Сейчас ему уже не терпится закончить интервью и отправиться домой. Он уверен, что не застанет там Стешу, зато Мели будет рада его возвращению.

Андрей раньше и подумать не мог, что его жизнь превратится в страшную тюрьму, единственной отрадой в которой станет маленькая девочка с отклонением в развитии. Но реальность именно такая, и ее пока невозможно изменить.

Он дочитывает скучнейший текст о теплотрассе, снова скользит взглядом по едва заметно улыбающейся ему стилистке. Глаза у нее голубые. Или это линзы? Наверное, линзы. Резко, будто из неоткуда, возникает давно забытый образ Оли Волошиной. Вот она сидит в их общей спальне у зеркала в золотой оправе и расчесывает свои длинные темные волосы. Андрей жадно упивается воспоминанием. Как он становится за ее спиной. Как любовно оглаживает ладонями ее оголенные плечи.

«Какая ты у меня красавица! Картины бы с тебя писать! Кстати, хорошая идея! Давай художнику закажем портрет? Ты будешь сидеть в кресле на фоне нашей гостиной в красивом платье. М-м-м, завтра же потребую от помощницы контакты самых лучших художников в нашем городе! Пусть рисуют! Твой портрет будет самым лучшим украшением моего дома!»

Он отводит взгляд от стилистки, с жадным отчаянием пытаясь воскресить в памяти такие желанные воспоминания о той, другой жизни, где центром его вселенной были Оля Волошина и их маленький сын.

«Надо будет купить для Мели подарок. Она ведь так ждет моего возвращения», – угрюмо отгоняет от себя прошлое Андрей.

Приезд журналистов, съемки – все проходит, как в тумане. Все же Соколовский решает немного задержаться. Он запирает дверь кабинета на ключ, угощает стилистку мартини и сладостями, а потом долго и с наслаждением имеет ее на своем рабочем столе и на рабочем кресле. Стилистка сначала немного смущается, но Андрей не дает ей увернуться от своей порочной жажды. Раздвигает ей ноги, и она сладострастно стонет. Андрей сдирает с нее блузку, приспускает чашечки кружевного бюстгальтера и сжимает пальцами тугие темные соски. С силой шлепает ее по округлой крепкой попке, разворачивает к себе спиной и проделывает с ней самые грязные вещи. Она уже не сопротивляется, просто поддается его напору. Растрепанная, с потекшим макияжем, чуть позже она молча приводит себя в порядок у небольшого зеркала.

– Поторопись! – Не желая задерживаться, Андрей постукивает пальцами по столешнице. Его жажда удовлетворена, девка ему больше не интересна. Вверх берет родительский инстинкт. Ему хочется купить для дочки подарок и поскорее услышать нотки радости в ее тоненьком голоске.

Стилистка наконец заканчивает оттирать потеки туши под глазами.

А дальше… дальше происходит то, чего Андрей ожидает меньше всего.

Дверь его личного кабинета слетает с петель. Кабинет заполняют люди с автоматами. Их лица скрыты черными масками. Гремят стулья, летят на пол папки с документацией, визжит его партнерша по сексу.

Двое людей в черных масках хватают Андрея за грудки, бьют его прикладом. Бьют по-настоящему, не давая прийти в себя от внезапного шока.

Задыхаясь от боли, он лихорадочно соображает, кто это может быть. Гости не имеют никаких опознавательных знаков, а значит, это не госпроверка. Никакой не ОМОН и не следственный комитет. Скорее всего, один из конкурентов Орловского в его новой гонке за власть.

«Что ж тебе не сидится у себя на даче, Орловский?» – в отчаянии размышляет Андрей.

В кабинет вальяжно входит мужчина, ролики с участием которого непрерывно крутят по всем каналам. Действительно, конкурент. Процветающий бизнесмен, меценат, который хочет заполучить ту же должность, что и тесть Андрея.

Увесистые удары прокатываются по телу очередной волной адской боли. Соколовский откашливается, хрипит. С некоторых пор у него стойкое отвращение к грубой силе. В последний раз его так били в тюрьме, причем по приказу самого Орловского. Он пытается понять, за что его бьют сейчас, но пока безуспешно.

