Четверо поднялись и двинулись к причалу. Их шаги были едва слышны — неторопливые шаги смерти. Агамемнон вскочил и поспешил к ним.

Он вскарабкался на причал в тот момент, когда они спускались в лодку. Он узнал доктора Стрепсиада, Пилиада и двух солдат. Человек в лодке по-прежнему призывал их поскорее забираться на борт.

— Давайте, давайте, — нетерпеливо говорил он, — мне некогда с вами возиться. Думаете, вы единственные покойники, ожидающие транспортировки? Двигайтесь поскорее, забирайтесь на борт… А ты — нет, — заявил он приблизившемуся Агамемнону. — Тебе здесь делать нечего. Ты пока еще жив.

Агамемнон показал ему аметист.

— Мне необходимо попасть на борт. Ты ведь Харон, не так ли?

— Его сын, — сказал лодочник. — Один из его сыновей. Нас всех зовут Харонами. Для одинокого старика здесь слишком много работы. Слишком много даже для всей нашей бригады. Но мы делаем, что в наших силах. — Он вздохнул. — У тебя камень психопомп, поэтому, думаю, ты можешь взойти на борт. — Он повернулся к остальным: — Кто-нибудь догадался прихватить с собой деньги за проезд?

Покойники покачали головами.

— Это все случилось так неожиданно, — сказал доктор.

— Я поручусь за них, — сказал Агамемнон. — Я отдам тебе деньги, когда вернусь в мир живых, — в любое время, когда тебе будет угодно. Слово Агамемнона, царя царей.

— Надеюсь, что ты не забудешь своего обещания, — произнес Харон, — иначе, когда пробьет твой час, твоя тень останется здесь, на этом скорбном берегу.

— Сколько ты хочешь? — спросил Агамемнон.

— По одному оболу за каждого покойника и пять оболов за тебя, потому что ты живой и весишь больше. Поменяешь свою валюту на оболы и перечислишь оговоренную сумму в Инфернал Банк на имя Томаса Кука.

— Томас Кук, Инфернал Банк.

Агамемнон и остальные без суеты погрузились в лодку Харона. Она была узкой, с двумя рядами встроенных скамей вдоль бортов. Агамемнон и Пилиад сели на одну сторону, солдаты на другую. Доктор, после секундного колебания, пристроился на маленькой поперечной скамеечке напротив рулевого весла.

Харон отвязал швартовочный линь, оттолкнул лодку от причала и принялся аккуратно грести.

Они молчали, лодка беззвучно скользила по темным водам. Наконец Агамемнон поинтересовался:

— Долго нам плыть?

— Плыть нам ровно столько, сколько необходимо, — рассудительно ответил Харон. — Торопишься?

— Не то чтобы очень, — сказал Агамемнон. — Просто любопытно.

— Держи свое любопытство при себе, — сказал Харон. — Здесь, в Царстве мертвых, так же, впрочем, как и в мире живущих, каждый ответ порождает десять новых вопросов. Живые, спускающиеся сюда, вообще страшно любопытны. Я помню, как к нам приходил Геракл. Несмотря на то, что он страшно спешил, он засыпал меня вопросами, да еще и забрал с собой сторожевого Цербера, когда я отвлекся.

— Тем самым он совершил один из своих бессмертных подвигов, — сказал Агамемнон.

— Разумеется. Но что это ему дало? Когда он возвратился, царь Эврисфей нашел ему очередную работенку.

Рыжебородый, до этого мрачно молчавший, сказал:

— Послушай, Агамемнон! Какого черта ты меня убил? Тебе хоть немного стыдно?

— Это ты меня спрашиваешь? — поразился Агамемнон. — После того, как едва не убил меня?

— В этом не было ничего личного, — сказал рыжебородый. — Меня зовут Саллис, я командир телохранителей Эгисфа. Я получил приказ убить тебя. Я всего лишь выполнял приказ!

— А я защищал свою жизнь, — заметил Агамемнон.

— А, ладно. — Офицер махнул рукой. — Куда я еще мог попасть, как не сюда? Если не в этом году, так в следующем, или еще годом позже…

— Честно говоря, я тоже не ожидал, что все так выйдет, — сказал другой солдат. — Я Креонид. Моя служба на Эгисфа заканчивалась на этой неделе. Я собирался вернуться на свою маленькую ферму на Аргос, к жене и дочке…

— Хватит хныкать, — сказал доктор. — Меня зовут Стрепсиад. Я уважаемый доктор с Коса, острова, славящегося своими лекарями. Я прибыл в Микены из чисто гуманитарных соображений, чтобы помочь жертвам чумы, которых их товарищи вывезли из-под Трои. И как я вознагражден? Солдат-деревенщина убил меня, чтобы не оставлять свидетелей незаконной и аморальной расправы над собственным господином!

