ЛГУНЪ

— Считаешь, что это невозможно? — продолжал Фокус. — Как я тебе могу доказать, что я не враг и хочу помочь тебе?

Снова подул ветер и весь мусор будто прилип к стене, выделяя первую надпись.

— Нет, так не пойдёт. А если я не… — не успел странный человек договорить, как весь острый мусор, который был в доме, поднялся воздух и повис облаком вокруг него.

От такого поворота хозяева бросились бежать. К их счастью, недобрая сущность, владеющая этим домом, не обратила на это никакого внимания.

— Нет-нет-нет, — спокойно качал головой Фокус. — Так не пойдёт. Пойми, что я тебе не враг, домовой. Жаль, что у тебя нет имени, значит, мне придётся его дать, — он щёлкнул пальцами — и облако мусора рассыпалось. — Гм… можешь и сам выбрать.

Несколько секунд молчания и всё такая же надпись на стене.

— Ну, серьёзно, — тяжело вздохнул человек. — Я, правда, хочу тебе помочь. Тут никогда не будет хозяев, пока ты будешь так себя вести. Я тебе предлагаю место, где ты сможешь не скрываться от людей. Тебя там смогут все видеть и разговаривать с тобой, все будут знать, что ты домовой. Я дам тебе возможность стать вполне материальным существом. Ты сможешь разговаривать и менять форму. Ты сам выберешь себе тело. Что мне сделать, чтобы ты поверил?

Тишина. Больше ничего не двигалось.

— Ладно, — вздохнул Фокус и уставился вникуда, потирая руки и шепча что-то.

В воздухе начало появляться нечто, напоминающее туман, но оно было живым и, казалось, могло двигаться по собственной воле. Живой туман, медленно сгущаясь, висел в комнате несколько секунд, пока не осознал, что произошло. Он сгрудился в одно плотное облако, начал приобретать желтоватый оттенок и, как пластилин, менять форму. Тот, кто назвал себя волшебником, спокойно наблюдал за всем этим. Спустя минуту перед ним стоял грозный рычащий лев. Ещё мгновение — и зверь бросился на человека, но по щелчку пальцев гигантский хищник растаял в сантиметре от цели.

— Ты всё ещё хочешь меня убить? — Фокус снова задал вопрос в пустоту. — Думаю, теперь ты понимаешь, что я не лгу. Что мне ещё сделать, чтобы ты перестал считать меня врагом?

Подул ветер, который уже не поднял в воздух ни одной пылинки. Он подтолкнул волшебника к боковой стене и развернул его так, чтобы тот увидел пентаграмму, выжженную на открытой деревянной начинке стены.

— Это, значит, тебе не нравится? — удивился Фокус.

Он осмотрелся. Такие знаки можно было рассмотреть везде, где только было открытое дерево, составляющее каркас строения.

— Ого! Хорошенько тебя пытались выгнать. Может, и не все были шарлатанами, — прокомментировал волшебник. — Но на деле они только замуровали тут. Понятно, почему ты такой злой. Хорошо, давай я тебя освобожу, а ты после отправишься со мной. Согласен?

Подул лёгкий ветерок, в котором можно было расслышать слова:

— Пойду… не хочу быть один… опять…

— Интересно, этот чудак ещё там? — спросила фермерша у мужа, после трёх часов работы в поле.

— Конечно, нет, — фыркнул мужчина. — Он либо сбежал, либо это нечто его убило. Если так, то скажем, что мы его отговаривали, он сам пошёл.

Работа продолжалась ещё минут десять, пока из особняка, который был прекрасно виден с поля, не вышла фигура.

— Эй, вы там! — закричала она.

Фермеры бросились туда, забыв про сено для своего стада коров.

Весёлый до похода в этот проклятый дом чудак выглядел очень изнурённым, но вполне живым.

— Заставил же он меня попотеть, — тяжело вздохнул он, когда подбежали хозяева дома. — Мне вообще подобной магией нельзя пользоваться.

Люди смотрели на Фокуса с неописуемым удивлением и интересом. Глубоко вздохнув, он продолжал:

— В общем, вашу, как вы говорили, сущность, я забираю с собой. Денег мне не надо. Мне его хватит. Эй, выходи, — крикнул он входной двери. — Попрощайся с теми, кому ты спокойно жить не давал.

