Там терпеливо стоял Луговой и курил сигару. Не прошло и десяти секунд, как двери лифта неслышно раскрылись, и Луговой вошел в кабину. Было ровно двенадцать. Суворов заметил, что каждые двенадцать часов психолог покидал лабораторию и возвращался двадцать-тридцать минут спустя.

Суворов направился в комнату с мониторами. Здесь два сотрудника Лугового внимательно наблюдали за ритмами мозга президента и его жизненными показателями. Один из них посмотрел на Суворова и кивнул, чуть улыбаясь.

— Все нормально? — спросил Суворов, завязывая разговор.

— Как прима-балерина на первом выступлении, — ответил техник.

Суворов подошел и посмотрел на телевизионные мониторы.

— А что с другими? — спросил он, показывая на лежащих в коконах Марголина, Ларимера и Морана.

— Они на успокоительных и усиленном внутривенном питании концентрированным белком и углеводами.

— Пока не начнется их программирование, — закончил Суворов.

— Не знаю. Спросите доктора Лугового.

Суворов увидел на экране, как один из лаборантов открыл кокон Ларимера и вонзил сенатору в руку иглу шприца.

— Что он делает? — спросил Суворов.

Техник поднял голову.

— Каждые восемь часов мы должны вводить успокоительное, чтобы субъект не очнулся.

— Понятно, — тихо сказал Суворов. В его сознании вдруг возник ясный план бегства. И на душе стало хорошо, впервые за много дней. Чтобы отметить это, он вернулся в столовую и откупорил еще одну бутылку портвейна. Потом достал из кармана маленькую записную книжку и принялся быстро писать.

Глава 34

Оскар Лукас оставил машину на стоянке для ВИП-посетителей у Военного госпиталя Уолтера Рида и торопливо зашел через боковой вход. Пройдя по лабиринту коридоров, он наконец остановился у двустворчатой двери, которую караулил сержант морской пехоты. Лицо у него было торжественное, как на горе Рашмор.[16]

Сержант тщательно проверил его удостоверение и направил в то крыло больницы, где делали особо важные и тайные вскрытия. Лукас быстро отыскал дверь с надписью „Лаборатория. Посторонним вход воспрещен“ и вошел.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — сказал он.

— Нет, Оскар, — ответил Алан Мерсье. — Я сам вошел минуту назад.

Лукас кивнул и осмотрел комнату со стеклянными стенами.

Кроме него, присутствовали пять человек: генерал Меткалф, Сэм Эммет, Мартин Броган, Мерсье и невысокий, широкогрудый человек в очках без оправы — полковник Томас Торнберг, который занимал должность со сложным названием „начальник отделения судебной и клинической патологии“.

— Теперь, когда все собрались, — необычно высоким голосом сказал полковник Торнберг, — я покажу вам, господа, наши результаты.

Он подошел к большому окну и показал на огромный цилиндрический механизм за стеклом. Механизм напоминал турбину, присоединенную к стержню генератора. Половина этой турбины скрывалась в бетонном полу. В механизме было круглое отверстие, снаружи лежал труп на прозрачном подносе.

— Механизм пространственного анализа, или МПА, как его любовно называют мои исследователи, которые его создали. Он с помощью электроники и усиленных рентгеновских лучей исследует тела, давая точные изображения каждого миллиметра плоти и костей.

— Своего рода компьютерный томограф, — сказал Броган.

— Да, основные функции у них одинаковые, — подтвердил Торнберг. — Но это все равно что сравнивать „кукурузники“ со сверхзвуковым реактивным лайнером. Компьютерному томографу нужно несколько секунд, чтобы показать один участок тела. Наш прибор меньше чем за минуту дает двадцать пять тысяч таких картин. Все результаты автоматически поступают в компьютер, который устанавливает причину смерти. Я, конечно, упрощаю процесс, но таковы основные принципы.

— Полагаю, в базе данных вашего компьютера есть все нарушения трофики и метаболизма, связанные с известными ядами и инфекциями? — спросил Эммет. — Та же информация, которая есть в компьютере в нашем бюро?

Торнберг кивнул.

— Только у нас больше данных, потому что мы иногда имеем дело и с живой тканью.

— В лаборатории патологии? — спросил Лукас.

