Тогда я научилась не пугаться потерь.

Кажется, эту науку ты постиг тоже?

Ты живешь таким, каким тебя оставил Оби-Ван на Мустафаре, и привык к этому?

Я постигала эту мысль долго.

Мне было все равно, что он сделает со мной, даже если он срезал с меня пластами мясо, которое кусками валилось на пол, ему под ноги. Я не боялась, что он изуродует меня. И изуродованная я согласна была жить, лишь бы он прекратил пытку, но потом жажда смерти побеждала, и я сдавалась.

Боль меня побеждала.

К одному лишь этому привыкнуть невозможно — к боли.

К ней привыкнуть невозможно.

А потом…

Он снова окунал меня в лаву. Пламя уже пожрало меня до пояса, и кожа кипела и лопалась пузырями уже у меня на щеках, а я все равно хотела жить. И еще мстить. Я ненавидела его и хотела убить. Больше, чем умереть.

Вот тогда он счел, что обучение окончено и убил меня сам, чтобы подарить новое тело. Так я стала Аларией; так я готовилась к роли Леди Аденн.

— Какая странная манера учить, — заметил Дарт Вейдер.

— Он сам обучался так, — сухо ответила Алария. — Как-то давно… мимоходом… он рассказывал, что однажды, чтобы получить огромную мощь, он провел какой-то тайный обряд, отчего его охватил не то магический огонь, не то болезнь, пожравшая его кожу и обезобразившая его настолько, что… словом, Малакор долго был на грани смерти. Он обрел свой теперешний внешний вид благодаря артефакту, древней маске, похожей на голову какого-то животного. Она… она помнила облик своего прежнего хозяина и сделала Малакора таким, каким запомнила человека, ее носившего. Но прежде, чем излечиться, он долго существовал в виде полуразложившегося полутрупа.

Алария замолчала, мучительно отерев взмокший лоб.

— Да, тускены, — повторила она. — Я поняла, зачем ты их убил. Я поняла, на том крюке я поняла, что все джедайские принципы ложны, когда с живого человека спускают заживо кожу. Поэтому я пришла именно к тебе, Энакин. За меня больше некому заступится. Когда-то я была твоей; ты можешь и сейчас считать меня своею… если захочешь.

Вейдер уничтожающе смотрел на Аларию, и на щеках его играли желваки.

— Если бы с моей женщиной, — четко произнес он, — некто посмел сотворить такое, он не прожил бы и дня. Но ты не моя; давно уже не моя. Ты перестала быть моею тогда, на Мустафаре. Я не приму тебя больше. И дело не в том, что нас разделило время или нечто еще. Дело в том, что у меня есть женщина. Не нужно предлагать себя в качестве оплаты. Говори прямо, что ты хочешь.

— Я хотела бы, чтобы ты убил Малакора. И я очень рада, что вы отпугнули его.

— Он придет еще, — заметил Дарт Вейдер, и Алария с криком кинулась на колени перед ним.

— Я умоляю тебя, не отдавай меня ему! — исступленно вопила она, вцепляясь в его сапоги. — Ради всего того, что нас соединяло, ради наших детей — не отдавай меня ему!

— Зачем ты ему? — быстро и жестоко повторил свой вопрос Дарт Вейдер.

— Он хочет убить меня! — в исступлении кричала Алария так, словно вновь висела на том крюке. — Я же говорила, что Повелители Ужаса перессорились. Они не поделили власть, и Орден распался. Малакор его основал; теперь он же хочет и уничтожить его! Да он и всю Галактику хотел бы убить лишь затем, чтобы посмотреть, а что же будет!

— Хорошо, — чуть смягчившись, ответил Вейдер, отшагнув назад, и руки Аларии, соскользнув, уперлись в пол, отчего девушка оказалась в какой-то животной позе, на четвереньках, униженно взирая на Императора. — Я обещаю… я не отдам тебя ему.

— Этого мало! — прорычала она, уже не скрывая своей злобной сущности. — У Малакора мои клоны… множество тел, куда он может снова заменить меня, если я умру. Пожалуйста!

— Пожалуйста что? — бесстрастно переспросил Вейдер.

— Уничтожь их, — тихо произнесла Алария, опуская голову, словно силы покинули ее, и она вот-вот упадет, растянется, бессильно растечется белым пятном по мозаичному полу перед черными сапогами Императора, поблескивающими дюрасталью в свете звезд. — Сделай это для меня. Сам. Я не прошу о большем. Я больше не прошу тебя о любви. Я не прошу у тебя места подле тебя. Ни о чем не прошу. Только об этом. Академию Берта нужно сравнять с камнями, на которых она стоит. Выжечь. Вытравить все живое, что там есть. Только тогда я буду спокойна. Уничтожь ее, Энакин. Тогда… Если Малакор доберется до меня… я смогу умереть лишь однажды. Но даже об этом я больше не попрошу тебя — не попрошу убить его. Просто истреби его логово.

— А как же твой возлюбленный, Дарт Берт? — насмешливо произнес Вейдер. — Он не в силах вступиться за тебя? И его академия… Ты же просила вернуть ему академию.

— Я лгала, — глухо ответила Алария. — Я же не могла при всех, тогда, сказать тебе то, о чем говорю теперь. Мне просто нужно было что-то сказать. Я солгала всем, Энакин. Я не любила его ни одного дня, Энакин. Я всего лишь хотела, чтобы ты уничтожил ее защитников и сжег лаборатории.

— Для того, — прорычал Дат Вейдер, грубо ухватив ее за локоть и вздернув вверх, заставив встать на ноги, — чтобы самой затем занять вычищенное мной место?!

Вейдер склонился над трепещущей женщиной, и его горящие глаза заглянули в ее — испуганные, но лживые, насквозь, до самого дна!

Сколько же лжи в этом красивом создании…

— Я помню твои слова о власти и о раздоре между Повелителями Ужаса, — зашипел он, еще раз встряхивая ее — до вскрика, до слез, брызнувших из-под мокрых ресниц, до вздрагивающих от рыданий плеч. — Почему не я, сказала ты. Ты хотела, чтобы я перебил всех защитников академии, чтобы самой занять вычищенное мною место, так? И добраться до Фобиса? Он там? Там?!

— Нет! — выкрикнула Алария, рыдая, жалко скорчившись в его руках, и Вейдер оттолкнул ее от себя. — Его там нет! Я просто хотела попросить у тебя помощи! Я просто хочу жить!

— Хорошо. Я сделаю это, — холодно и спокойно произнес он, словно не был только что разъярен и жесток. — Но на это нужно время. Это произойдет не сейчас, но произойдет. В память о нашем прошлом я сделаю это, Падмэ.

Вейдер круто развернулся и поспешно направился назад, словно передумав сопровождать Аларию до лабораторий.

В это же самое время Леди София отступила в темноту и, крадучись, свернула в один из боковых коридоров.

Лорд Фрес, не сбавляя шага, свернул налево и легко сбежал по ступенькам, исчезнув из галереи, из вида Императора и оставленной им в одиночестве Аларии.

Кажется, он получил какой-то приказ.

Над Биссом занималась заря.

Первыми с утра пораньше в лабораторию Софии явилась неугомонная троица — Виро, Лора и повсюду таскающийся за ними замученный, полусонный Аугрусс, наказание которому Лорд Фрес так и не назначил, и потому Аугрусс был прикреплен к Виро и являлся как будто ее личным арестантом. А уж она особо не стеснялась и использовала опального губернатора как мальчика на побегушках.

Кажется, после официальной части мероприятия они продолжили праздновать где-то еще, в каком-то увеселительном заведении, где подают напитки покрепче, и исполнять приказ Инквизитора они явились слегка навеселе, даже не переодевшись и не проспавшись.

На Виро был тот же самый парадный белый военный мундир, что и вчера, правда, порядком уже помятый и испачканный, и даже своего хлыста она не выпустила из рук, несмотря на то, что ее глаза от недосыпа и щедрых возлияний покраснели и были слегка затуманены. Поверх рыжих кудрей, слегка помявшихся за время долгого празднования, была надета форменная фуражка, которую Виро лихо заломила на сторону.

Ее личная охрана — пара угрюмых огромных имперских штурмовиков, которых она таскала за собой, подгоняя своим хлыстом, и которым явно пришлось вслед за нею проделать весь тот же путь по увеселительным заведениям, выглядели уставшими и обессиленными, и нарядная белая атласная корзинка с шампанским в их руках была порядком истрепана и потерта.

Виро, впрочем, это мало смущало, и, прикладываясь к горлышку бутылки в очередной раз, стаскивая белый китель и подставляя тонкую, но мускулистую руку под жадное острие иглы, жаждущей крови, она смеялась и даже не поморщилась, когда Леди София забрала у нее порцию материала для исследований.