— Не слишком-то вы дорого ее оцениваете! — усмехнулась Лора. — Где эта тварь рогатая, я с него с живого шкуру спущу.
Лора обернулась кругом, и к своему удивлению, нигде забрака не увидела, а ведь он должен был быть где-то здесь.
— Где забрак? — выкрикнула она, и один из штурмовиков, возящихся с бесчувственным пилотом, обернулся, осматриваясь, и тут же выкрикнул, указывая рукой в сторону полутемного коридора:
— Вон он, мэм!
— Задержать негодяя!
Ярость снова накатила на Лору, и она, даже зарычав от лютой злобы, клокочущей в ее груди, ринулась на завопившего Аугрусса, застигнутого врасплох.
Забрак, казалось, обезумел; воспользовавшись тем, что о нем все забыли, он зачем-то подобрал оброненное Лорой оружие, и на четвереньках весьма ловко пополз к выходу. В его маленьких глазах не было ничего — только полусумасшедшая мысль о том, что ему удастся сбежать, исчезнуть, улететь, спастись так же, как и Пробусу.
Налетевшая на него Лора с каким-то звериным рыком со всего разбегу саданула его ногой в ребра, и затем еще и еще, зло пиная в живот, испытывая практически физическое удовольствие от того, как мужчина захрипел и скорчился, когда она точным ударом выбила из его груди воздух, и забрак, задыхаясь, забился на полу, беспомощно раскрывая рот, выкатив от безумного страха глаза и дрыгая ногами.
— Сволочь, — рычала Лора, пиная скрюченное тело еще и еще, уже не метя в живот, а лупя куда придется. — Сволочь, что же ты творишь, а…
Тонкий виброклинок, взлетевший от самого пола, чиркнул по ее ноге, разбившей в кровь лицо Аугрусса и перебившей ему нос. Сабля в одно касание распустила сапог Лоры, разрезала брюки и тонкой полоской содрала длинный лоскут кожи. Лора охнула и отпрыгнула, кровь залила ее рассеченную одежду, и Лора несколько мгновений с изумлением рассматривала это — еле ворочающегося на земле забрака с разбитым лицом, с распухшими веками, налитыми глянцевой багровой опухолью, слепо тычущего виброклинком во все стороны, и свою окровавленную ступню.
— Мэм, вы ранены…
— Ах ты, сарлаччья срака!
Ярость, затопившая разум Лоры, была настолько глубока, что она абсолютно не понимала, что происходит, как она оказалась подле еле ворочающейся туши Аугрусса и как выкрутила, вырвала из его ослабевших от ужаса рук оружие. Кажется, в этой борьбе она изранила себе пальцы и раскромсала, распластала до костей ладони забрака, слабо защищающегося от ее яростных ударов, прикрывающего лицо, когда она в исступлении хлестала клинком плашмя по рогатой голове мужчины.
— Скотина, мерзкая тварь, мразь, — орала Лора, трясясь от злобы, и ее колено буквально впилось в горло забрака, перекрывая ему всяческий доступ кислорода.
Ее штанина намокла и почернела от его крови, она ощущала, как под ее коленом хрипит и булькает, и Лора, сгорая от ненависти непонятно к кому, раня руки, перехватила клинок за гарду и за лезвие, и, вонзив его в жирную шею Аугрусса чуть выше своего колена, надавила что есть сил, навалилась, перерезая глотку заоравшему, захрипевшему забраку, забившемуся под ее навалившимся телом.
Мгновенно лопнула красная кожа и вывернулся наружу жир на захрипевшем горле, из-под клинка брызнула кровь, много крови, огромным густым пятном плеснулась на руки, грудь и в лицо Лоры, заставив ее испуганно мигнуть. Но этот испуг лишь сильнее разъярил ее, она навалилась еще сильнее, толчками продвигая лезвие все глубже в ткани, пересекая хрустнувшую трахеею, пищевод, плюющийся кровавыми пузырями, кромсая мышцы до самого позвоночника.
Аугрусс все еще пытался сопротивляться, хотя по сути был уже мертв. Его толстые ноги в абсолютно мокрых штанах дрыгались, пальцы, ладони — все было порублено в фарш, когда он пытался оттолкнуть лезвие со своей шеи. В его маленьких глазах застыло выражение невероятной муки, которую он не мог ни постичь, ни перенести, и Лора, методично отпиливая ему голову, словно пила его боль, наслаждаясь его страданиями, садистски разглядывая его медленно умирающие глаза…
Когда все было кончено, она резко поднялась, тяжело отпыхиваясь. Вся ее одежда, руки по локоть были черными от напитавшей их густой липкой жидкости, и трудно было сказать, где ее кровь, а где кровь убитого ею забрака. Голова Аугрусса валялась в темной, быстро расползающейся по полу луже, рядом с еле дрыгающимся телом. Лора, переступив через мертвую тушу, небрежно наподдала посеревшую голову с вывалившимся вялым языком ногой, подкинув ее ближе к штурмовикам, замершим в благоговейном ужасе.
