— Я еще только учусь, — буркнул я, немного смутившись от энтузиазма старого знакомого.

А тот тем временем продолжал:

— Доктор Слащев рассказал, что вы не только проводили еще такие операции, но и научили им ваших полковых врачей. Но этого мало! Надо писать статьи! Нужно делиться опытом со всей Россией — это же такое открытие!

— Я уже говорил, это не мое изобретение, я просто использовал шов, описанный в работах Алексиса Карреля.

— Вот и прекрасно, — Шевелев ни капли не смутился. — Он написал, вы попробовали. Теперь ваша очередь писать статью о практике, о сложностях, о решениях. Вы понимаете?

— Я напишу, — решил я. — Но при одном условии.

— Вы собираетесь ставить условия, когда на кону жизни? — нахмурился Шевелев, а вот Слащев успел получше меня узнать.

— Кажется, то, о чем хочет попросить Вячеслав Григорьевич, тоже поможет спасать жизни. Я прав?

Я кивнул.

Все верно, именно для спасения жизней мне и нужна помощь. И ведь сначала думал над чем-то сложным. Рассматривал варианты получения гепарина, чтобы избежать тромбоза при операциях. Учитывая, что его делают из внутренних органов крупного рогатого скота, это казалось не особо сложным, но… Точный способ я не помнил, а проводить сложные исследования в действующей армии — это явный тупик.

Дальше были идеи про выход на гормоны: тот же адреналин должны были открыть уже в этом десятилетии, а это очень важная возможность прибить излишне активные аллергические и воспалительные реакции. Очень полезно и опять же слишком сложно. Точно не для полевой лаборатории. А так, конечно бы, я не отказался и от дексаметазона при любом пулевом, и от пропофола, когда дойдет до операции. Увы, приходилось быть реалистом, но, к счастью, даже реалисты нынче что-то да могли.

— Вы же слышали про исследования Карла Ландштайнера про группы крови? — начал я. — Если мы сможем их выделить на практике, сделать запасы для переливаний, то сколько жизней сумеем спасти!

— Как выделять? — тут же деловито спросил Слащев.

— Для этого используют антигены, но нам их не выделить, так что… Почему бы не смешивать кровь между собой? — предложил я. — Когда мы выделим контрольные образцы, то по реакции с ними сможем приписывать любую новую кровь к той или иной группе.

— Долго, возможны ложные реакции, ну и крови много уйдет, — задумался Слащев.

— У доктора Вредена есть центрифуга Мишера, — обрубил все сомнения Шевелев. — Он сейчас все равно нуклеинами не занимается, так что я одолжу, и исследования можно будет сделать на приличном уровне. Тут вопрос в другом — как все это хранить.

Я не отвечал, пораженно замерев. Вот кто бы знал, что тут уже есть центрифуги — надо будет потом обязательно осмотреть ее, и если скорости хватит… У меня дух захватило от открывающихся возможностей. Это же сразу можно будет делать сепарирование крови: кровяные тельца отдельно, плазму отдельно. А плазма в свою очередь дает выход на восстановление иммунитета, лечение аутоиммунных заболеваний и той же сердечной недостаточности.

Сколько всего можно сделать!

— Доставайте центрифугу, будем пробовать, — я от воодушевления бахнул кулаком по стене. — А что касается хранения, видел я присланный кем-то из предводителей уездного дворянства вагон-рефрижератор. Его пока особо не используют, а нам для крови как раз пригодится. Там не так много и надо: плюс 2, плюс 6 градусов, и хватит.

— Если вам его дадут… — засомневался Шевелев.

— Дадут, — я в отличие от доктора не сомневался.

Если военными припасами в Маньчжурии полностью заведовал Куропаткин, и тут приходилось действовать осторожно, то вот насчет транспорта можно было договориться и с наместником. А Алексеев мне не откажет! По крайней мере, не когда я его главный инструмент и надежда для снятия блокады с Порт-Артура. Собственно, после госпиталя я и отправился к уже знакомому дому, где всего через два часа меня согласились принять.

Надоело бегать, но полковника ноги кормят.