— Мы осматриваем и живых. Мы довольно часто получаем обратно своих агентов — и агентов наших союзников — отравленными или зараженными какой-нибудь болезнью, но еще живыми. С помощью МПА мы устанавливаем причину заболевания и разрабатываем антидот. Несколько человек мы спасли, но большинство доставляют к нам слишком поздно.

— Вы можете за несколько секунд проделать анализ полностью и установить причину смерти? — недоверчиво спросил генерал Меткалф.

— На самом деле за несколько микросекунд, — поправил Торнберг. — Вместо того чтобы вскрывать тела и проводить многочисленные исследования, мы делаем экспертизу в мгновение ока с помощью этого оборудования, которое, должен добавить, обошлось нашим налогоплательщикам примерно в тридцать миллионов долларов.

— И что вы обнаружили в телах из реки?

Словно получив разрешение, Торнберг улыбнулся и похлопал по плечу техника, сидевшего у массивной панели со множеством огоньков и кнопок.

— Я покажу.

Все невольно посмотрели на обнаженное тело, лежащее на „подносе“.

Оно медленно начало двигаться к турбине и исчезло внутри цилиндра. Турбина начала вращаться со скоростью шестьдесят оборотов в минуту. Включились источники рентгеновских лучей, камеры получали изображение, и, увеличенное, оно поступало в компьютер.

Никто и бровью повести не успел, как на экране дисплея уже вспыхнула зеленым запись, описывающая причину смерти. Запись изобиловала медицинской терминологией, дающей описание внутренних органов, количеств обнаруженного яда и его химической формулы. В самом низу стояло: Conium maculatum.

— Что такое Conium maculatum? — громко спросил Лукас.

— Растение, родственное петрушке. Народное название — болиголов.

— Довольно старомодный способ умерщвления, — заметил Меткалф.

— Да, болиголов был очень популярен в старые времена. Он больше всего известен как яд, который принял Сократ. В наши дни используется редко, но его легко раздобыть, и он смертелен. Достаточно большая доза его алкалоидов парализует дыхательный центр.

— Как они были введены? — спросил Эммет.

— Согласно МПА, эта жертва получила яд с мятным мороженым.

— Смерть на десерт, — философски произнес Мерсье.

— Из опознанных работников береговой охраны, — продолжал Торнберг, — восемь приняли кониин с мороженым, четверо — с кофе и один — с безалкогольным напитком.

— И МПА смог все это установить по телам, которые пять дней провели в воде? — спросил Лукас.

— Разложение начинается сразу после смерти, — объяснил Торнберг, — и распространяется от пищеварительных систем и других внутренних органов, содержащих бактерии, наружу. На воздухе процесс ускоряется. Но когда тело находится под водой, разложение происходит медленно из-за низкого содержания кислорода. Фактор, сработавший в нашу пользу, — то, что тела были заперты в трюме. Утопленник, например, через пару дней в результате расширения внутренних газов всплывает, и процесс разложения ускоряется. Тела, которые привезли вы, находились под водой все время до вскрытия.

— Повар яхты, должно быть, был очень занят, — заметил Меткалф.

Лукас покачал головой.

— Нет, не повар. Стюард-буфетчик. Не нашли только его.

— Самозванец, — сказал Броган. — Настоящий стюард, скорее всего, убит, а его тело спрятано.

— А что с остальными? — спросил Эммет.

— С азиатами?

— Их тоже отравили?

— Да, но по-другому. В них стреляли.

— Как это — стреляли, отравили?

— В них пустили стрелы с отламывающимися наконечниками. Наконечники были смазаны смертельным ядом, который получают из спинных плавников океанской бородавчатки.

— Да, работали не дилетанты, — заметил Эммет.

Торнберг согласно кивнул.

— Проделано весьма профессионально, особенно что касается средства проникновения. Два года назад я извлек такую стрелу из советского агента, которого мне привезли люди мистера Брогана. Насколько помню, стрелу ввели биоинокулятором.

вернуться

16

Национальный мемориал Гора Рашмор (англ. Mount Rushmore National Memorial) в Южной Дакоте, США. Гора известна тем, что в ее гранитной горной породе высечен гигантский барельеф высотой 18,6 метра, который является скульптурными портретами четырех президентов США: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна.