Виро многозначительно глянула на пол, заляпанный жирными протухшими пятнами.

— Залить весь пол кислотой, — хладнокровно распорядился Инквизитор. — И поджечь. Даже случайно никто выжить здесь не должен.

Обнаженные влажные тела, еще даже не до конца оформившиеся, со слежавшимися бледными пальцами, со скользкой тонкой кожей, похожей на лягушачью, сгрузили на каталку, накидав их как попало, словно мокрую кучу мусора, словно переломанные куклы. Бессильно висящие подрагивающие руки, слипшиеся волосы, забитые кисельной жижей питательной среды, в которой клоны находились, вызвали у Инквизитора лишь брезгливость. Лично убедившись, что во всем помещении не осталось ни единого тела, обследуя Силой все обозримое и необозримое пространство, Инквизитор качнул головой — можно!

Штурмовики. налегая на тяжело груженую тележку, подкатили ее к колодцу, и, остановившись, подхватив первое тело под руки, стащили его с податливой мокрой груды.

— В лаву, — бесстрастно скомандовал Инквизитор. Клон слабо пошевелил рукой — кажется, включились какие-то рефлексы, — но штурмовики, волоча голое женское тело, словно свиную тушу, одним рывком окунули его в кипящую алую раскаленную массу, и толчком отправили затрепыхавшееся тело вниз.

Вверх шибанул отвратительно воняющий пар, на алой булькающей массе взметнулись языки пламени, выхватившие зловещими отблесками штурмовиков, Инквизитора, неподвижно и бесстрастно наблюдающего за экзекуцией, и Виро, сурово сопящую за его плечом, словно спрятавшуюся от ужаса происходящего за его спиной.

— Следующую. Живее!

Дрыгающиеся тела, ухваченные как попало, выскальзывали из рук штурмовиков, в лаву падали ноги, руки, мгновенно вспыхивая, наполняя помещение смрадом и странными захлебывающими звуками, когда клоны, раскрыв свои мутные глаза, пытались кричать, когда лава обнимала их ноги или руки.

— Головой вниз! — раздраженно прорычал Фрес, отворачивая лицо от горячего вонючего воздуха, шибанувшего вверх от очередного утопленного тела. Зрелище вызывало в нем отвращение, но уйти он не мог. Виро, как-то подозрительно согнувшись, прикрыла рот рукой. — Виро, вам нехорошо?

— Да, милорд, — прохрипела девушка, бледнея.

— Так выйдете вон, — распорядился ситх резко.

Девушка, уже не в силах подавить позывы к рвоте, опрометью кинулась вон, вверх по ступеням, а Инквизитор, чуть прикрыв лицо ладонью, затянутую в черную перчатку, защищая свой обоняние от удушающей вони паленых волос, вновь обернулся к сияющей алой адской бездне, и пожирающее человеческие тела пламя отразилось в его недобрых глазах.

* * *

— Как ты узнал? Кто сказал тебе? — одними губами прошептал Малакор. На миг его неживое, ненастоящее лицо превратилось в страдающего, мучающегося человека, и Император презрительно глянул на него.

— Разве нужно о чем-то спрашивать, чтобы что-то узнать? — туманно произнес он.

— Зачем?! Зачем ты сделал это?! — шипел Малакор, раскаляясь. Казалось, шевелящаяся Тьма наполняет его тело, вливаясь в разум, заставляя мертвенно замирать каждую черту на его лице, изгоняя дыхание жизни из каждой клеточки его тела, превращая человека в пульсирующий сгусток абсолютного зла. Но вся его ярость не в состоянии была растопить ледяного спокойствия Дарта Вейдера, празднующего в этот миг свою победу.

— В этой игре, — отчеканил он, выдерживая все яростные нападки Малакора, чья Сила рвалась с привязи, как голодные цепные псы, — все преследуют свои цели. И все хотят обмануть. Я тоже захотел сыграть в эту игру. Я не знаю, кто надоумил Аларию прийти ко мне, и зачем она просила уничтожить ее клоны, зачем она хотела заманить меня туда, в твое логово, и кто там хотел поздороваться со мной. Возможно, это был ты; возможно, это была часть твоего плана. А может, кто-то из твоих цепных псов решил помериться со мной силами. Теперь это уже неважно. Но я дал обещание Аларии, что уничтожу ее тела, которые ты держишь про запас, и которые так любишь мучить, и я выполнил это обещание, в память о нашем с ней прошлом. Но и академия твоя мертва. И ее защитники тоже. Твой Орден больше не собрать. Он потерял несколько своих частей, и Сила, которую ты им подарил, разлита по Вселенной. Считай, теперь мы квиты за нападение на мою планету, — Дарт Вейдер усмехнулся, и на его лице отразилось выражение порочное и страшное. — А Инквизитор рассчитывается сейчас за оскорбление, нанесенное лично ему. Он очень злопамятный человек; и он не прощает ничего.

