— Но я — Валентин, который до него был короналем, а теперь стал понтифексом, причем также, как принято считать, по воле Божества.

Семпетурн мрачно ухмыльнулся.

— Вы были самозванцем и тогда, когда объявили себя короналем, и сейчас!

— Неужели такое возможно? Выходит, тогда ошиблись все принцы и лорды Горы, понтифекс Тиеверас, да упокоится он возле Источника, и моя матушка-Хозяйка Острова Сна?

— Я утверждаю, что вы всех их ввели в заблуждение, что доказывает проклятие, которое легло на Маджипур. Ведь избранный короналем Валентин был темноволос, а у вас волосы золотистые!

Валентин рассмеялся.

— Старая история, дружище! Вы должны знать о том, как меня колдовским способом лишили собственного тела и поместили в это!

— Так вы говорите.

— И с тем согласились все Владыки государства.

— Значит, вы — непревзойденный обманщик,— заявил Семпетурн.— Но я не собираюсь больше тратить на вас время, поскольку меня ждут дела. Уходите: возвращайтесь в Горячий Кинтор, грузитесь на свой корабль и плывите дальше. Если завтра в этот же час вас увидят на моей земле, тогда пеняйте на себя.

— Скоро я вас оставлю, лорд Семпетурн. Но сначала я хочу попросить вас об одной услуге. Это солдаты — Рыцари Деккерета, так вы их называете? — нужны нам на востоке, на границе Пиурифэйна, где корональ Хиссун собирает армию. Отправляйтесь к нему, лорд Семпетурн, становитесь под его начало, делайте все, о чем он вас попросит. Нам известно, что вы собрали эти войска, и мы не станем лишать вас возможности командовать ими, но они должны войти составной частью в более крупные силы.

— Вы сошли с ума,— сказал Семпетурн.

— Я так не думаю.

— Оставить город без охраны? Пройти несколько тысяч миль и бросить свою власть под ноги какому-то самозванцу?

— Так надо, лорд Семпетурн.

— В Кинторе только я решаю, что надо!

— Так не годится,— произнес Валентин. Он легко вошел в состояние полутранса и направил в сторону Семпетурна легчайший мысленный сигнал. Он поиграл с ним, добившись появления на его багровой физиономии выражения хмурого замешательства, а затем послал в мозг Семпетурна образ Доминина Барджазида в старом обличье Валентина и спросил:

— Вы узнаете этого человека, лорд Семпетурн?

— Это… это… это бывший лорд Валентин!

— Нет,— сказал Валентин и метнул в кинторского лжекороналя полновесный заряд мысленной энергии.

Семпетурн отшатнулся, чуть не упал, вцепился в стоящих рядом с ним солдат; щеки его побагровели еще больше и приобрели цвет переспелого винограда.

— Кто он? — спросил Валентин.

— Брат Короля Снов,— прошептал Семпетурн.

— А почему у него внешность бывшего лорда Валентина?

— Потому что… потому что…

— Говори.

Семпетурн обмяк, у него подогнулись колени, руками он почти касался земли.

— Потому что он украл тело короналя, когда захватывал власть, и до сих пор остается в нем… по милости человека, которого он сверг…

— Так. А кто же тогда я?

— Вы — лорд Валентин,— жалким голосом пробормотал Семпетурн.

— Неверно. Кто я, Семпетурн?

— Валентин… понтифекс… понтифекс Маджипура…

— Правильно. Наконец-то. А раз я понтифекс, кто тогда корональ?

— Как… вы… скажете, ваше величество.

— Я сказал, что это лорд Хиссун, который ждет вас в Ни-мойе, Семпетурн. Теперь ступайте: собирайте ваших рыцарей, берите армию и — на восток, в распоряжение короналя. Ступайте, Семпетурн! Идите!

Он оглушил Семпетурна последним сигналом, и тот закачался, зашатался и упал на колени.

— Ваше величество… ваше величество… простите меня…

— Я проведу в Кинторе денек-другой,— сказал Валентин,— и посмотрю, все ли здесь в порядке. А потом я должен идти дальше на запад, где меня ждут дела.— Он отвернулся и увидел, что Карабелла смотрит на него такими глазами, будто у него выросли крылья или рога.

Он улыбнулся ей и послал легкий воздушный поцелуй.

Неплохо бы сейчас, подумалось ему, выпить бокал-другой вина, если, конечно, таковое вообще имеется в Кинторе.

Он посмотрел на зуб дракона, который, оказывается, сжимал, и провел по нему пальцами, снова услышал звон колоколов, и ему почудилось прикосновение к душе могучих крыльев. Он бережно завернул зуб в кусок шелковой ткани, поданный ему Карабеллой, вручил драгоценность жене и сказал:

— Береги его как зеницу ока, пока он мне не потребуется. Думаю, он мне сильно понадобится в ближайшем будущем.— Он посмотрел в толпу и увидел Милилейн, которая подарила ему зуб. Она глядела на него; ее глаза горели восторгом и благоговением, будто перед ней было некое богоподобное существо.

