Инквизитор брезгливо подцепил носком сапога ее край, отошедший от обожженного его сайбером подбородка, и пинком откинул тяжело звякнувшее золото с лица поверженного противника.

По холодному затоптанному полу рассыпались темные длинные волосы, на Лорда Фреса яростно глянули ситхские горящие глаза, и он, презрительно усмехнувшись, нарочно облокотился на поставленную на грудь женщины ногу, рассматривая ее обожженное, изувеченное, перекошенное от ярости лицо.

Рот, губы, глотка и частично зубы женщины были начисто сожжены безжалостным ударом сайбера Инквизитора, обугленные ткани, почерневшие мертвые кости виднелись в беззвучно раскрывающихся от боли челюстях.

Нетронутая часть лица, искаженного от боли, стянутого в одну уродливую мучительную гримасу, была чиста, молода и гладка, и, всматриваясь в налитые слезами и ненавистью глаза, Инквизитор размышлял, что, пожалуй, до его удара ситх леди была хороша собой.

— Так-так, — с полуулыбкой произнес Инквизитор, с известным удобством и изяществом устраивая руки на своем приподнятом колене, нарочно сильнее давя каблуком в грудь женщины, отчего ее истерзанное тело, лишенное свободного дыхания, корчилось и извивалось. — Кто это у нас тут? Никак Дарт Анексус ситх, не так ли? Если мне не изменяет память, именно так зовут одну из Леди, Повелительниц Ужаса. Алария, которую Малокор Строг выудил из небытия, претендующая на место Леди Аденн в вашем Ордене, заочно познакомила нас. Мое почтение!

Последние слова Инквизитор произнес, слегка склонив голову с видом, полным уважения, что абсолютно не вязалось с унижением, которому он подвергал израненную женщину, корчащуюся и задыхающуюся под его ногой.

Боль отрезвляет.

Боль приземляет.

Она сжигает всю мишуру и ненужную шелуху, и вычленяет то единственное, что действительно важно.

И, какого бы ты ни был высокого мнения о себе, с первым же серьезным ее прикосновением хочется отбросить прочь все игры, и найти выход, решить загадку, чтобы боль отошла, отступила.

Глядя на корчащуюся изуродованную женщину у своих ног, Инквизитор медленно приходил в себя, с трудом переживая ущерб, нанесенный касаниями ее Силы, и его напускная веселость оставляла его, уступая место холодной прямоте.

Не хотелось играть; не хотелось даже пытать ее, и не только потому, что это бесполезно — она все равно не смогла бы произнести ни слова своим выжженным ртом, своим почерневшим обугленным обрубком языка.

Не хотелось пить ее ужас, ее безысходность и боль.

Их было бы слишком мало, чтобы заполнить пустоту, выгрызенную ее ударами в его защите.

И это была только одна из шести; маленький золотой паззл единого могучего целого, смертельного золотого диска, который Инквизитору посчастливилось отломать, отсечь и разбить… теперь этот выщербленный диск никогда не станет прежним и потеряет свою убийственную мощь.

Инквизитор даже покачал головой в изумлении, понимая, как ему повезло. Встреть он весь Орден целиком, и у него не было бы шансов вообще. Его разум потонул бы в ужасе, и мозг просто взорвался бы от смертельного страха.

Глупцы; какие же вы самонадеянные глупцы! Иметь возможность стать несокрушимым единым целым и потерять эту силу, распасться на отдельные уязвимые части! И ради чего? Ради чего..? Нет; скорее всего, весть о распаде Ордена, рассказанная Аларией, была всего лишь ложью. Невозможно; нереально отказаться от силы, которую давало золотоглавое единство. Это против всех правил, против здравого смысла; нет, нет…

— Миледи, — холодно произнес он, разгибаясь и убирая ногу с ее груди. Его взгляд устало потух, глаза словно подернулись свежим пеплом. — Не сопротивляйтесь мне. Я все равно узнаю то, что мне хочется. А если вы будете покорны, ваша смерть будет легка.

Ответом ему был яростный ненавидящий взгляд, обугленный растрескавшийся рот уродливо сжимался, кусок плоти, когда-то бывший языком, дергался, и из трещин в прижженных тканях сочилась и брызгала живая кровь. Женщина, не в силах произнести ни слова, однако ж поливала его самыми отборными проклятьями, стараясь приподняться на локтях, подавшись вперед всем своим переломанным, содрогающимся от боли телом.

