Соколовский потирает колючий подбородок. В его глазах мерцает нечто, похожее на раскаяние.

– Послушай… Я был дураком. Я очень сожалею, что все так вышло.

– Он мог умереть! – кричу в сердцах. Перед глазами снова плывут стены больницы. Маленький Артем, который не может дышать самостоятельно, и растерянный врач в холле…

«Мне сказали, что отец вашего малыша работает в администрации. Возможно, там помогут достать препарат?»

«Запомни: если наш сын умрет, виновата в этом будешь только ты одна! Пусть та ситуация, в которой ты оказалась, станет тебе уроком».

– Оля, я все понимаю! – врывается в мои воспоминания Андрей. – Но наш сын не умер, с ним все хорошо. Я хочу, чтобы ты разрешила мне принимать участие в его жизни. Разве это много?

Горло обжигает колючая досада.

– Он до сих пор вздрагивает по ночам от того, что ты в день своей свадьбы от него отказался!

– Я не мог иначе! Пойми же ты, не мог! Меня заставили написать отказ!

Я усмехаюсь.

– А сейчас, значит, можешь?

– Обстоятельства изменились. И чтобы не начинать новые суды, прошу тебя по-хорошему: разреши мне снова быть рядом с Артемом. Я много не прошу. Всего пара встреч в месяц. Я его родной отец, Оль. Я хочу все исправить. Люди меняются, пойми! Я тоже изменился…

Андрей накрывает мою руку своей, сжимает.

Я вдруг замечаю, что в ресторан входит та самая Громова. Она не одна, а со спутником.

Сердце летит вниз. Я надеюсь, что Громова меня не узнает или не заметит. Но тщетно я на это надеюсь. Такие, как она, никогда не упускают детали.

Ее взгляд останавливается на нашем столике только потому, что в этот поздний час ресторан пуст. В глазах удивление.

Громова что-то говорит своему высокому спутнику. Тот садится за свободный столик, а она идет к нам.

– Андрей Максимович, какая встреча! Вот уж не ожидала увидеть вас в этом городе! Примите мои соболезнования в связи с кончиной вашего тестя.

Ее насмешливый взгляд пронизывает до костей. Я понимаю: она меня узнала. И каким же глупым отныне кажется мой порыв вручить ей фотографию и потребовать, чтобы она не лезла в нашу с Олегом жизнь!

Особенно сейчас, когда она застукала меня посреди ночи с Андреем Соколовским!

– Спасибо, Света, – Соколовский раздраженно кивает. Да, он тоже ее знает. Боже, почему только я с ней все это время была не знакома?!

– Я, пожалуй, пойду, – выдыхаю напряженно и поднимаюсь из-за столика.

– Оля, подумай над моим предложением! – спохватывается Андрей. – Я на днях с тобой свяжусь.

– Это вряд ли, – качаю головой.

Я тороплюсь к выходу, мысленно умоляя только об одном: чтобы таксист не успел уехать.

Мне везет: он еще здесь.

– Я уже думал, что вы решили не возвращаться, – сообщает мне.

– Спасибо, что дождались. Я все оплачу. Только давайте скорее уедем! – умоляю его.

Такси отъезжает от красивой гостиницы. Все так же мерцает в темноте красотой фонтан, а я сижу на заднем сиденье ни жива ни мертва. Сжимаю в руках сумочку и понимаю, что первая битва со Светой Громовой проиграна. И теперь мне как можно скорее надо рассказать Олегу о том, что я виделась с Соколовским. До того, как об этом ему расскажет Света.

Такси останавливается возле моего подъезда. Торопливо расплачиваюсь с водителем, и сердце сжимается от нехорошего предчувствия.

И почему-то мне очень страшно возвращаться домой. Как будто… Как будто Олег уже в курсе того, что я виделась с Андреем.

Посматриваю на часы – полночь. В телефоне пропущенные вызовы от мужа. Надежда, что Олег еще возится с Прохоровым на месте пожарища, тает. Я теряюсь. В лифте нервно тереблю ручки своей сумочки. Как теперь объяснить Олегу, почему я не дома?

Стальные двери лифта распахиваются на этаже, и от страха сердце летит куда-то вниз. Олег стоит на лестничной клетке, скрестив руки на груди. Он мрачнее тучи. Пристальный взгляд пронизывает меня насквозь, заставляя сжаться в комок.