Дворец Вейдера был оцеплен, и Люк сам обходил посты, касаясь людей Силой, прислушиваясь к тревоге и ожиданию.

…Малакор Строг сам покинул кабинет Вейдера…

Под истерический хохот валяющейся на полу женщины, только что пережившей пару десятков страшных смертей в огне и кипящем камне, под молчаливым суровым взглядом Императора, черной тяжелой скалой стоящего над еле ворочающейся Аларией, провожаемый свирепым желанием Леди Софии накинуться и разорвать, и под молчаливое ожидание Люка Скайуокера, которому достаточно было бы неверного взгляда, лишнего слова, неосторожного жеста, чтобы активировать сайбер и кинуться в безумную плачущую Тьму, рассекая дымные тени.

Силой касаясь разоренного гнезда, взывая к носителям золотых лиц, Малакор вновь и вновь не получал желаемого отклика, и мертвая Тьма, клубящаяся в нем, словно оковывала черным льдом все его существо, туша горящий взор и наливая чернилами миндалевидные глаза, проливаясь под кожу, высвечиваясь неживыми прожилками на ровном гладком лбу, стирая всякое человеческое выражение с молодых губ, с бровей, с висков, превращая черные длинные волосы в дымное обрамление белоснежной посмертной маски, фарфорового обмана, под которым таилась жадная голодная черная бездна.

— Анексус, — четко произнес он, и Алария, едва успокоившаяся, снова забилась в истерическом припадке, содрогаясь в безумном хохоте, закрывая лицо руками, катаясь под ногами Вейдера, словно перекрученная рваная тряпка.

Ее волосы были совершенно мокры от болезненного тяжелого пота и липли к вискам, к разгоряченным щекам и к влажно блестящей шее, на белоснежном нежном платье, теперь измятом и испачканном, грязными пятнами проступала влага, и женщина выглядела неряшливой и какой-то оборванной.

Только что она пережила несколько страшных минут, настолько ужасных, что и вообразить себе невозможно, как не остановилось ее измученное сердце. Ее крики были страшнее настоящей казни, они наполняли собой все пространство, вытесняя, выдавливая вообще все, что могло хоть как-то отвлечь от них. Ее многократно умирающее тело тряслось, изуродованное гримасами лицо словно на самом деле покрывалось пузырями, и, кажется, платье насквозь промокло от выжатой болью из женщины мочи и пота.

Ее лютый вой и надсадный вопль, повторяющийся раз за разом, огнем опаляли сознание, и София до крови прикусила губу, чтобы вынести, выдержать звуки этой невыносимой жестокости, в то время как Дарт Вейдер был нем и суров, а Малакор, казалось, застыл, замер, словно схваченный и сохраненный вековой мерзлотой.

Нужно отдать должное Лорду Фресу — в этой экзекуции он был невероятно быстр…

И можно было только позавидовать ему — убивая, он не слышал и не видел этого кошмара и этих разрывающих грудь женщины воплей.

А затем они прекратились вовсе; Алария, пуская ртом кровавые пузыри, багровая, с бессмысленным взглядом, узкими зрачками уставившемся куда-то в недосягаемую даль, лежала, раскинув руки, и ее тело лишь изредка вздрагивало, а из горла вырывалось какое-то глухое, сиплое ухание.

Лорд Фрес догадался достать свой сайбер, и перед окунанием в лаву наносил удар милосердия каждому скользкому, голому клону, чтобы навсегда прекратить его сопротивление.

Если быть внимательным, то можно было бы посчитать, сколько раз алое лезвие проткнуло сердце Аларии…

И даже после того, как все окончилось, она еще долго лежала, распростертая, полубезумная, ничего не понимающая, и жизнь, распределенная до того по множеству тайных убежищ, крепко вцеплялась в то единственное убежище, что ей оставалось — в Аларию…