Он уже вскочил не первые ступени, когда ее резкий крик, сливающийся с ревом ворвавшейся воды, достиг его ушей.

Асассинов унесло течением, и лишь один, ухватив леди Софию за косу, был здесь. Балансируя, изгибаясь под потоками бьющей его воды, он тянул ее за собой, и она яростно кричала, дрожа от напряжения, прогибаясь назад все больше и больше.

Фрес, сорвавшись с лестницы, одним прыжком подскочил к ней, по пояс оказавшись в ледяной бурлящей воде.

Взмахнув сайбером, он одним ударом отсек ее угольно-черную косу, за которую удерживался ассасин, примерно посередине и остриженные опаленные волосы взлетели, смешиваясь с холодной водяной пылью.

Еще было время, еще можно было взобраться по лестнице наверх, и Фрес, выкинув вперед, подтолкнул ее к заливаемым ледяной водой ступеням.

Но и этим путем им не суждено было спастись; где-то наверху мелькнули черные одежды, и красный взрыв разнес лестницу, обдав вскрикнувшую Софию острыми осколками, иссеча ее выставленные вперед руки в кровь.

— Да чтоб хатт тебе в желудок нагадил! — яростно проорал Фрес, багровея от злости. — Живо, вниз!

Вода все пребывала.

Ухватив своими ледяными объятьями людей, она понесла их прямо на террасу, и там Инквизитору удалось уцепиться за лестницу и выловить Софию, безо всякого почтения ухватив ее за шиворот.

Она лишь тонко постанывала; ее грубая рубашка быстро напитывалась кровью, и он лишь порадовался, что женщина успела прикрыть руками лицо, глаза, а ее грудь защитил ее бронированный корсет.

Кое-как, хлюпая ногами в полных воды сапогах, они взобрались наверх, и мимо них несся поток, дышащий холодом.

— Шелудивый сарлакк, — выругался Фрес, тонко дрожа всем телом, насквозь промокшим в ледяной воде. — Эта вода теперь будет течь и течь, пока не спадет уровень подземной реки. Только после этого мы, возможно, сможем вброд, по одному из тоннелей, выйти отсюда. Ящериц, слава Силе, тоже унесло, — Фрес прислушался к своим ощущениям и кивнул на один из входов, наполовину залитый кипящей пенящейся водой. — Пойдем туда. Спасение только там.

— Хорошо, — произнесла София. — Значит, пойдем.

Изломанный берег угольно-черной холодной реки ослепительно блестел битым крошевом льда, прозрачного и тонкого, как тонкое прозрачное стекло, и крохотные пластинки его звонко лопались под сапогами бредущих прочь от мертвой реки людей.

Казалось, эта черная река уносила вместе со своими быстро бегущими, перекатывающимися на камнях водами силу и высасывала саму жизнь своим холодным дыханием.

Воздух в подземных пещерах был не очень холодный, но мокрая одежда, облепившая тело, сковывала, сжимала ледяными железными нитями кожу, ранила при каждом движении, разрывала, резала, и боль пронзала до костей.

София недовольно морщилась, ее колотило так, что она не могла попасть рукой и убрать прилипшую к щеке мокрую прядь. Ее руки замерзли и пальцы не разгибались, туго обтянутые замерзшей кожей, и ногти ломило и покалывало, наверное, перед тем, как они перестанут чувствовать что-либо вообще.

Инквизитор шагал впереди, практически не оборачиваясь.

Вероятно, не мог — обледеневший плащ тогда впился бы ему в шею, в горло.

Или, что еще вероятнее, просто берег силы и тепло. При каждом движении воздух проникал под одежду и сжимал ледяными тисками тело, сковывал дыхание, вычерпывая тепло из живых тканей.

— Или мы сейчас остановимся и попытаемся отогреться, — глухо промолвил Инквизитор, оборачиваясь к Софии всем телом, — или умрем. Иного не дано.

От ледяного дыхания пещер на его бровях застыл иней, губы посинели и дрожали, лицо превратилось в неживую бледную маску, на которой холод острым резцом обострил черты, соскреб плавные и мягкие линии, оставив после себя множество угловатых заломов.

— Как мы это сделаем, — прошептала Леди София, отгоняя тяжелую дрему, наваливающуюся на ее лоб, сдавливающую виски и морозящую веки. Вот если их закрыть…

— Откройте глаза, — резкий голос Инквизитора всплыл в ее сознании, ледяной иглой больно взрывая мозг. — Не спите. Идемте. Вон там устроим себе лежанку.

