— Ах, вот оно что… Жалость отвратительна. Вы спали с ней?

Фрес едва не подпрыгнул от злобы, и, срываясь на крик, выплюнул, выкрикнул, словно это жгло ему грудь:

— Да, ранкор вас разорви, разумеется! Я же любил ее!

— Чем же он был лучше вас? Вы ведь…

— Сарлакк вас сожри! Он тоже был джедаем! Прекратите эти ваши вопросы ниже пояса!

Леди София пожала плечами:

— Но ведь было что-то, ради чего она оставила вас?

Фрес поник, и, казалось, даже его яркий наряд поблек, Инквизитор неопределенно пожал плечами:

— За что любят? Если бы я знал, она бы не ушла… я бы не отпустил ее.

— Вы любили ее?

Фрес поднял огромные, черные от расширившихся зрачков глаза и Леди София увидела в них такую ярость, какая разорвала бы ее в клочья, если бы беспокойно мечущаяся в своем террариуме ящерица не защищала ее от бушующей Силы Лорда Ситхов.

— Я любил ее, — страшно повторил он, кивнув головой.

— И что? Стоило это того?

В злых зеленых глазах Софии плавали искры смеха, и Лорд Фрес, подойдя вплотную к женщине, свысока заглянул в их издевающуюся бездну.

— Сначала ведь делаешь, а жалеть приходится потом, не так ли? Стоило, — резко ответил он. — Я не жалею ни о чем. Я видел последние минуты ее жизни. Я видел ее отчаяние от того, что я не с ней. Так или иначе, а она пожалела, и мне этого было достаточно.

— Сколько лет вам было? — небрежно бросила София, ничем не выдавая своего любопытства. С каждым вопросом она становилась на шаг ближе к его истинной сути — уязвимой и уязвленной, скрытой по обыкновению ярким доспехом Инквизитора и непробиваемой стеной Силы. И ощущение этой его части опьяняло Леди Ситх, не давая остановиться, желая испить его боль до дна.

— Восемнадцать.

— Совсем мальчик, н-да… а сейчас?

Фрес снова улыбнулся.

— Какая разница? Сила помогает продлевать жизнь и молодость сколь угодно долго. Если вам угодно ассоциировать со мной какие-то цифры, то, например, думайте, что мне тридцать восемь лет. Вас не покоробит такая разница в возрасте?

— Как вас звали тогда?

— Зачем вам? — спросил он, вглядываясь в бездну ее глаз, ища подвох, опасность, предательство, но его Сила упрямо молчала, не открывая истинных намерений Софии.

— Просто интересно. Старые имена красивы, как драгоценные вазы.

— Эван. Эван Джейкоб.

— Джейкоб? Какое-то знакомое имя… Кажется, один из сенаторов… — внезапная догадка промелькнула на ее жестоком лице, а губы изогнулись в коварной ухмылке.

— Довольно! — яростно рявкнул Лорд Фрес, развернувшись к Софии своей черной бронированной спиной. — Мое имя было Эван. Это все.

София лишь кивнула головой.

Подающий надежды гордец, обласканный сильными мира сего, отдал все, сделал широкий жест, швырнув к звездам свою Силу и положение в обществе, и получил взамен унизительную жалость.

Не знающий поражений юный тщеславный джедай, не без оснований считающий себя одним из лучших, уступил без боя более удачливому сопернику, которого, вероятно, и не замечал с высоты своего положения.

Любящий женщину, вкладывающий свою Силу и страсть в каждое прикосновение, он вдруг узнал, что может быть что-то, больше чем его Сила, лучше его красоты, сильнее его надежд.

Интересно, а она, эта чистая, наивная, жестокая девочка, так нечаянно разрушившая его душу, видела, как гаснет свет в его ясных прекрасных серых глазах, прощаясь со своим бывшим возлюбленным? Видела, как они наливаются кровавой темнотой? Понимала? Слышала металлические нотки, царапающие слух, в его смехе?

Интересно, он смеялся, говоря ей "до свидания"? Или печалился, душа мальчишеские слезы? Просил ли он на прощание ласку, ночь любви, которой надеялся растопить выросшую между ними стену?

Умел ли Эван тогда смеяться так же, как сейчас смеется Лорд Фрес? Бесстыже, сверкая белоснежными зубами, отпуская колкости, ранящие и вызывая мучительный стыд? И осталось ли сейчас в Лорде Фресе хоть что-то от того, кем он был до падения?