Дверь скрипнула, на пороге появился мальчик лет двенадцать.

— Холопы, — надув губы, бросил он фермерам и… как призрак, исчез в черепке от старинной вазы, лежащем у порога.

— Это что, призрак?! — всплеснула рука женщина.

— Да нет, — сам Фокус был, казалось, удивлён тому, что произошло. — Обычный обиженный на жизнь и хозяев домовой. Сам не знаю, почему он решил вам показаться в облике человека. В любом случае, дому, где будут жить туристы, домовой будет только мешать, а мне пригодиться.

После этих слов он щёлкнул пальцами — и осколок, в котором исчез мальчишка, сам прилетел ему в руку.

— В дороге подумаем, как тебя назвать…

Что такое волшебство и существует ли оно в нашем мире? Этим вопросам я задавалась с детства. Когда мне было лет двенадцать, ответ казался очевидным: нет. Но теперь я сомневаюсь. Хотя… не в моём положении спорить, но почему-то теперь, спустя четыре года, мне уже кажется, что оно существует, оно живёт вокруг нас незаметное, неощущаемое, неосязаемое…

Спросите: почему я подняла эту тему? Просто потому что в каком-то смысле я пострадала из-за него. Стоило разок поверить в магию и ощутить себя настоящей волшебницей, как я оказалась там, где я сейчас, сежу перед окном, закрытым стальными решётками и москитной сеткой, и жадно глотаю свежий воздух, потому что в помещении дышать невозможно.

Оглядываться не хочется, ведь я знаю, что там увижу: всё те же тошнотворно-жёлтые стены, строгих медсестёр в белых халатах и не всегда адекватных пациентов, одной из которых являюсь и я сейчас. Стоило одни раз по-настоящему поверить — и я здесь! Неужели вера — это преступление?!

Мне уже всё равно, не думаю, что меня когда-нибудь отсюда выпустят… по крайней мере, не выпустят в ближайшее время. Ладно, не буду жаловаться на то, что здесь плохо. Если вера — это преступление, то я это заслужила.

Меня зовут Силестия Лигмер. Почему такое странное имя? В общем-то, я сама не знаю. До пяти лет я жила в детском доме, не помня родителей. Там старая воспитательница, которая помнила, как попали в это место многие дети, рассказала мне, что меня нашли на пороге приюта ещё совсем маленькую, в коляске и со странной запиской, где было указано мои имя, фамилия и дата рождения. Мне потом даже показывали эту бумагу, хотя… возможно, это была только красивая история, а доказательство — подделка. В начале, конечно, я верила, а, когда повзрослела, меня часто начинал одолевать скептицизм, уже слишком эта история на сказку похожа. Разве нет?

В пять лет меня удочерили. Сказать, что я сильно была этому рада, значит, ничего не сказать. Я была просто в восторге! Наконец я кому-то была нужна! Но потом оказалось, что это не так уж радостно. Я попала к молодой бездетной паре. Вначале они, казалось, любили меня, как собственную дочь, а потом… да, потом я поняла, что нужна была им только ради денег от государства. Она не удочерили меня по-настоящему, а только оформили опекунство. И, как говорила потом моя приёмная мать, «промучились» со мной два года, а потом скинули бабушке, то есть своей матери.

С ней было проще, она очень хотела внуков. И меня, пусть даже не родную, приняла, как свою. Там я действительно была нужна и наконец зажила жизнью нормального ребёнка. Помню, как бабушка, ставшая уже мне по-настоящему родной, ласково называла меня Лесточка, а иногда Ласточка, на что я отвечала ей тоже уменьшительно-ласкательным прозвищем Бабулечка. Её всегда это смешило.

С первого класса я пыталась хорошо учиться, чтобы порадовать её. Казалась, она всё понимала, даже не ругала, если случайно в череде десяток попадалась одна пятёрка или шестёрка. «Ничего, — говорила она, — это просто цифры на бумаге. Я же знаю, какая ты у меня умная. Твои учителя просто этого не заметили. Вот вырастешь и станешь врачом, тогда они поймут, кому плохие оценки ставили». Меня всегда это успокаивало, и я снова садилась за уроки, стараясь ничего не пропустить и как можно лучшей понять материал, ведь в глубине души всё ещё оставался тот страх перед детским домом и тем, что меня могут туда вернуть, если я не оправдаю чьих-то ожиданий.