Как разучиться дышать за несколько секунд?

Очень легко. Мое тело накрывает жар стыда. Я боюсь пошевелиться, хотя должна сделать это как можно скорее. Или Ладони Максима у меня на животе сейчас оставят следы ожогов, а его опаляющие дыхание в мой затылок просто выбивает ощущение реальности. У меня за спиной груда каменных мышц, к которым я прижата так, что перехватывает дыхание.

Боже! Да я же прижата к Ольховскому практически голая!

Резко оборачиваюсь, прижав что есть силы платье к груди и прикрывая им все доступные чужому взгляду места своего тела.

— Вон отсюда! — шиплю на Максима не своим голосом.

И выражение его лица не выдает ни испуга, ни стыда, ни совести… Он просто спокойно кивает, и не проронив ни слова, исчезает из примерочной.

Я тут же скидываю платье к остальной куче неподошедших шмоток. Хочется скорее вернуться в свою обычную одежду. Снова почувствовать себя в комфортном и привычном. Не ощущать, как жутко горит тело и брыкается в груди сердце. Я не понимаю это чувство и от этого мне еще жарче. И настолько, что темнеет перед глазами.

В полуобморочном состоянии натягиваю на себя свою водолазку, сарафан, балетки, приглаживаю растрепавшиеся из пучка волосы и выскакиваю из примерочной, даже не взглянув на Ольховского.

Все. С меня этого представления достаточно.

Чуть ли не пролетаю через проходы между вешалок с дорогущей одеждой на выход из магазина.

Но стоит мне только сделать шаг за пределы бутика, как дорогу мне преграждает, естественно, Ольховский.

— Ты куда собралась? — удивляется он.

— Домой, — холодно бросаю я.

— Мы же ничего так и не выбрали.

— И не выберем. Это бесполезное занятие.

— Почему? — в глазах Максима неподдельное изумление.

— Потому что все бред. Наш уговор, выбор платьев — все! Ничего не получится! — со жгучим чувством разочарования демонстративно развожу руками. — Я никуда не поеду. Забей.

Хочу обойти, стоящего перед собой Ольховского, но он ловко отшагивает назад, снова преграждая широченным собой путь.

— Синичкина стой. Мы же вроде обо всем договорились…

— Я отдам тебе эти чертовы ответы просто так, и не пойдешь ты в свою армию, — выпаливаю не задумавшись.

Ну и пусть! Пусть подавиться этими билетами! Господи, ну почему так до сих пор горит кожа на моей талии?

— Ты не поняла, — Максим качает головой и удивленно хлопает ресницами. — Мы же договорились помочь друг другу.

— Чем ты мне можешь помочь? Посмотри на меня. Я неуклюжая, невзрачная, нелепая. Меня не спасут брендовые шмотки. Я не владею вкусом, не умею круто одеваться. Не могу чувствовать себя королевой как Майер. Потому что я не королева. Ты был прав. Я стремная, — последние слова срываются уже со слезами.

Соленый ком предательских першит в горле. Сцепившись с Максимом взглядом, я чувствую, что еще немного и разрыдаюсь прямо перед носом Ольховского. И мне уже как-то все равно… Я не понимаю этот клубок эмоций внутри себя же. Жарко. Холодно. Обидно.

— Я понял. — Максим неожиданно тяжело вздыхает. Растерянно проводит своей огромной пятерней по волосам, лохматя их. — Я тупанул. Мне не нужно было вот так с бухты-барахты тащиться с тобой в магазин. И да, ты права. Брендовое шмотье нас не выручит. Я тебе не помощник…

Во мне все окончательно летит в пропасть. Остается лишь захлебнуться в этом чувстве досады, стоя посреди ярких вывесок магазинов и в компании самого крутого парня университета. Класс…

— Спасибо, Максим, — шумно втягиваю воздух носом. У меня колет холодом где-то под ребрами. — Приятно было познакомиться. Я домой. Ответы пришлю по электронке. Пока.

Уверенно разворачиваюсь на выход, но Ольховский и не думает успокаиваться.

— Синичкина, ты умеешь вообще слушать, блин, до конца? — слышу возмущение у себя за спиной. — Я сказал, что конкретно «я», — Максим жестко акцентирует на этом слове, — тебе не помощник. Я ж не из этих голубо-радужных, кто сечет все по моде. А тебе просто нужен тот, кто шарит все в ваших женских штучках.