— Не скажу, что рад вас видеть, Вячеслав Григорьевич, — поприветствовал меня Алексеев. — С нашей последней встречи вы стали гораздо менее полезным.

Не очень приятно, зато искренне.

— И тем не менее я буду принимать участие в новом походе, — возразил я вслух. — Причем именно мой полк должен будет проложить дорогу всему корпусу. Справлюсь — у других будет шанс, нет — считай, и всем остальным нечего будет делать.

— И чего вы хотите? — прищурился Алексеев, а потом неожиданно пошутил. — Снова шампанского?

— На этот раз кое-что гораздо более дорогое, — признался я. — Десять километров декавильки, несколько вагонов с паровозом, в том числе морозильный.

Декавилька — это одна из первых военно-полевых дорог. Чтобы проще представить, можно вспомнить рельсы из детских наборов, которые соединяются друг с другом и укладываются куда угодно без всякой насыпи — тут та же система. Впервые подобные дороги использовали еще в 1881 году, причем одновременно в России и Франции. У нас генерал Скобелев проложил ее для подвоза продовольствия и снарядов во время Ахал-Текинской кампании, ну а французы построили такую же в Тунисе. Причем возили не только экипировку, но и даже орудия.

— Во-первых, декавильки у нас нет, — наместник сплел руки перед собой.

— Есть! Я все проверил у интендантов лично, прежде чем прийти.

— Еще раз повторю: путей Поля Декавиля у нас нет, но есть их переработанная версия — военно-полевая дорога Тахтарева.

— Большая разница?

— Больше ширина, шпалы не деревянные, а железные, так что может держать больше нагрузки, почти 9 тонн. Очень наши артиллеристы просили.

— Так тем лучше, мне как раз должны еще дивизион мортир выдать, не придется ломать голову, как довезти до позиций.

Мои аппетиты разом подросли.

— Колея тахтаревки почти в два раза уже стандартной дороги, нужно будет переделывать вагоны.

— Переделаем! Как я сказал, нам не так много надо, возьмем что-то из застрявшего на запасных путях, до чего у интендантов руки не доходят. Нам еще и спасибо скажут.

— Не скажут и не отдадут.

— Это если я буду просить. А вам стоит только слово замолвить.

— Куропаткина не боитесь? Что зло затаит из-за того, что за его спиной дела ведете?

— А он меня и так не особо любит, — я пожал плечами. — А еще… Он сам военно-полевую дорогу строил в 1881-м, так что вряд ли он обидится. Скорее, наоборот, хоть какой-то общий язык найдем.

— Ладно, будут вам 10 километров дороги и вагоны, — Алексеев треснул рукой по столу. — Паровозы не обещаю, если что, лошадьми будете возить, но вот вагоны дам.

— А и справимся, — я заулыбался. — Японцы вон свои составы вообще китайцами таскают. Запрягут по сотне человек на вагон, и вперед.

— Словно бурлаки? — Алексеев задумался. Возможно, прикидывал, а не пустить ли в ход ту же грубую ручную силу хотя бы на перевалочных станциях. — Но вы меня не отвлекайте. Лучше расскажите, для чего вам вагоны нужны.

Я и рассказал. Про вагон для перевозки крови, про еще два для мортир — учитывая их вес, меньше никак не получалось. И, главное, про санитарный эшелон.

— Понимаете, — объяснял я, — очень много раненых у нас погибает, потому что их просто не успевают доставить с поля боя до операционной. А из тех, кого успевают, половине еще от тряски раны разбередят. Представьте, у человека ранение в живот, ему покой нужен, а его по кочкам трясут! А тут мы эшелон подгоним прямо к передовой! Грузим раненых на месте и максимально мягко и быстро улетаем в тыл! Еще и самые срочные раны можно будет перевязать прямо в процессе.

— Не делает так никто, — наместник почесал подбородок.

— Так тем больше чести для России, что мы первые начнем. Разве нет?

Я протянул ладонь, предлагая закрепить сделку, и наместник через мгновение сжал ее своей огромной медвежьей лапой. Вот и договорились! Осталась самая малость: успеть все подготовить, собрать разрозненные детали в единый план да сделать так, чтобы ни японцы, ни свои не смогли мне помешать.