— Там будут те, с кем я раньше общался, — осторожно заметил я.

— Наверняка, — кивнул дед. — Попробуй снова наладить с ними контакт, если хочешь. Для этого я сейчас расскажу тебе вкратце о всех родах города, их главах и роде деятельности. Так что устраивайся поудобнее и не вздумай заснуть! — указал дед на стоящий сбоку от стола стул для гостей.

Усевшись на него, я скрестил руки на коленях и выжидательно посмотрел на старика.

— Я готов.

С дедом мы просидели до самого вечера. Собрание начиналось около восьми, так что уже в семь нам пришлось закруглиться. Чему я был несказанно рад. Информации было столько, что у меня пухла голова. Кроме описания родов и их членов, дед прошелся по роду деятельности каждого, особо значимым персонам в каждом роду, затем прошелся по азам этикета. Начал он с опроса, как я буду вести себя, при встрече с тем или иным дворянином, а выяснив, что я совсем растерял навыки правильного общения и понимания к кому как обращаться, тут же переключился на восполнение пробелов в моем аристократическом образовании. Повезло, что тело все же кое-что помнило, и при озвучивании тех или иных обращений к более высокородным господам или просто к дамам, я довольно быстро, максимум со второго раза, выполнял все правильно. Хотя все равно к концу импровизированного занятия дед был не слишком доволен моими результатами.

— Говори поменьше и постарайся никого не задирать, — вынес он вердикт по окончанию нашего разговора-лекции.

Дворянское собрание происходило в особняке Коршуновых. Уж не знаю, всегда ли так бывает, или место каждый раз меняется. Мне было все равно. Подъехали мы почти ровно к восьми вечера. Перед металлическими воротами, чьи прутья завивались в виде хищных птиц, мы оказались в небольшой очереди. Перед нами была пара роскошных карет и один автомобиль. Авто перед нами выглядело гораздо богаче — кузов цельный, из черной древесины, не откидывающийся. Он был похож на карету, которую переделали в новомодный транспорт. На улице было по-летнему светло. Дул легкий теплый ветерок.

Когда наконец дошла очередь до нас, возле ворот нас встречал опрятный пожилой лакей с густой окладистой бородой и в ливрее в темных тонах. Услужливо распахнув перед нами дверцу нашего авто, он дождался когда сначала на землю спрыгнет Катя, затем неспешно выйдет дед и уже последним покину транспорт я, после чего захлопнул дверцу авто и указал вглубь территории поместья Коршуновых.

— Прошу, господа. Собрание проходит на первом этаже. Почти все уже в сборе.

Дед коротко кивнул и пошел по устланной брусчаткой не длинной дороге к особняку. Перед ним, еле сдерживая шаг, с горящими глазами шла Катя. Я медленно плелся следом, с любопытством поглядывая по сторонам. Пока ничего интересного не углядел. Сам особняк в три этажа, выполнен в темных тонах с колоннами на входе. Крыша увенчана небольшими башенками. Всего их три штуки. За оградой раскинулся вишневый сад. Вишня уже отцвела, но на кустах еще ярко пестрели красные ягоды.

На входе в дом нас встретила статная дама. Указав, куда можно повесить шляпы и зонты (у Кати), она проводила нас вглубь особняка, где уже играла тихая лирическая музыка. Но стоило нам зайти, я будто примерз к полу. Всего в паре метров от входа стояло три девушки, что мило общались между собой. И одну из них я узнал. Трудно не узнать ту, чье интимное фото я видел совсем недавно, буквально в тот же день, как очнулся в поместье нашего рода. И она тоже заметила меня. Евгения Старопольская. Та, что писала письма бывшему владельцу моего тела и совсем не стеснялась в выражениях своих чувств в тех посланиях. Широко улыбнувшись мне, она тут же прервала беседу и быстрым шагом двинулась прямо ко мне.

— Гришенька! — громко воскликнула она. — Ты вернулся!

