Ситх-леди, готовясь ко встрече с Инквизитором, предпочла одеться как можно более удобнее, чтобы одежда не сковывала ее движений и не отвлекала ее внимания. На ней были мужские одежды, приличествующие, скорее, джедаю — темная туника, темные брюки и таббард, перепоясанный традиционным ремнем, к которому крепился сайбер ситх-леди. Свои сапожки на высоких каблучках она сменила на более удобную обувь, не лишенную, однако, изящества, и взгляд Лорда Фреса оценивающе скользнул по ее точеным ножкам и стройным бедрам, красоту которых не могли скрыть даже темные грубые одежды.

Свои роскошные черные волосы леди-ситх попыталась собрать в пучок на затылке, оставив длинные пряди на висках, и они красиво оттеняли большеглазое личико ситх-леди, придавая ее виду какое-то кукольное невинное выражение. Какая подлая ловушка…

Под этой красивой, яркой оболочкой были лишь ядовитые ярость, упрямство и страх, непримиримые, лютые, безобразные настолько, что невозможно было поверить, что они наполняют разум женщины.

Леди ситх пришла сюда затем, чтобы сразиться и убить — ее жестокое желание поразвлечься Инквизитор уловил, едва она переступила порог тренировочного зала.

Однако!

Неужто эта стерва и впрямь посмела бы… убить Инквизитора?

Все еще помнит встречу на Коррибане? Вой ветра, колючий песок на губах и безжалостный поцелуй его сайбера?

Помнит и не хочет простить?

Жаждет мести?

И даже его ласки, доставившие ей столько нестерпимого удовольствия, заставившие ее кричать и извиваться, не смогли ни на сколько сгладить в ее памяти боль от того старого ранения?

Что скрывается там, за прекрасной зеленью ее глаз?

Неужто только злобное желание вернуть ему старый долг?

И все?

Вместе с ситх-леди выступала сменившая форму Виро, подтянутая, сосредоточенная, серьезная. Ее глаза были все еще покрасневшими, но легкомыслие и нетрезвое веселье исчезли из них, девушка смотрела внимательно и даже сурово.

Ее появление разъярило Лорда Фреса еще больше, настолько, что его губы задрожали, задергались, словно изо всех сил стараясь удержать поток сквернословия, рвущийся из груди, а яростные страшные глаза, ослепнув на миг от затопившей его разум злобы, побелели, словно старый, древний лед на Хоте; тонкие ноздри его вздрогнули и побелели от гнева. Казалось, еще немного, и он в ярости ударит в пол Силой так, что натертый черный блестящий камень разорвется под его ногами.

Вероятно, он рассчитывал на что-то иное, возможно, на разговор тет-а-тет. Вероятно, он хотел вытрясти хоть крупицу воспоминаний, хоть каплю признаний из ее красивых строгих губ.

Но Леди София не желала разговаривать с ним, и ему ничего не оставалось делать, как укротить бушующее в его сердце пламя, и скрыть разрывающие его эмоции под медленно наполнившем его черты ледяным покоем, погасившим глаза, прочертившем глубокую морщину меж сурово сдвинутых широких бровей и заострившим каждую его черту.

— Простите? — насмешливо произнес он, иронично приподняв одну бровь и косясь на Виро. — Что это значит?

— Ну, вы же хотели сразиться со мной, — беспечно ответила Леди София. — Я вам не соперник; совсем не соперник, даже с учетом того, что губернатор Аугрусс выступил бы на моей стороне. Точнее, в бою против вас он будет совсем бесполезен, или даже станет мешать мне. Вот я и предложила мисс Рокор выступить со мной на одной стороне вместо него.

Услышав это, Аугрусс оживился, на его неестественно бледном лице появилось некое подобие улыбки, и его согнутое, смятое страхом и унизительной дрожью тело, похожее на бесформенный мешок, набитый вареными потрохами, немного выпрямилось. Забрак с надеждой глянул на двери, и его ноги непроизвольно сделали шаг по направлению к ним, но едкая ухмылка Инквизитора на корню убила в нем всякую надежду отделаться от поединка.

Выслушав предложение ситх-леди, Инквизитор плотно сжал губы, и на его тонком красивом лице промелькнуло выражение стервозное и беспощадное, настолько решительное, что стало ясно, что за свое согласие Виро поплатится больше, чем Леди София за свой побег.

— И что же? — насмешливо переспросил он, покачиваясь на носках. — Мы снова позволим этому прохвосту избежать наказания? Отпустим его? Черт, да он самый везучий сукин сын, какого только можно себе представить!