Стояла гробовая тишина.
Молчал даже Дайтер, и по его лицу трудно было угадать, что он думает о главкоме Железной Империи.
— Трофей, — мрачно бросила Лора, указав глазами на голову забрака. — Взять с собой.
— Есть, мэм.
— Вы летите с нами, — бросила Лора чиссу устало. Ярость, вычерпав все ее силы до дна, покидала истерзанный разум, и на смену ей вновь приходила пустота и чернота. Дайтер смолчал, и это было очень благоразумное молчание.
Сделав несколько шагов Лора вдруг ощутила невероятную боль, боль во всем теле, и виброклинок выпал из ее израненных задрожавших пальцев, она припала на раненную ногу, и упала бы, если б чьи-то сильные руки не подхватили ее под локоть.
Какое странное проявление заботы, подумала она, глядя на крепкую мужскую ладонь, сжимающую ее пропитанный кровью рукав.
Забота по отношению к тому, кто только что убил.
Убил страшно и безжалостно.
Убил.
Убила.
Руки, поддерживающие ее, были почему-то скованы наручниками, и она, подняв глаза выше, скользнув взглядом по добротной замшевой куртке, заглянула в лицо поддерживающему ее мужчине и увидела его глаза.
Черные-черные, словно угли.
Пришедший в себя пилот, подобранный штурмовиками, был единственным человеком, кто не впал в ступор и посмел приблизиться к главкому.
— Мэм, — почтительно произнес он и вдруг улыбнулся ей. — Осторожнее, мэм.
Лора крепче встала на ослабевшие ноги и, хотя ее колени тряслись, все же отняла свою руку у арестованного, упрямо мазнула по лицу, стирая жирный шлепок крови, и глухо промолвила:
— Благодарю.
* * *
Выходка Лоры с головой забрака вывела Инквизитора из себя.
Он не выказал своего неудовольствия на флагмане, куда доставили и Лору, и останки злополучного губернатора, и позже, транспортируя главкома на Бисс, он молчал тоже.
Но уже в медицинском корпусе, после того, как главкома осмотрела лично Леди София, и ушла, деликатно оставив их вдвоем, Лорд Фрес дал волю своим чувствам.
— Что это за выходки?! — шипел он зло, стискивая кулаки до такой степени, что белели костяшки пальцев. — Что это было?!
Лора упрямо, с вызовом, молчала, отвернув от Инквизитора лицо.
— Эта кровь, эти убийства — это все не для вас, не для вас, слышите, вы!
Глаза Лоры ярко сверкнули, она молниеносно обернулась к Инквизитору, так, что волосы рассыпались по подушке.
— А для кого? — резко, с вызовом бросила она, всматриваясь в его узкие, как булавочные уколы зрачки. Казалось. что от ярости глаза Инквизитора стали совершенно белыми, и Лора знала, что не будь она вся изранена, он непременно влепил бы ей пощечину. — Для нее?
Губы Инквизитора сжались в тонкую белую полосу, он вспыхнул от гнева, но румянец тотчас погас на его щеках, словно замерз.
— Это для того, — веско произнес он, прямо глядя в упрямые глаза девушки, — кто в состоянии это вынести и не пожалеть потом. Кто не потеряет головы при виде крови, кто не утонет в безумии. Для тех, кто способен на поступок.
— По-вашему, — с нажимом произнесла Лора, — я не способна?
Лорд Фрес помолчал немного, а затем, склонившись над больной, почти касаясь ее лица, он произнес тихо-тихо, так, что и Лора едва расслышала его слова:
— Вы ведете себя словно маленькое дитя. Вы стараетесь что-то доказать мне, но я не нуждаюсь в ваших доказательствах. Эти соревнования, что вы затеяли — они нелепы, видит Сила, нелепы! Я знаю вам цену; я знаю, какая вы.
Отпрянув так быстро, словно этот краткий миг странной, неприязненной близости мог причинить ему вред, Инквизитор поспешно вышел из палаты Лоры, и дверь закрылась за ним пожалуй чересчур громко.