! Невероятно дорогое.
— Доктора знают, что делают.
— Ты не вылечишь ее, Фрэнк?
Гиббс повернулся на лестнице:
— Я не могу.
— Знаю, можешь. Ты вылечил у матери опухоль тот раз. Она не должна была никому рассказывать, но я ее дочь…
— Я завязал! Все это в прошлом. Теперь я обычный человек и собираюсь стать художником.
— Фрэнк, ну пожалуйста, — взмолилась Мария, — тебе же достаточно щелкнуть пальцами.
— Как ты не понимаешь? Я не могу быть третейским судьей. Не могу выбирать. Если я дам одному, то должен дать всем. А я не могу дать всем. Когда-то я выполнял все, о чем меня просили. Но я устал быть не таким, как все. Теперь я принадлежу самому себе и просто хочу жить как остальные!