Она выбирала боль; Инквизитор безразлично пожал плечами, глядя, как обожженное лицо, кривясь и корчась, пытается собрать, стянуть остатки сочащихся сукровицей губ.

— Миледи, не утруждайте себя, — небрежно заметил Инквизитор, наблюдая эти уродливые отвратительные попытки. — У вас все равно не выйдет плюнуть мне в лицо. Слюнные железы у вас тоже сожжены, полагаю.

Жесткий поток его Силы обрушился на нее, намертво пригвоздив к полу, разбросав ее сломанные руки, и, стиснув железным ошейником шею, обхватив тесным давящим обручем лоб. Она еще пыталась вызволить из этой ловушки голову, тщетно напрягая мышцы шеи, когда Инквизитор, изящно отбросив шлейф, осторожно опустился рядом с ее мокрым от слез и дрожащим лицом на колено, и его горячие пальцы, указательный и средний, коснулись ее виска, ее взмокшей кожи, вздувшихся на лбу от напряжения и боли вен.

— Так вы позволите? — произнес Инквизитор, холодно, отстраненно и словно бы впав в задумчивость, глядя на корчащуюся от его прикосновений женщину свысока, из-под полуопущенных век, хотя пущенная им в разум ситх-леди Сила уже распиливала ее голову тупой пилой. Не в силах противиться беспощадному ледяному потоку, разрывающему ее разум, ситх-леди, забившись, выгнулась дугой, упершись в пол затылком.

Из обожженного рта, из напряженного горла вырвался жуткий полухрип, полувой, когда Инквизитор, с интересом склонив голову к плечу, Силой нарезал на тонкие прозрачные ломтики ее разум и извлекал из него картинки и ответы, шелестящие слова, тающие образы.

— Впустите меня, миледи.

Трясущееся от напряжения лицо женщины налилось багровой кровью, глаза до краев наполнились влагой, утонули в слезах, пролившихся реками по вискам, напряженное горло со вздувшимися на нем венами с какими-то хрипучими всхлипами втягивало воздух, но женщина все еще сопротивлялась Силе Инквизитора, хотя это воздействие было ужаснее, чем ожог его сайбера.

— Я все равно возьму то, что мне нужно, миледи. Напрасно вы сопротивляетесь. Видите, как опасно полагаться на силу амулетов? Когда остаешься один на один с врагом, они вам не помогут.

Ее ужасные крики стали непрерывны. Казалось, его пальцы острым ножом проникают в ее голову, в кости, в мозг, и медленно погружаются туда, куда она всеми силами старалась его не пустить.

Там, в этой яростно обороняемой глубине, Инквизитор увидел начало атаки на академию, себя — рваное уродливое кричащее пятно, грязную тушу, наляпанную в сознании ситх-леди самыми изломанными, самыми грубыми мазками.

Он увидел, как пара золотых лиц, заслышав шум внизу, у подножия храма, оставили свой начатый давно опыт, прервали увлекавшее их месяцами исследование, и погас огонь Силы, разведенный ими, и пропали труды такого огромного периода времени.

Они разделились; Анексус ситх выступила против атакующих их логово штурмовиков, а тот, второй, бежал, прихватив с собой что-то, чего Инквизитор никак не мог рассмотреть, как бы ни кромсал, как бы тонко ни резал сознание сходящей с ума от боли женщины.

— Вот как, — спокойно, но с долей неудовольствия произнес Инквизитор, чуть меняя положение своих пальцев у виска вопящей, трясущейся от боли женщины, словно это как-то помогло бы ему проникнуть глубже в распластанный на мелкие ошметки кровоточащий мозг. — Кто это был?

Это был Дарт Берт. Его имя распадающееся сознание Анексус ситх выплюнуло с остервенением, с ненавистью и презрением.

Дарт Анексус ситх предпочла отразить атаку чужаков; в сердце Берта же Инквизитор уловил тень страха, липкого стыдного страха, дрожи за свою шкуру. Он предпочел бежать, оставив свое разоренное гнездо, отступив, отстав от асассинов и Анексус, бросившихся останавливать имперские войска.