— Но я только выполнял приказы! — возразил Креонид. — Мой непосредственный начальник Саллис, который сейчас присутствует здесь, приказал мне сделать это.

— А я, — сказал Саллис, — выполнял приказы своего командира, благородного Эгисфа.

— Но это были аморальные приказы! — заявил Пилиад. — Эгисф предал своего царя, неужели не понятно!

— Даже если приказы и были аморальными — что с того? — взвился Саллис. — Ты предлагаешь обсуждать каждый приказ, полученный от вышестоящего, и взвешивать его на весах «морально — аморально»? Такая армия долго не протянет. Кстати, я слышал, ваша братия тоже неплохо порезвилась во время Троянской войны. Кажется, вы сожгли некий город и вырезали все его население?

— Мы несли возмездие за похищение Елены! — с жаром воскликнул Пилиад.

— А кем тебе приходилась Елена? — ядовито спросил Саллис. — Женой, сестрой, дочерью? Ни черта! Она — жена царя, причем даже не твоей страны, если только ты аргивянин, а не спартанец. И ведь леди, судя по всему, покинула Менелая и сбежала с Парисом по собственной воле. Так за что вы мстили?

— За наших павших товарищей! — выкрикнул Пилиад. — За Ахилла, нашего славного командира!

— Это просто смехотворно, — произнес Саллис. — Ваши товарищи отправились туда за трофеями, а Ахилл — за славой. Кроме того, он сделал свой выбор. Ему было предсказано, что он героически погибнет под Троей или проживет долгую бесславную жизнь, если останется дома. Ни к чему было умирать за бедного Ахилла! Он сам выбрал себе смерть.

Воцарилось молчание. Затем доктор Стрепсиад сказал:

— Морально и аморально — эти философские категории изменяются со временем. Кроме того, порой у людей не остается времени на размышления. Выбирать приходится немедленно, в суете и столпотворении, когда может быть сделан единственный выбор — из двух зол.

— Это и о вас тоже, доктор? — спросил Агамемнон. — Или вы единственный невинный страдалец среди нас?

Доктор Стрепсиад долго молчал. Наконец он сказал:

— Мои мотивы были не вполне моральными. Я признаюсь вам в этом, потому что все равно придется рассказать это загробному судии. Королева Клитемнестра прислала гонца в нашу школу медиков на Косе, умоляя нас помочь справиться с эпидемией чумы и пообещав за это солидную награду. Мне удалось купить в Микенах на вырученные деньги славный маленький домик для жены и детей, прежде чем я взошел на этот челн.

— Клитемнестра! — встрепенулся Агамемнон. — Проклятая сучка!

— Знаете, — сказал Стрепсиад, — в этой злосчастной истории она, в общем-то, права. Мы знаем из информированных источников, что вы принесли в жертву вашу дочь Ифигению.

— Есть еще одна версия, — сказал Агамемнон, — по которой богиня Артемида взяла Ифигению в Авлиду и сделала ее верховной жрицей Тавриды.

— Это версия, которая призвана сохранить вам лицо, — сказал Стрепсиад. — Она, несомненно, была инспирирована по политическим соображениям. В глубине души вы знаете, что принесли в жертву собственного ребенка.

Агамемнон вздохнул и ничего не ответил.

— И вы сделали не только это, — продолжал врач. — Когда Клитемнестра убьет вас, вы тем самым косвенно вовлечете своего сына Ореста в убийство матери, которое он совершит из мести за вас и с которого начнется его безумие.

— Но ведь этого еще не было! — запротестовал Агамемнон. — Мало ли что написано в мифах? Я не могу нести наказание еще и за то, чего даже не произошло! Харон, как ты думаешь?

Харон сказал:

— Мы, Хароны, занимаемся перевозом уже давно, получаем море информации отовсюду и уже отвыкли удивляться происходящему. Хотя и у нас порой возникают странные вопросы. — Харон сделал глоток вина из кожаной фляжки, лежавшей на дне лодки. — Зачем мы здесь? Какого черта я выполняю функции Харона, если это не доставляет мне никакого удовольствия? Наши истории не имеют ни начала, ни конца, а твоя — еще и середины. У тебя когда-либо за последние годы было время жить, не исполняя роль Агамемнона? Был ли ты хоть пять минут самим собой? Или ты всегда действовал, как того требовал твой персонаж?