Покосившись на меня словно на идиота, Ловец Душ, как назвал его давешний голубь Карлсон, втянулся в руку, без слов высказав все, что думает об этой затее.

Видимо, подобную мерзость даже тварь Бездны не сможет переварить.

— Что же ты такое? — пробормотал я, вновь доставая гладий.

Тварь, словно услышав меня, на миг замерла и перестала булькать. После чего оскалилась всеми уродливыми пастями разом.

— Ньярлот, — вдруг раздался прямо в голове шепот, оставляющий такое мерзкое липкое ощущение, словно тебя обмазали продуктом скрещивания протухшего неделю назад яйца и забытого на год в холодильнике йогурта. — Я пришло. Ты — добыча.

Ну, это мы еще посмотрим.

Рывком сокращаю дистанцию.

Пируэт ласточки.

Восприятие скачком замедляется. Тело стонет от нагрузки. За эту безумную ночь мне и так досталось не слабо.

Зарубаюсь в едва шевелящуюся тушу, словно миксер. Ошметки плоти и костей, вперемешку с дурно пахнущей слизью разлетаются во все стороны словно в пресловутом киношном слоу-мо. Восприятие начинает ускоряться. Продолжаю рубить, не забывая про тянущиеся конечности. Туша, словно огромный пластилиновый шар, выгнулась боками, грозя обхватить меня со всех сторон.

Отскакиваю назад.

Результат?

Нулевой. Отрубленные конечности и ошметки неспешно сползаются обратно к основному телу, прихватывая по дороге оставшиеся в комнате трупы.

Блядь.

Че делать?

Думай, глючная твоя коробка!

Вот только организм уже потихоньку подходит к своему пределу. Бой в портальном зале, забег по канализации, бойня в бандитском притоне, сражение с Ужасом… еще немного и реген откажет окончательно.

Само Копье на твари не работает, а его способки в откате.

Саси, сволочь, тоже бесполезен именно в тот момент, когда реально мог пригодиться.

Призыв Бездны… Это будет просто самоубийством — памятуя о том, как меня тряхануло просто от касания Копья, полноценный вызов Старушки сделает из моих мозгов хорошенько прожаренную яичницу-болтунью.

Пурген в откате.

Вот и получается, что остается только по старинке рубить тварь клинками, или попробовать подорвать гремучкой из сил Бездны и Граора.

Вот только не думаю, что из этого что-нибудь получится.

— Но должно же у тебя быть слабое место… — пробормотал я, переводя дыхание.

Помнится, в том самом ужастике тварь сжигали из огнеметов. Вот только где я тут такой возьму? Огненного мага среди знакомых тоже нет — только ледяной… Точно! Акроня! Эту хуету вполне можно попробовать заморозить!

Вот только с мелкой вампиршей нет способа связаться, а вернуться она должна только на рассвете к условленному месту, до той поры проводя воздушную разведку местности… Стоп! Что именно я ей задал? Полетать и посмотреть что где необычного творится!

Следовательно, достаточно устроить бучу поярче и погромче, и она должна прилететь посмотреть.

Ага. А также сюда стянется вся городская стража с батальоном боевых магов. Впрочем, это даже лучше — перегружу заботу об этом Ньярлоте на них. Не у одного же меня должна за всех голова болеть?

Теперь как бы его отсюда выманить, да что бы такое устроить…

Пока размышлял, тварь мне не особо мешала — была занята процессом самосборки и улучшения за счет оставшихся трупов. За тот десяток секунд, которые я потратил на обдумывание ситуации, Ньярлот вырос по массе раза в три и стал еще более омерзительным.

— Ладно, хрень ползучая, второй раунд, — пробормотал я, срываясь с места.

Подскочив к туше, вновь заработал клинками, но уже более экономно — мне нужно было всего лишь подразнить его, чтобы монстр стопроцентно пополз за мно…

Тварь!

Слегка зазевавшись, пропустил выпад одного из щупалец и оно впилось мне в левую руку.

За время путешествия я, наверно, познал все грани физической боли. И более-менее с нею свыкся.