София с трудом разлепила смерзшиеся ресницы и побрела вслед за Инквизитором.

Сейчас нужно было только одно — двигаться, хоть немного двигаться.

И не спать.

Подальше от черных вод, у подножия наполовину срытой скалы, или замерзшего в камень песчаного холма, Инквизитор разрешил леди Софии остановиться.

— Не спать, — выдохнул он, и из его губ вырвалось совсем крошечное облачко пара. Силы и тепло покидали и его тело. — Собирайте мох. Вот эти длинные ленты. Складывайте сюда, в это углубление.

София молча повиновалась, хотя ее скрюченные руки уже не слушались ее совершенно.

Сам Инквизитор обошел холм кругом и приволок какой-то обрубок дерева, сухого, мерзлого, вымороженного до волокон, тонких, как бумага.

"Огонь, — подумала София. — Если бы можно было развести огонь, это спасло бы нас".

— Больше нет, — произнес Инквизитор, снимая с пояса сайбер. Кажется, его бесчувственные окоченевшие пальцы не сразу нашли кнопку активации, и луч его оружия зажегся с некоторой задержкой.

— Идите сюда, — велел он, пару раз полоснув по дереву, высекая огонь из его высохшего нутра. — Встаньте ближе.

София сделала несколько шагов в каком-то оцепенении и присела над разгорающимся пламенем, протянув к его играющим языкам ничего не ощущающие руки.

— Я согрею вас, — произнес Инквизитор сипнущим голосом, — а вы согреете меня.

Он говорил это тихо, почти без выражения, но на миг в его словах промелькнула такая угроза, такая свирепая жестокость, что София поняла: если она посмеет сказать "нет", он убьет ее и напялит ее еще теплую кожу.

Рывком он содрал с себя плащ и накрыл ее, отчего распространяющееся от костра тепло стало гуще и отходящую кожу начало остро и невыносимо покалывать болью.

Дрожь усилилась, и София застонала от ломоты, наполнившей сведенные судорогой мышцы. Иссеченные осколками плечи, чуть отогревшись, начали нестерпимо болеть, и София еле сдержала рыдания, рыча и разжимая над огнем руки.

Инквизитор, дрожа всем телом, меж тем начал раздеваться, с трудом справляясь окоченевшими пальцами с застежками и пуговицами.

— Что вы делаете? — произнесла София. Ее лицо налилось румянцем, и подсохшие волосы отстали от щек.

— Раздевайтесь, — велел он, игнорируя ее вопрос. — Совсем. Освобождайтесь от мокрой одежды. Или умрете.

Стащив мокрый алый шелк, Инквизитор швырнул одежду поближе к костру, на оттаивающую землю, и рывком поднял Софию на ноги. От его обнаженных плеч поднимался тонкий пар, на груди мелко-мелко сокращались мышцы, и его руки, срывающие с нее одежду, были ледяными, словно неживыми.

Ее отогревшиеся пальцы попытались было распустить шнурки корсета, но она не успела сделать это полностью. Он вцепился в края ее одежды на груди и рывком разодрал декоративную шнуровку, освобождая от сковывающего ее ледяного куска кожи. Быстро, рывками, он сдирал с нее мокрые вещи, иссеченную рубашку и швырял на землю, рядом с огнем, и ее начавшую отходить от холода кожу снова начал колоть мороз.

Ее босые ступни, освобожденные от сапог, ступили на подтаявшую землю, и мелкие камешки впились в подошвы.

Без церемоний, абсолютно не смущаясь, он сорвал с ее бедер штаны вместе с бельем, нетерпеливо подцепляя мокрые холодные трусики ледяными пальцами, проводя белые полосы по ее коже. Обнажив ее абсолютно, он отправил ее одежду вслед за своей, к огню.

— Ложитесь, — скомандовал он, кивнув на ворох мха. — Живо.

Сбившись в комочек, она, стуча зубами, легла на колкий мох, и он сверху завалил ее длинными серыми лентами и накрыл их плащами.

На Софию навалилась плотная тяжесть, и тепло начало разливаться в ее замерзшей груди. Даже боль в ранах не шла ни в какое сравнение с тем наслаждением, которое она испытывала, ощущая, как ее тело прекращает бить судорожная дрожь.