— Как называется эта компания?

— „Морские перевозки Бугенвиль“, — ответил Эйгер. — Слышал когда-нибудь о такой?

— Мин Корио Бугенвиль, Стальной Лотос? — потрясенно сказал Питт. — Кто же о ней не слышал? Она в первой десятке английских и греческих корабельных магнатов.

— Это и есть твой корейский след.

— Данные верны? Не может быть ошибки?

— Категорически нет, — уверенно ответил Эйгер. — Поверь на слово. Я все трижды проверил. Как только я настроился на Бугенвилей как на главную цель, погружение в прошлое пошло как по маслу. И все совпадает: банковские счета, заемные письма — ты не поверишь, как банки могут закрывать глаза на это мошенничество. Старуха напоминает мне восточноазиатскую статую с двадцатью руками: лицо благочестивое, а руки делают непристойные жесты.

— Молодец, — с жаром сказал Питт. — Ты действительно привязал „Сосан трейдинг“, „Сан-Марино“ и „Пайлоттаун“ к судовой империи Бугенвилей.

— Пришпилил, как колом в сердце.

— Далеко в прошлое ты забрался?

— Могу расписать тебе житие старухи почти с той минуты, как ее отняли от груди. Крепкая бабка. Начинала после Второй мировой войны почти с нуля, но с отчаянным мужеством. Медленно, но верно прибавляла к своему флоту старые суда, сажала на них экипажи из корейцев, которые готовы были работать за чашку риса и грош в день.

Практически без накладных расходов она сбила цены на перевозки и создала процветающий бизнес. Примерно двадцать пять лет назад, когда в управление компанией включился ее внук, начались действительно серьезные дела. Скользкий тип, этот ее внук. Всегда держится на заднем плане. За исключением данных об успехах в школе, почти никаких сведений. Мин Корио Бугенвиль создала морскую криминальную паутину, охватывающую больше тридцати государств. Когда в дело вступил внук — его зовут Ли Тонг, — он превратил пиратство и мошенничество в настоящее искусство. Я все это распечатал. На твоем столе сведения с жесткого диска.

Питт повернулся и впервые заметил на своем столе пятидюймовую стопку компьютерных распечаток. Он сел и быстро просмотрел перфорированные листки. Невероятный размах дел Бугенвилей поражал воображение. Единственным видом нарушения закона, какого они как будто сторонились, была проституция. Питт кивнул.

— Превосходная работа. — Несколько минут спустя он взглянул на Хайрема. — Спасибо.

Тот кивком показал на распечатки.

— На твоем месте я бы глаз с них не спускал.

— Нас могли засечь?

— Неизбежный вывод. Наше незаконное проникновение отмечено в логах банковской компьютерной системы и занесено в ежедневный отчет. Если список попадется на глаза умному специалисту, тот удивится, зачем океанографическое агентство роется в записях их крупнейшего депозитора. И следующим шагом станет оснащение компьютера следящими устройствами.

— Банк обязательно известит старую Мин Корио, — задумчиво сказал Питт. Потом поднял голову. — Если они определят, что к ним залезли с компьютера НПМА, могут ли они, в свою очередь, проникнуть в базу данных нашего компьютера?

— Наша сеть уязвима, как и все остальные. Но много они не узнают. Поскольку я отключил магнитные диски со сведениями.

— Как по-твоему, когда они нас учуют?

— Буду удивлен, если они это еще не сделали.

— Ты можешь держаться на шаг впереди их?

Эйгер вопросительно взглянул на Питта.

— Что за хитрость ты задумал?

— Возвращайся к клавиатуре и задай им жару. Войди в их сеть и измени данные, вмешивайся в повседневные операции и путай их, стирай законные банковские записи, вводи в их инструкции нелепицу. Пусть для разнообразия почувствуют, что кто-то на них сердит.

— Но мы потеряем важные улики для федерального расследования.

— Ну и что? — спросил Питт. — Они получены незаконно. Их все равно нельзя использовать.

— Минутку. У нас могут быть большие неприятности.

— Хуже того, нас могут убить, — с легкой улыбкой сказал Питт.