Но вот вид того, как склизкое вонючее щупальце словно в замедленном покадровом показе обвивает родную конечность, а одежда и плоть в месте касания начинают оплывать, сливаясь с телом монстра в одно целое…

Ужас. Неконтролируемый животный ужас перед неминуемой и кошмарной смертью.

От осознания того, что через пару секунд я стану просто еще одним куском вонючего мутировавшего мяса, что-то в голове попросту перемкнуло. Будто лопнула давно натянутая до предела нить.

Мир остановился. Замер.

А где-то в глубине опустевшего, вымороженного ужасом рассудка со скрежетом приоткрылась дверь тесной темной клетки…

Четыре серые бетонные стены, пол и потолок.

Тусклая лампочка без плафона, раскачивающаяся на коротком шнуре.

Железный, привинченный к полу стол. И такой же стул — жесткий, холодный и максимально неудобный.

Руки, словно у опасного маньяка, были скованы наручниками, не слишком длинная цепь которых проходила через приваренное к столу кольцо.

Две небольшие черные камеры под потолком.

Напротив, через стол, стоял еще один стул, но уже более удобный, хоть и пластиковый. А за его спинкой монолитной преградой возвышалась тяжелая железная дверь.

Раздался резкий щелчок. Еще один. Дверь с протяжным скрипом не смазываемых еще с совковых времен петель медленно приоткрылась, пропуская в комнату высокого человека в полицейской форме. Как только он вошел, дверь вновь закрылась, отрезая помещение от внешнего мира.

Вальяжно присев напротив меня, мужчина положил на стол пухлую папку с торчащими промеж страниц язычками стикеров. Немного поелозил на стуле, после чего наконец посмотрел на меня.

И был этот взгляд совсем не добрым. Можно с уверенностью сказать, что данный человек меня сильно недолюбливает.

Впрочем, это уже было взаимно.

— Веселухин Андрей Федотович, — ровным голосом произнес человек, открывая папку с моей здоровенной фотографией на первой странице.

Фото я узнал — при выпуске из университета мы группой заказывали коллаж и оно было именно оттуда. Скорее всего, его просто скачали с сайта ВУЗа. Торжество лени в госорганах.

— Он самый, — кивнул я скорее для того, чтобы что-то сказать, чем подтвердить и так очевидное.

— В данный момент проживаете один по адресу…

— Может не будем занудствовать? — поморщился я. — Что мне шьют?

Мент поднял взгляд от папки и вновь смерил меня крайне неприязненным взглядом.

— Многое, — ответил он. — Очень многое. Вандализм, работорговлю, наркотики, массовые убийства, грабежи, изнасилования, терроризм… Потянешь на десяток пожизненных и три смертных казни.

Я с удивлением поднял брови.

— Извиняюсь за мой французский, но вы там, блядь, что, обкурились?

— Есть свидетели, есть улики, есть видеозаписи и твое чистосердечное признание, — с довольной улыбкой ответил мент. — Можно сказать, ты у нас занимаешь почетный титул «преступник века». На вот, наслаждайся… — он закрыл папку и подтолкнул в мою сторону. — А я пошел. Увы, Андрей Федотович, увы…

Когда я поднял взгляд от папки, мужика уже не было.

Но я ведь не слышал ни его шагов, ни звуков открывающейся двери! Да и вообще, на папку я отвлекся всего на секунду…

— Чертовщина какая-то, — пробормотал я.

Взгляд сам собой вернулся к папке.

И что делать?

Орать? Требовать пересмотра? Адвоката? Просить помилования? Доказательств?

— Да пошло оно все, — поморщился я собственным же мыслям и поднял взгляд на камеры. — Слышите? Идите в жопу!

Никто не прибежал меня бить или что-то доказывать. Все оставалось без изменений. Встать сам я не мог — держали прикованные наручниками к столу руки.

Вздохнул. Подтянул к себе документ и пробежался глазами по длиннющему буквенно-цифровому коду, вписанному в графу названия.

Открыл. Все та же фотография из выпускного альбома.

Выбритый, опрятно одетый, аккуратно подстриженный, с добрым взглядом и открытой улыбкой.

Невольно провел рукой по подбородку, заросшему колючей щетиной.