– Слушай сюда, Соколовский. Ты гусь залетный, хочешь жить – просто собирай вещи и сваливай обратно к себе на юг. Тесть тебя больше покрывать не станет. Подпиши документ о том, что подаешь в отставку по собственному желанию, и будешь свободен.

Перед глазами плывут красные круги. Андрей не совсем понимает, что происходит. Хочет ли он жить? Конечно, хочет, хоть и никчемная у него жизнь. В памяти всплывает образ Оли Волошиной, их сына, маленькой Мели. Что будет с Мели, если его сейчас убьют?

Дрожащей рукой Андрей ставит подпись на каких-то документах. Потом все, как в тумане. Его снова бьют. Куда-то тянут, как тряпичную куклу. От боли и слабости у него нет сил на сопротивление…

Соколовский приходит в сознание, когда на город опускается ночь. В голову противно бьет тонкая трель мобильного телефона.

Вздрогнув, он осматривается по сторонам. Слева от себя он видит какую-то свалку и заброшенные постройки. Бомж роется в пакетах, с опаской посматривает в сторону лежащего неподвижно мужчины в дорогом костюме. Справа – бесчисленные каменные памятники, которые зловеще возвышаются над землей.

«Кладбище…» – мелькает догадка в больной голове, и по спине прокатывается ледяная волна страха.

Андрею удается сесть, и он нащупывает мобильник во внутреннем кармане пиджака. Тело ноет так, будто в него швыряли булыжниками.

– Пошел отсюда! – хрипло рычит на бездомного, и тот со страхом ковыляет в сторону.

– Андрей Максимович! Наконец-то! – слышится в трубке голос его секретаря. Она всхлипывает. – Я думала, они вас убили!

– Почти убили… – хрипит в трубку Соколовский.

– Они меня заставили зарегистрировать задним числом подписанный вами документ! Все ваши счета заблокировали… И… и вы новости не смотрели? – Снова надрывный всхлип.

Он озирается по сторонам. Ничего не видно. Только темнота вокруг непроглядная да могилы, и от этого животный страх ползет по спине холодными мурашками.

– Какие новости?

– Как – какие?! Тесть ваш сегодня в обед на машине разбился, когда возвращался на служебной машине после встречи с избирателями! Ничего не осталось от машины… Никто не выжил! Он, охрана, водитель – все погибли!

– Черт… Спасибо, что сообщили.

Соколовский выключает мобильник и несколько минут сидит на земле, пытаясь собраться с мыслями. Все понемногу встает на свои места. Орловский слишком поверил в свое всевластие, вот и результат. Андрею приказали убираться из города. Пощадили, надо же! Хоть и ободрали, как липку. Что ж, он умный, ему дважды повторять не надо.

Он нащупывает в кармане смятую пачку сигарет, прислоняется спиной к обвалившейся наполовину ограде и прикуривает.

Горький дым понемногу помогает восстановить логическую цепочку событий. Если арестовали счета, это плохо. Очень плохо.

Внезапно приходит озарение. На личной даче тесть хранил большую сумму денег. Андрей узнал о тайнике совершенно случайно, когда они со Стешей и дочкой остались у него на даче ночевать после банкета на широкую ногу. Это было год назад, в прошлый день рождения Орловского.

«Об этом месте, Андрюша, знать никому не надо. А тебе и Стеше меньше всего надо знать. Но раз уж ты случайно мой секрет разгадал, то тебе его и хранить. Если отсюда хоть что-то пропадет, головы тебе не сносить!» – икнув, бурчал очень-очень пьяный тесть.

Наутро тесть ничего не вспомнил. Или вспомнил… кто его знает?

Соколовский отбрасывает в сторону недокуренную сигарету и с трудом поднимается с земли. Покачиваясь, бредет вперед. Перед глазами пелена, в горле сухо, жутко хочется пить. Он стискивает зубы и упорно ковыляет туда, где мерцают редкие огни проезжающих по трассе автомобилей.

Через пятнадцать минут ему наконец удается добраться до трассы.

Он снова достает из кармана мобильник.

– Мама… привет, мама.

Слышится изумленный вопрос:

– Ты где, Андрюша?

– Ты за руль сможешь сесть? Мне надо, чтобы ты забрала меня из одного места.

– Откуда забрать?

– С того света, мам.

Он смотрит на вывеску на одном из столбов. Называет ориентир, мысленно молясь только об одном: чтобы мать была трезвой.