Я вдруг понимаю: он знает.

– Где ты была, Оля? – ледяным тоном спрашивает он вместо приветствия.

Останавливаюсь напротив него, обхватив плечи руками. Хочу что-то сказать, но не получается. Сердце колотится, кровь стучит в висках набатом.

– В глаза мне смотри! Или… совесть не позволяет?! – горько усмехается он.

Я со страхом смотрю на него. Куда подевался тот Олег, которого я так люблю? Мужчина, который всегда мне верил?.. Его взгляд – проницательный, прямой, леденящий. И от этого взгляда мороз по коже.

– Впрочем, можешь не говорить, – летит следом. – Мне уже все рассказали.

Несколько мгновений мы неотрывно смотрим друг на друга. Я хочу ему все объяснить, но почему-то не могу.

– Я только одного не понимаю: ты что, забыла, как мы тебя на глазах у всего подъезда у Соколовского отбивали? Забыла, сколько синяков было на твоем теле после вашего с ним тесного общения?! Как папе твоему «скорую» вызывали?! Все забывается, да?!

– Олег, я… да что ты говоришь такое?! – выкрикиваю наконец. Все, не могу больше! Прикрываю рот рукой, всхлипываю.

Толкаю его в грудь, распахиваю дверь квартиры.

Чувствую: он в ярости. Его ярость бурлит внутри, грозит выплеснуться наружу, и он сдерживается из последних сил.

Захожу в прихожую, сбрасываю туфли.

Правду говорят, что работа в органах накладывает определенный отпечаток на человека. Сейчас Олег проводит свой очередной допрос. Он не видит разницы между мной и теми людьми, с которыми приходится иметь дело по работе! Но я так не хочу! Не хочу допроса от человека, который имеет надо мной неограниченную власть, потому что я его люблю!

Дверь хлопает с такой силой, что в моих любимых французских окнах на кухне звенят стекла. Олег хватает меня за руку и разворачивает к себе лицом.

– Я спросил: где ты была, Оля?! Ты не ответила! Или думаешь, что твои слезы помогут скрыть измену?!

Я широко распахиваю мокрые от слез глаза. Кажется, мне не хватает воздуха. Олег продолжает сжимать мою руку, и от этого я чувствую дискомфорт.

– Измену?! – вырывается хриплое. – Это ты говоришь мне про измену?!

Пытаюсь вырваться, но Олег меня не отпускает. Притягивает к себе, сжимает руку еще сильнее.

– А как назвать твою ночную встречу с этим чудовищем?! – выдыхает он мне в лицо.

У меня перед глазами все темнеет от злости.

– Хочешь знать, где я была?! – кричу так громко, что на лестнице появляется сонный Матвей. – В гостиницу к твоей Свете ездила! Отдать вот это! И сказать, чтобы она не смела лезть в нашу семью!

Выхватываю из сумочки фотографию и визитку с золотистым тиснением и с размаху бью ими мужа по лицу. Не знаю, почему, просто… просто не могу спокойно переносить его давление на мою психику!

Олег вздрагивает, бледнеет.

– Очумела совсем, что ли, Оля?! – орет на меня.

– И нечего меня допрашивать, понял?! – кричу хрипло в ответ. – Особенно после того, как принес в дом эту фотографию, а потом к ней ездил, чтобы по телевизору интервью вместе дать! И вашу с ней свежую фотографию в сети я тоже видела! Там, где вы вместе!

– Мама! Мама! – слышу испуганный голос сына на лестнице.

– Папа, ну ты чего?! – вклинивается между нами Матвей. – Прекратите! Время видели?!

– Я ни к кому не ездил! Я работал! – отталкивая сына, наступает на меня Макаров, и я вдруг понимаю, что за спиной стена, что отступать больше некуда. – А вот ты каким образом оказалась в объятиях бывшего, а?! Что, старая любовь не ржавеет?!

– Да я случайно на него там наткнулась! Когда ждала твою Громову!

– Дождалась?!

Растерянно смотрю ему в глаза.

Качаю головой.

– Не получилось.

Внезапно чувствую дикую усталость.

Бросаю сумочку на комод и медленно иду к лестнице.

– Мам… Мой папа вернулся в город? – звенит посреди напряжения тревожный голосок Артема.