На лице Эйгера появилось непривычное выражение. Он неожиданно почувствовал опасения. Игра перестала быть забавной и принимала более мрачный оборот. Ему не приходило в голову, что его поиски закончатся угрозой убийства.

Питт увидел опасения во взгляде Эйгера.

— Можешь взять отпуск, — сказал он. — Я пойму.

Эйгер как будто на мгновение дрогнул. Потом покачал головой.

— Нет. Остаюсь с тобой. Этих людей нужно остановить.

— Тогда ударь по ним изо всех сил, вмешивайся во все их дела: внешние инвестиции, побочные бизнесы, операции с недвижимостью — все, с чем они имеют дело.

— Меня могут схватить за задницу, но я сделаю это. Только избавь меня на несколько ночей от распоряжений адмирала.

— Следи за любой информацией касательно корабля под названием „Орел“.

— Президентская яхта.

— Нет, просто любой корабль „Орел“.

— Еще что-нибудь?

Питт кивнул.

— Я позабочусь об усилении охраны твоего компьютерного центра.

— Не возражаешь, если я останусь здесь и воспользуюсь твоим диваном? Мне вдруг расхотелось спать одному у себя дома.

— Мой кабинет в твоем распоряжении.

Эйгер встал и потянулся. Потом снова кивком указал на листки с данными.

— А что ты собираешься делать с этим?

Питт смотрел на первый прорыв в криминальную структуру Бугенвилей. Его личное расследование набирало скорость, постепенно отдельные фрагменты складывались в общую картину. Гораздо большего масштаба, чем он мог предполагать.

— Знаешь, — задумчиво сказал он. — Понятия не имею.

Когда сенатор Лаример проснулся на заднем сиденье лимузина, небо на востоке становилось оранжевым. Сенатор прихлопнул москита, который помешал ему спать. В углу сиденья пошевелился Моран, взгляд его плыл. Моран еще не сознавал, где находится. Неожиданно дверь открылась, и на колени Ларимеру упала груда одежды.

— Одевайтесь, — отрубил Суворов.

— Вы так и не сказали, кто вы такой, — сказал Лаример; говорил он медленно и неуверенно.

— Меня зовут Пол.

— А фамилия?

— Просто Пол.

— Вы из ФБР?

— Нет.

— ЦРУ?

— Неважно, — сказал Суворов. — Одевайтесь.

— Когда мы будем в Вашингтоне?

— Скоро, — солгал Суворов.

— Где вы взяли эту одежду? Откуда вы знаете, что она подойдет?

Суворов начал терять терпение.

— Украл с бельевой веревки, — сказал он. — Нищие не выбирают. Но, по крайней мере, одежда стиранная.

— Я не надену чужие штаны и рубашку, — с достоинством сказал Лаример.

— Хотите вернуться в Вашингтон нагишом? Мне все равно.

Суворов захлопнул дверцу, прошел к месту водителя и сел за руль. Он проехал через живописный поселок, который назывался „Лесные плантации“, и выехал на шоссе № 7. Утреннее движение усилилось, когда они по мосту перебрались через реку Эшли и свернули на шоссе № 26. Здесь Суворов повернул на север.

Он был доволен: Лаример наконец замолчал. Моран выходил из полубессознательного состояния и бормотал нечто нечленораздельное. Фары осветили зеленый знак с надписью белыми буквами: „Аэропорт — следующий поворот направо“. Суворов съехал с шоссе и оказался у въезда в муниципальный аэропорт Чарльстона. Под светлеющим небом на взлетной полосе стояли ряды реактивных истребителей, принадлежащих военно-воздушным силам Национальной гвардии.

Следуя указаниям, полученным по телефону, Суворов по кратчайшему пути обогнул аэропорт. Нашел нужный проселок и ехал по нему, пока не уткнулся в столб, с которого во влажной атмосфере вяло свисал ветровой мешок.

Суворов остановил машину, вышел, посмотрел на часы и стал ждать. Не прошло и двух минут, как из-за ряда деревьев донеся ровный гул вертолета. Показались навигационные огни, над деревьями повис сине-белый каплевидный силуэт и сел рядом с лимузином.

Открылась дверца пилотской кабины, оттуда вышел человек в белом комбинезоне и направился к лимузину.

— Вы Суворов? — спросил он.

— Я Павел Суворов.