— Леди Алария у себя? — поинтересовался джедай у начальника охраны.

— Так точно, — ответил тот. — С утра гуляла по верхнему саду.

— Сейчас?

— Сейчас у себя.

— Отлично.

Люк не знал, зачем он идет к этой страшной женщине, что он хочет увидеть, что хочет услышать из ее уст.

Уверенно шагая по увитым зеленью ходам, вглядываясь в Силу, он тоже видел какие-то неясные отрывки видений, какие-то лица, будоражащие его воображение сцены. Он ощущал опасность, настоящую опасность, и непохоже было, чтобы Инквизитор на этот раз собирался с ним поиграть. Кажется, Лорд Фрес сам не понимал сути того, что надвигалось, но видел лишь Люка и Аларию, и предоставил им самим возможность разрешить все, наблюдая со стороны. Или же он на самом деле хотел устроить испытание молодому джедаю, попробовать, а чего же стоит сын Дарта Вейдера.

Люк упрямо склонял голову и ускорял шаг, представляя себе внимательный, холодный, любопытный взгляд Лорда Фреса. Вы не разочаруетесь, Инквизитор, обещаю вам. Я смогу разрешить эту задачку, даже если вам она не по зубам.

Аларию Люк застал, кажется, в самый неподходящий момент.

В своем зеленом убежище посередине искусственного пруда женщина лихорадочно разбирала свои вещи, терзала какие-то тряпки, словно отыскивая что-то, и Люк, замедлив шаг, некоторое время наблюдал за этой яростной лихорадочной возней. Услышав шаги молодого человека, Алария вздрогнула и обернулась. На миг на ее красивом лице отобразилось напряженное, яростное выражение, почти звериная лютая ненависть, тотчас же сгладившаяся жалкой улыбкой.

— Люк, — прошептала женщина, оставляя свои поиски и поднимаясь во весь рост. Ее темные глаза увлажнились быстро набежавшими слезами. — Люк, ты пришел ко мне!

На мгновение Люку показалось, что Алария в самом деле рада ему, и отступили страх и опасность, невольная улыбка тронула его губы. Люк ступил к обрадованной женщине, она обняла его, с жаром прижалась к его груди, тихонько всхлипывая.

— Люк, Люк, — шептала Алария. Ее темные глаза, тающие крупными каплями слез, жадно всматривались в лицо молодого джедая, словно хотели запечатлеть в памяти каждую его черточку, или, может, найти сходство со своими чертами. — Мой дорогой мальчик, мой Люк!

Ее руки тискали его темную одежду, ощупывали его плечи, пальцы зарывались в соломенного цвета волосы, но Люку вдруг стало не по себе от этого неистового желания разглядеть его, и злое торжество проглядывало из глубины ее обрадованных глаз. Словно сама тьма приникла к нему и присасывалась своими жадными присосками, обманом выпивающими свет и жизнь…

Ты все-таки пришел ко мне, Люк…

— Ты хочешь поговорить со мной? Ты за этим пришел?

Этот невинный вопрос окончательно развеял наваждение. В этих словах проскользнуло нетерпение и нотка раздражения, хорошо замаскированная под сладкую приветливость — так встречают нежданных и нежеланных гостей. Алария, улыбаясь ему, как-то нетерпеливо поглядывала на зеленый полумрак, из которого появился молодой человек так, словно ожидала кого-то другого… или сама торопилась уйти.

Скорее второе, подумал Люк, рассматривая беспорядок — на постели, на полу, на креслах лежали какие-то скомканные тряпки, словно их разбрасывали в нетерпении. Что-то искала?..

Люк, поймав ладони Аларии, гладящие его щеки, отнял их от своего лица, и улыбка погасла на ее лице.

— Нет, — медленно произнес он, всматриваясь в темные глаза обманщицы. — Я случайно… просто по делам здесь. Зашел узнать, все ли у вас хорошо и не нужно ли чего. Вы куда-то собирались?

Алария словно смутилась, отдернула руки, которым дала столько свободы, и опустила смущенный взгляд.

— Да, да, — быстро пробормотала она. — Я собиралась немного пройтись наверху, подышать перед сном… Конечно, мой мальчик, я все понимаю. Твой отец…

— Мой отец, — перебил ее Люк, — здесь не причем. Это было моим решением — навестить вас. Так что вам нужно? Говорите, и я попытаюсь исполнить.

— Нет, нет, — бормотала Алария, — у меня все есть, мне ничего не нужно! Но то, что ты зашел, это так хорошо, я так рада!.. Я просто думала… я хотела… ведь может быть, тебя мог он послать ко мне?..