Сколько же мягкости в имени Эван: прекрасном, светлом, звездном; наверное, столько же сейчас боли, гнева и жесткой стальной силы в коротком злом имени Фрес. Интересно было бы посмотреть сквозь годы на юного Эвана, с хохотом отринувшего в один миг любовь, свет, свой мир…

Самые светлые ярче всех горят…

— Какая некрасивая история…

— Истории ситхов не бывают красивыми, Миледи.

— Тогда, — тихо-тихо произнесла София, тихонько смеясь, глядя прямо в его страшные глаза, — она спасла вас. Вы должны быть благодарны ей — если бы вы остались в ордене джедаев, Владыка Вейдер просто убил бы вас, исполняя приказ 66, и вы сейчас не стояли бы рядом с его троном.

— Да что вы, — зашипел Фрес вкрадчиво, его жесткие руки ухватили женщину за плечи, а стальные холодные глаза заглянули в самую душу. — Тогда и вам следует благодарить Владыку Акса за то, что он делал с вами? За насилие? За унизительную беспомощность? За ярость, которую реализовать невозможно? За стыд, который душу разъедает кислотой?!

Лорд Фрес грубо тряхнул Софию, нарочно делая ей больно, но она не переставала улыбаться, безмятежно глядя в его ужасное дрожащее мелкой дрожью лицо, нависшее над ней, и на играющие на его щеках желваки.

Сила бушевала в нем, рвалась с цепей, и бесновалась, не досягая жертвы. Эту дуэль, на которую так легкомысленно согласился Лорд Ситх, он проиграл, напоминание о давнем поражении накладывалось на сегодняшнее фиаско, и его ярость, наверное, разорвала бы и небо пополам до самого Космоса.

Но Фрес сегодняшний был не менее тщеславен, чем тот, далекий, юный Эван; он привык, что последнее слово остается за ним. И стискивая женщину, яростно сжимая ее, понимал, что если бы его Сила была с ним, София бы уже была мертва, разорванная мощным потоком лавины злобы, пропущенной через ее тело. Раненый жестокими словами Ситх Леди, он решил нанести ей ответный удар, причинить ей не меньшую боль, запустив в душу стальные когти.

— А вы испытываете благодарность к Дарту Аксу? Вы, пытающаяся отречься от Силы, которую он вам подарил в обмен за пару ночей, а? Он избивал и насиловал вас, так? Стоило это того, а?

— Он дарил мне наслаждение, — промурлыкала София, издеваясь. Ее глаза превратились в две узкие щелки, горячее дыхание Лорда Фреса обжигало ее губы, и его нервная дрожь передалась и ей, мышцы напряглись, но она с самоубийственным упрямством продолжала дразнить его. — Он вливал в меня всю Силу, что наполняла его, и секс с ним был словно бомба.

— Правда?

Запустив жесткие пальцы в её волосы, он грубо сжал черные блестящие пряди и откинул ее голову назад, уничтожающе глядя в смеющиеся изумрудные глаза.

— Может и я подарю вам… наслаждение? — злобно прошептал он, склонившись еще ниже, навалившись тяжелым телом, бесцеремонно скрутив ей руки. От Лорда Ситхов пахло металлом и горячей кожей. Его бронированная куртка жестко впилась в грудь и живот Ситх Леди. Его страшные глаза закрылись, и он, глубоко вдохнув, чуть коснулся губами ее губ.

Наверное, вместе с этим легким невесомым касанием и выдохом Силой он сбивал женщин с ног, наполнял тело своей жертвы настолько, что можно было обезуметь и утонуть в водовороте чувств, раствориться в удовольствии или боли — смотря что он хотел подарить.

Но сейчас Силы не было, и он позабыл об этом, разъяренный, передавая свое обжигающее дыхание в ее полураскрытые губы, но вместо разрушительного потока тяжелой темной Силы Лорда Ситхов была легкая, невесомая как прикосновение крыла бабочки, ласка.

Он забыл; он не знал, что его чистые прикосновения не потеряли былой нежности и трепетной бережности, какие когда-то дарил Эван.

Его губы оказались на удивление мягкими, ласковыми, ими он осторожно, тихо-тихо, нежно-нежно поцеловал нижнюю губку Софии, и чуть коснулся ее языком, словно слизнув капельку сладкого сока.

От неожиданности она охнула, в ушах ее зашумела кровь, приливая к лицу.

Ожидая чего угодно, злости, грубости, да хоть бы больного укуса, она неожиданно получила самый чистый поцелуй за последние лет пятнадцать. Последний раз так ее целовал молоденький лейтенант-выпускник, бесконечно застенчивый, робкий юноша, глядящий на ее красоту полными восторга глазами. Полночи он читал Ирис стихи и лишь на рассвете осмелился подарить ей первый поцелуй, потрясший ее и запомнившийся на всю жизнь.