Усмехнувшись, я опять делаю поворот на сто восемьдесят, встречаясь с серьезным выражением лица Максима.

— Мне нужен друг гей? — саркастично приподнимаю брови.

— Боже упаси! Но я, кажется, догадываюсь, кто нас выручит.

Смотрю на Ольховского: широкая черная футболка, черные, неряшливо подкатанные джинсы и так же неряшливо перекинутая через плечо джинсовка — ну шалопай шалопаем, но его глаза опять полны какого-то бешеного оптимизма.

Я с безнадежным ощущением в груди, понимаю, что Максим неисправим. Упирается в свое и прет до упора. Впивается в меня своим желанием довести все до конца. Я чувствую себя растерянной, но почему-то до сих пор еще не ушла…

Максим делает ко мне шаг и лукаво улыбается во все белоснежные тридцать два.

— Я точно знаю, кто нам поможет. Она очень крутая, но тебе надо просто безоговорочно поехать со мной, — продолжая уверенно улыбаться, он протягивает мне свою раскрытую ладонь. — Едешь?

В машине Ольховского дорого-богато и одуряюще пахнет его парфюмом. Я сижу на пассажирском сиденье черного спорткара впереди как на иголках.

Я все-таки поехала. Поддалась своим низменным инстинктам. Пошла на поводу желанию увидеть лицо Майер и произвести впечатление на Алекса.

Вот только я понятия не имею, куда везет меня Максим. Он не озвучил наш маршрут, а лишь позвонил какой-то то Нине.

Кто такая Нина? Его знакомый стилист? Парикмахер? А если это бывшая девушка? Вдруг они просто остались в хороших отношениях, и сейчас Максим по старой дружбе хочет спросить ее совета…

От подобной мысли у меня неприятно скручивает желудок. Это будет полный позор… Ольховский же не станет подвергать меня такой унизительной процедуре?

Бросаю косой взгляд на Максима, который сосредоточенно наблюдает за дорогой. Его руки уверенно держат руль. Руки, на которых именно сейчас я могу рассмотреть татуировки, не спрятанные под курткой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это несколько абстрактных символов на смуглом рельефе правого предплечья и геометрические линии на внутренней стороне левой руки чуть выше запястья.

Я смотрю на черные узоры всего пару секунд, а меня опять сковывает подкатывающий к груди жар. Тот же, что и в примерочной…

Быстро прячу взгляд в свои колени, пока Максим не решил, что его татуировки могут быть мне интересны. Не хотелось бы даже из вежливости задавать вопросы о том, что значат эти символы. Зачем вообще их делают? Это же так не практично… А если надоест рисунок? Да и болячки всякие занести можно…

Снова кошусь на Ольховского. Нет. Ну на больного он непохож… Разве что немного. Потому что слишком загадочно улыбается и даже начинает негромко подпевать какой-то английской песни по радио, постукивая в ритм пальцами по рулю…

Хмыкаю про себя и опять увожу взгляд от Максима.

Мы так и едем под подпевание Ольховского мимо нот и его воодушевленно пританцовывания за рулем.

Дорога от торгового центра до загадочного пункта назначения длится всего минут десять. Машина тормозит возле одного из элитных жилых комплексов. Охраннику во въезд на территорию достаточно взглянуть на модный спорткар, как ворота сами и распахиваются, пропуская вовнутрь.

Значит, Ольховского здесь знают. Осталось понять: где это — здесь? Это его дом? Или он просто привез меня в салон красоты к какой-то Нине?

Я верчу головой, выглядывая в окна машины.

— Не кипишуй, — ухмыляется Максим заметив, как ерзаю на сиденье. — Сейчас все узнаешь.

Любопытство уже щекочет мне нервы. Пока мы выходим из машины, идем в подъезд, ждем лифт и едем на двадцатый этаж, я просто не прекращаю допрос: куда? Зачем? И кто такая Нина в конце концов? Но Максим с хитрой улыбкой просто отмалчиваемся.

Хочется прям треснуть его за подобное издательство. Но перед порогом квартиры решаю для себя безоговорочно: если Нина — его бывшая, то я выпишу Ольховскому подзатыльник прям сразу же.