— Тогда твое фото разлетится по универу, — выпаливаю я.

— Какое еще фото?

— Там, где ты очкастый и в брекетах Максимилиан.

— Откуда оно у тебя? — зрачки в карих радужках обалдело расширяются.

И я смело вру Максу, озаряясь торжествующей улыбкой на лице:

— Сфоткала в альбоме, пока была у Нины.

Максим тут же находит мой телефон, лежащий на тумбочке, взглядом, а потом переводит его на меня. Несколько мгновений мы смотрим друг на друга в упор. В глазах напротив вспыхивают пугающие огоньки азарта. Вот черт! Да он не посмеет! А через секунду мы оба срываемся с кровати и бросаемся к моему телефону на тумбе, сталкиваясь возле нее бок о бок.

— Не смей, Ольховский! — я успеваю перехватить свой гаджет первая.

Макс налетает на меня сзади, крепко обхватив руками со спины:

— Еще как посмею, Синичкина! Дай сюда.

— Лазить в чужих телефонах — это фу.

— Фу — это та фотка. Удаляй давай, — смешно пыхтит он мне в затылок.

И это невыносимо щекотно, что хочется еще…

— Ни за что, — качаю головой сквозь смех.

А Макс все сильнее прижимает меня к себе. Руками обвивает и сдавливает. Но в этом нет грубости. Я чувствую лишь мягкую силу, исходящий от лапищ, обнимающих меня. Чувствую, как хриплая усмешка Макса рассевается теплотой по моим волосам. Как замирает мое сердце под ребрами. Как немеют ноги…

В комнате я и он… и наше сумбурное дыхание. Почему когда Ольховский слишком близко, то меня слишком часто посещает желание грохнуться в обморок? Все перед глазами раздавливается и плывет…

Мне хочется расплавиться в прямо в его татуированных руках, но становлюсь до предела натянутой струной.

Я стискиваю зубы, просто заставляя дышать себя ровнее.

— Лесь, все нормально? — хрипит Макс мне куда-то за ухо.

Я все еще в его руках, прижимаю к груди свой телефон, который он, почему-то, уже и не пытается отобрать.

— Нет… Да, то есть… — судорожно выдыхаю из себя жар. — Я устала. День сегодня такой…

— Тогда я… домой? — сипло тянет Максим. И я даже не соображаю, он спрашивает или утверждает.

Я просто согласно и очень активно киваю. И тут же слабеет горячая хватка его рук…

Провожаю Макса до двери на ватных ногах. А между нами вяжется колючее молчание. Ольховский, не торопясь, бредет по коридору, рассматривая его совдеповский антураж. Мне одновременно хочется и поскорее остаться одной в своей квартире, и потряхивает от навязчивой мысли, чтобы Максим не уходил. Сжимаю кулаки так, что чувствую, как вдавливаются в ладонь ногти. Господи! Да о чем я только думаю!

— А ты здесь живешь одна? — неожиданно интересуется он, наклоняясь к своим кроссовкам на придверном коврике.

Пару секунд я тяну с ответом. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы Макс вдруг понял, чья я внучка… Потому что вся наша ситуация и без этого держится на грани какого-то абсурда.

Поэтому отвечаю сухо и односложно:

— Нет. Не одна.

— Ясно, — бурчит себе под нос Макс, натягивая на свою безмерную стопу уже второй кроссовок. Выпрямляется, одергивая край футболки, и просто изрешечивает меня взглядом карих глаз. — Я пошел.

Я снова не понимаю: он спрашивает? Но нервно прочищаю горло и произношу утвердительное:

— Ага.

Макс очень медленно, словно растягивая каждое свое движение, открывает дверь, делает за нее шаг и… Мамочки! Он замирает на пороге.

И мое сердцебиение и дыхание замирают то же.

— Лесь, — Максим резко оборачивается, а его потемневший взгляд устремляется уже не на меня, а куда-то в меня.

— Да… — а мне осталось просто считать секунду до того, как распрощаюсь со здравомыслием и сознанием. Еще никогда мое сердце так не помещалось в груди.

Макс кусает губы и проводит по своим волосам ладонью, взъерошивая уложенные в хаусе короткие пряди. А потом просто…

— Спокойной ночи, — это хриплое пожелание ударяет по мне ощутимым разочарованием.

Натянуто улыбнувшись, Макс исчезает за дверью, а я не дышу еще какое-то время…

Зажмуриваюсь. Вдох. Выдох. И меня пронзает мыслью.