На Аларии было надето какое-то серое бесформенное одеяние, ее голову покрывал странный головной убор, словно скрученный из нескольких слоев ткани. Люк припомнил, как Алария разгуливала по имперскому дворцу — даже сопровождаемая всего лишь солдат охраны, она надевала роскошные наряды и украшала себя изящными безделушками.

Сейчас же она походила на гусеницу, наполовину замотавшуюся в кокон перед превращением в бабочку, нелепое и толстое существо.

— Наверху сегодня прохладно, — пояснила Алария, указывая на свое одеяние, и Люк сухо кивнул.

— Так… не он тебя послал?

Алария смотрела так умоляюще, с такой надеждой, ее пальцы, стискивающие ладонь молодого человека, сжались так сильно, что ему стало больно, и Люк с трудом нашел в себе силы, чтобы отрицательно покачать головой.

— Нет, — избегая называть эту женщину хоть как-нибудь, хоть по имени, хоть таким теплым и желанным словом "мама", ответил он.

На лице Аларии отразились разочарование и горечь, она опустила налившиеся быстрыми слезами глаза и неловко засмеялась, словно устыдившись своей наивности.

— Присядь, Люк, пожалуйста, — прошептала она еле слышно, и первая опустилась на свою растерзанную постель. Люк молча повиновался, хотя чувство какой-то неправильности, лжи не отпускало его ни на миг.

"Хладнокровие и мудрость", — звучал злой голос Инквизитора ледяным колким грохотом в голове молодого джедая, и Люк всеми силами цеплялся за эти два слова.

— Я хотела поговорить с кем-нибудь, — прошептала Алария, стирая набегающие слезы с покрасневших щек. — Я хотела, чтобы кто-нибудь знал… особенно ты, Люк. Я надеялась на твоего отца. Да, я пришла с расчетом на его память обо мне. И я надеялась на то, что его чувства ко мне… еще хоть сколько-нибудь ценны ему. Я и сейчас на это надеюсь. В моей жизни не было мужчин, которые бы значили для меня так много, кроме него, я никого не любила так, как его, и ни с кем больше меня не связывает так много, как с ним. Я пронесла память и любовь к нему через смерть. Так может…

Люк, глядя на ее стыдливо склоненное заплаканное лицо, лишь качнул головой.

— Не может. Я не хочу обманывать тебя, и не хочу давать тебе ложных надежд, — ответил он. — Отец ничего не говорит о тебе и не спрашивает ничего.

— И нет ни малейшей надежды на то, что он… он захочет меня… увидеть?

Плаксивый голос Аларии, ее красный, распухший от слез нос, цепляющиеся за его одежду руки стали стали неприятны Люку, он ощутил стыд, словно нечаянно увидел что-то интимное, касающееся Дарта Вейдера и этой женщины.

Словно нечаянно вошел в спальню к отцу в самый неподходящий момент.

И отвратительнее всего было то, что существовала Ева.

Люк уважал императрицу, его чувства к ней можно было бы даже назвать благоговением. Он смотрел на эту женщину, сумевшую удержаться рядом с его отцом и вставшую с ним вровень, с изумлением, она казалась ему непогрешимым идеалом, чем-то чистым и строгим, тем, чего никогда не коснется скверна.

Таким же священным, как… мать.

А Алария, это странное изломанное существо, этот поток слез, животного дикого страха, комок нервов и истерик, с ее неуемной жаждой пролезть в постель к Дарту Вейдеру, казалась ему чем-то невероятно отвратительным и настолько низменным, что одна мысль о том, что ее можно застать в комнате отца, была Люку невыносимо.

Это было словно уличить Дарта Вейдера в чем-то стыдном, извращенном и грязном.

И при всем при этом Люк понимал, что все же перед ним — его мать… Какая жестокая насмешка судьбы!

Хладнокровие и мудрость, маленький Люк.

Тебе пора взрослеть и учиться управлять своими эмоциями.

Только тот, кто может совладать с собой, силен.

— Тебе на на что надеяться, — холодно заметил Люк. — Отец не лжет, когда говорит, что ты пришла поздно. Вероятно, лучшим решением для тебя сейчас будет уйти. Я распоряжусь, тебя отпустят, я дам тебе транспорт, все, что тебе может понадобиться. Ты уйдешь и исчезнешь навсегда, и в твоих интересах держаться подальше от столицы, и никому не говорить о своей связи с отцом, — в синих глазах молодого человека промелькнуло упрямое выражение, он глянул исподлобья, и в его чертах на мгновение появилось выражение, делающее его похожим на Энакина как две капли воды. — Я лично прослежу, чтобы тебе не причинили вреда. Но и за тем, чтобы ты не смела приближаться к столице, я прослежу тоже. Соглашайся; это все, что я могу сделать для тебя, и, поверь, это немало.