Из-за двери спальни доносились такие звуки, словно там жарко бранились. Хиссун сел в постели, насупился, поморгал. Слева, в огромном окне, он заметил над горизонтом красный отблеск рассвета. Из-за приготовлений ко встрече с Диввисом он лег спать довольно поздно и не слишком обрадовался тому, что его будят на рассвете.

— Кто там? — рявкнул он.— Во имя Божества, что за суматоха?

— Мой лорд, мне срочно нужно увидеться с вами! — послышался голос Альсимира.— Ваши охранники говорят, что вас запрещено будить при каких угодно обстоятельствах, но дело совершенно неотложное!

Хиссун вздохнул.

— Кажется, я уже совсем проснулся. Заходи.

Раздался скрежет засова. Мгновение спустя появился крайне взволнованный Альсимир.

— Мой лорд…

— Ну что там?

— На город напали, мой лорд.

Тут Хиссун окончательно стряхнул с себя остатки сна.

— Напали? Кто?

— Необычные птицы чудовищного вида. Крылья — как у морских драконов, клювы — как косы, а с когтей капает яд.

— Таких птиц не бывает.

— Должно быть, очередные твари метаморфов. Они налетели на Ни-мойю с юга громадной стаей незадолго до рассвета. Их там сотни, если не тысячи. Они уже заклевали пятьдесят с лишним горожан, и чем дальше, тем хуже.— Альсимир подошел к окну.— Посмотрите, мой лорд, вот, как раз сейчас несколько этих птиц кружатся над дворцом герцога…

Хиссун присмотрелся. На фоне ясного утреннего неба вились вереницей причудливые тени: громадные птицы, крупнее гихорнов и даже милуфт, но гораздо уродливее. Их крылья ничем не напоминали птичьи, а скорее походили на драконьи — кожистые отростки на растопыренном костистом остове, напоминающем пальцы. Зловещего вида загнутые, заостренные клювы были ослепительно красными, а длинные, вытянутые когти имели ярко-зеленую окраску. Твари носились над городом в поисках добычи, то опускаясь, то поднимаясь, а люди на улицах разбегались в разные стороны, ища, куда бы спрятаться. Хиссун увидел, как какой-то неосторожный мальчуган лет десяти-двенадцати с книжками под мышкой выскочил из дома прямо навстречу одному из чудовищ: птица устремилась вниз, замерла на миг на расстоянии футов десяти от земли, а потом резким движением выбросила вперед когти, распоровшие одежду мальчишки и оставившие кровавый след на его спине. Когда птица взмыла вверх, мальчик в корчах упал на тротуар и почти сразу затих. Тут же сверху камнями свалились три или четыре птицы и принялись рвать его тело.

Хиссун выругался.

— Ты правильно сделал, что разбудил меня. Что уже предпринято?

— Мы послали на крыши примерно пятьсот лучников, а сейчас собираем дальнобойные излучатели.

— Недостаточно. Совершенно недостаточно. Самое главное сейчас — избежать паники в городе: если по улицам начнут метаться двадцать миллионов ошалелых горожан, они затопчут друг друга насмерть. Жизненно важно показать им, что мы уже овладели ситуацией. Пошли на крыши пять тысяч лучников, десять тысяч, если столько наберется. Я хочу, чтобы каждый, кто способен натягивать лук, принял участие в битве — по всему городу, чтобы все видели, чтобы все успокоились.

— Слушаюсь, мой лорд.

— И отдай приказ, чтобы жители до особых распоряжений оставались в домах. Никто не должен выходить на улицу, независимо от того, какой важности у него дела, пока угроза сохраняется. Еще одно: вели Стимиону сообщить Диввису, что у нас тут возникли некоторые затруднения, так что пускай он будет начеку, если все же собирается войти в город сегодня утром. А кроме того, пошли за тем стариком, который заведует зверинцем редких животных на холмах — его зовут то ли Гитайн, то ли Хитайн. Пусть ему расскажут, что у нас здесь творится, если он еще не знает, и приведут ко мне под надежной охраной; еще нужно подобрать несколько мертвых птиц и принести их сюда, чтобы он мог их изучить.— Хиссун повернулся к окну и хмуро глядел на улицу. Тело мальчика закрывали девять или десять птиц, терзавших его с ненасытной жадностью. Разбросанные вокруг книжки делали зрелище невыносимым.— Что творят! — горько воскликнул он,— Натравливать чудовищ на детей! Ну ничего, они дорого за это заплатят. Альсимир, мы скормим Фараатаа его собственным птичкам, верно? Ну да ладно, иди, слишком много дел.