Черт! Я же так и не сказала Максиму спасибо за этот перформанс с битой!

Стрелой мчусь в комнату и хватаю свой телефон. И он тут же сам оживает у меня в руках.

Сообщение от Анонима777:

«Забыл сказать, так что каюсь. Прическа — топ, макияж — огонь, платье — зачет. Да и ты сама, Синичкина, оказывается, ниче такая. Особенно ремешки… Особенно те, что на твоих ногах под платьем…»

Меня обваривает холодной волной. Опускаю взгляд на ноги и с моих губ срывается что-то на нецензурном.

Подол платья, зацепившись за один из ремешков под ним, вызывающе задран по самое неприличное, оголяя мою ногу почти до бедра.

Боже! Одергиваю платье и без сил падаю на кровать, закрыв лицо ладонями.

Сердце колотится, щеки щиплет стыд и руки дрожат… Я вся дрожу.

Меня затягивает в жуткое незнакомое чувство. Оно похоже на панику, но почему-то совсем не хочется от нее избавиться.

Лишь тонуть в ней дальше…

Что вообще со мной происходит?

В столовке шум-гам, звон вилок-ложек, а напротив меня с упоением уплетает борщик Антоха. А мне кусок в горло не лезет второй день подряд. И я только сейчас понял почему.

Сегодня понедельник, а я все еще где-то в той субботе.

В самой безумной субботе моей как бы и нескучной жизни. Меня как заклинило на том дне.

Зачем-то вылавливаю из него детали. Мелкие и незначительные: ее взгляд, смех, дыхание, — но прокручиваю и прокручиваю их в своей башке.

Еще прокручиваю в себе тот застилающий глаза взрыв адреналина и страха. Не за себя, а за нее.

Сообщение с просьбой вернуться ударило по мне молотом. Надеюсь, ни одна дорожная камера не засняла, как я пролетел обратно к ее дому через две сплошные. Я особо и не думал, доставая из-под сиденья биту. Достаточно было увидеть, как те двое окружили Лесю, чтобы захотеть разнести в хлам их черепушки.

И этот придурок, который врезал мне вчера, друг Синичкиной, значит? Я думал, ее друзья — это учебники, лекции и занудство, но вчера точно стало понятно, что просчитался.

Я просчитался с Олесей во всем.

После первой нашей встречи в подсобке создал ее образ, как типичной, забитой ботанички. А после того побега из парка, мне вообще показалось, что она еще и слегка неадекватная.

Но чем дольше я тусуюсь с Лесей, тем сильнее стирается этот образ, сменяясь на то, как машут ресницами голубые глаза, как разлетаются по острым плечам темные волосы, ее сладкий запах и эти чертовы ремешки…

Платье Олеси соблазнительно задралось, когда мы боролись за ее телефон. В тот момент мне стало плевать на какое-то там фото. Мое либидо оказалось чуть сильнее других чувств. Одного взгляда на черные тонкие линии, обвивающие стройную ножку… Все! Моя планка уехала куда-то под ширинку джинсов.

Мозг возмущенно орал: «Это же Синичкина!»

А тело млело: «Офигеть, вот это Синичкина…»

Домой мне пришлось ехать с включенными на всю басами, чтобы не думать… Не думать о…

Черт возьми! Да какого хрена я залипаю второй день подряд в мыслях не о пересдаче, а о Синичкиной?

Я даже отправил Лесе в чате свой номер телефона. А она не то что не прислала в ответ свой! Она промолчала весь вчерашний день. Ни одного сообщения ни на мой номер, ни в наш чат.

Поэтому опять нажимаю кнопку разблокировки телефона, лежащего на столе. И снова вижу пустой экран.

— Хватит тиранить мобильный, — цокает Антона. — Десятый раз на минуту. Ждешь звонка от президента?

— От Папы Римского, — язвлю я и раздраженно убираю телефон в карман джинсов.

— Ясно. Кто-то без настроения. Скушай печеньку, пока консультация не началась, — Тоха придвигает мне пачку «Юбилейного», а потом подозрительно сощурившись, рассматривает мое лицо. — А откуда эта красота? — указывает взглядом на мою все еще припухшую бровь.

Инстинктивно касаюсь пальцами синяка и морщусь. Что-то мне не хочется сегодня посвящать Антоху во все свои приключения. Так что без обид, друг…