На вас когда-нибудь смотрела девушка с безумным желанием вами обладать? Во всех смыслах. Вот у меня было такое чувство, что подобный опыт у меня впервые. В пару шагов подлетевшая ко мне Старопольская в последний момент сумела удержать себя в руках и не кинуться мне на шею, а лишь схватить мои ладони и крепко сжать их. Ее руки при этом были опущены вниз и подчеркивали крупную грудь. Так еще и в платье были чашечки-вставки под два упругих полушария, визуально еще больше придавая им объем и открывая шикарное декольте. Волосы Евгении были заплетены в косу, которая обвивала голову по кругу и крепилась на затылке фигурной заколкой в небольшой шарик. Подбородок чуть прижат к шее, глаза опущены в пол, но при этом лукаво стреляют в меня раз в две три секунды. Ресницы чуть дрожат от возбуждения, дыхание слегка сбилось.

— Гриша, я тебя так ждала, — прошептала девушка, еще сильнее стиснув мои пальцы.

— Кхм, — недовольно кашлянул рядом дед.

На Евгению это произвело впечатление раздавшегося над ухом выстрела. Она ойкнула, чуть подпрыгнула и, стремительно залившись краской стыда, быстро спряталась у меня за спиной.

— Евгения Михайловна, приличные девушки для начала здороваются, а уж после... все остальное, — повел рукой по воздуху перед собой старик.

— Извините, — пискнула Старопольская из-за моей спины. — Здравствуйте, Борис Леонидович. Рада встрече.

— Взаимно, голубушка. Но не могли бы вы отпустить уже моего внука? Собрание вот-вот начнется. А поговорить сможете и после.

— Да, конечно, — кивнула Евгения, что успела не только спрятаться за моей спиной, но и прижаться ко мне, чуть ли не вдавливая свою грудь мне между лопаток.

Да и когда она отвечала деду, я чувствовал ее дыхание на своей шее, что будоражило кровь и заставляло прилагать титанические усилия, чтобы не случился конфуз. Получить славу озабоченного парня, у которого штаны постоянно натянуты в одном месте, не хотелось от слова совсем. Репутация среди аристократов — вещь трудно нарабатываемая, но легко теряемая.

С большой неохотой Евгения отлепилась от моей спины и, сделав книксен, поплыла к подругам, с которыми общалась до нашего появления. Я осмотрел зал. Благодаря выходке девушки на нас бросали взгляды почти все. По большей части равнодушно-любопытные. Но были среди них и раздраженные, парочка брезгливых, предназначенных в первую очередь Евгении, и один злой. Молодой парень примерно моего возраста с вьющимися черными волосами, чисто выбритый, но с бакенбардами в белом костюме-тройке. Пиджак в данный момент был снят, а сам парень остался в жилетке и галстуком-бабочкой. Почему-то он мне казался смутно знакомым. Неужто память возвращается? Но чуть напрягшись, понял, что прошлое для меня все также скрыто, а лицо парня мне знакомо по фотографии из ящика моего стола. Незнакомец был на нем, только там он был в форме выпускника Михайловского училища.

Мы с дедом двинулись вдоль стены бального зала, куда нас и провела дама, встретившая на входе в поместье. Центр зала пока почти пустовал, хотя в противоположном от нас конце был собран небольшой подиум, на котором стоял рояль. Сидевший за клавишами музыкант неторопливо перебирал ноты, что причудливо сливались в единую чуть тоскливую мелодию. Поблизости от него на стульях лежали другие музыкальные инструменты, а их владельцы обнаружились еще чуть дальше почти в углу, прикрытые колонной. Пятеро музыкантов о чем-то общались, не забывая запихивать в себя бутерброды и запивать их соком.

Пройдя половину зала, мы добрались до двери в смежное помещение. Здесь уже собрался народ. Все — мужчины не младше двадцати лет. Вдоль стен стояли мягкие диваны и кресла. Между ними стояли низкие журнальные столики. Но вместо журналов на них сейчас стояли бокалы с вином и шампанским, а также хрустальные пепельницы. Последние активно применялись по прямому назначению. В комнате было сильно накурено, и даже приоткрытое окно не сильно помогало табачному дыму покидать помещение. Дымили казалось все. Кто-то неспешно посасывал мундштук деревянной трубки. Кто-то затягивал толстую сигару, после чего подержав немного дым во рту, выпускал его небольшими колечками вверх. Были и те, кто просто курил ничем не примечательные тонкие сигареты. Но последних было не так много. Все же для большинства присутствующих курение было неким ритуалом, во время которого можно неторопливо обсудить важные вопросы и при этом прикрыть паузы на обдумывание ответов очередной длинной затяжкой.