Леди София перевела взгляд на забрака, судорожно глотающего воздух и нервно тискающего плащ инквизитора вспотевшими ладонями, и на ее прекрасных губах появилась самая подлая, самая ужасная, самая жестокая и самая коварная улыбка, какую только можно себе вообразить.

— Нет, о, нет! — покачивая головой, прошептала она глубоким обольстительным голосом, от которого кровь стыла в жилах, рассматривая умирающего от ужаса губернатора смеющимися злыми глазами. — Разумеется, господин губернатор поучаствует в наших играх! Его нужно наказать как следует, так, чтобы он хорошенько, как следует, до мельчайших оттенков распробовал вкус жизни и смерти, и, если ему повезет и он останется жив, чтобы он впредь не совершал таких ошибок. В нашей игре я предлагаю ему сыграть роль важной особы. Один из нас будет совершать на него нападение, а второй — второй попытается его защитить. Разумеется, нападение будет… настоящим. И если защитник не успеет закрыть его от удара, то и… раны будут настоящими. Но и нападающий должен будет попытаться скрыться после того, как сделает свое дело, иначе защитник может выместить свою досаду на убийце. Как вам такой сценарий, Лорд Фрес?

Инквизитор бросил оценивающий взгляд на присевшего от ужаса губернатора, и Аугрусс взвыл в голос, размазывая по лицу слезы, уже не в силах сдерживать пожирающий его ужас.

Леди София хладнокровно и совершенно безо всякого сожаления предлагала убить его, намекая, что смерть губернатора будет списана на некое покушение, и это были не шутки.

— Согласен, — медленно ответил ситх, и его ледяное непроницаемое лицо как будто смягчилось, словно излишняя злоба схлынула, отступила, удовлетворенная жертвой, принесенной Инквизитору ситх-леди. — Кто будет его защищать? А кто нападать?

— Это мне все равно, — ответила Леди София. — Разыграем в орлянку?

Лорд Фрес усмехнулся, снова недобро покосившись на лязгающего зубами Аугрусса. Его тонкая белая рука, обтянутая высокой манжетой, требовательно протянулась к Виро, и та, торопливо обшарив свои карманы, все же нашла искомое — золотую монету, вероятно, из числа тех, какими недавно сорил Лорд Фрес.

Безумными глазами Аугрусс проводил этот светлый блестящий кружок, на чьих золотых сторонах теперь была написана его судьба, и безотчетно отер взмокшее лицо пухлой ладонью. Его толстые пальцы-сардельки заметно дрожали, и Лорд Фрес, еще раз недобро усмехнулся, глядя в ослепшие темные глаза забрака, который не различал теперь ничего на свете, кроме этой монеты.

— Сыграете с нами, губернатор? — любезно предложил Лорд Фрес. — Назначайте себе защитника.

Забрак был настолько поглощен видом монеты, что Инквизитору пришлось повторить свой вопрос — предложение самому назначить себе палача, самому приложить руку к решению своей судьбы.

— Да, да, — обтекая липким потом, задыхаясь от удушающего его взбесившегося сердца, просвистел забрак. Его горло словно запечаталось, словно было сжато петлей-удавкой, и он почти не мог говорить. — Конечно!

— Так кто? — насмешливо произнес Лорд Фрес, устраивая монету на своем большом пальце, готовясь щелчком подкинуть золотой в воздух.

— Орел — Лорд Фрес защитник! — выпалил забрак, отирая мокрое липкое лицо полами инквизиторского плаща, совершенно забывшись от страха. — Решка — защитник Леди София…

Лорд Фрес обаятельно улыбнулся, прикусив губу, на его щеках заиграли ямочки, в уголках глаз лучиками скользнули тонкие морщинки, и его длинный палец щелчком отправил монету в воздух, заставив ее тонко звенеть от соприкосновения с острым твердым ногтем ситха.

На тот недолгий миг, когда золотой, сверкающим шариком вращаясь в воздухе, подлетел вверх, в сердце губернатора замерла жизнь, дыхание на миг прекратилось, а грудь наполнилась вакуумом, мертвым и безвкусным. Вся жизнь, все нервы, все клетки, каждая капля крови забрака сейчас стоили всего-навсего одного золотого, крутящегося в воздухе и медленно-медленно летящего вниз, между расступающимися телами ситхов, меж их летящими в пустоте черными одеждами, и падение золота на черный полированный пол показалось помертвевшему забраку нестерпимым ужасным грохотом, громом, от которого разрывались барабанные перепонки и лопался мозг.