Ей захотелось отстраниться, самой попробовать согреться, подобно Инквизитору, казалось, теперь нет надобности в таком тесном контакте, но она была слишком вымотана. Сила вернулась, она теплым маревом маячила на границе сознания, но София была слишком слаба, чтобы дотянуться до нее, чтобы наполниться ее целительным жаром.

— Обнимайте меня смелее, — безо всякого выражения произнес Фрес, расслабляясь. Его ставшее теплым, живым тело словно сделалось еще тяжелее, и его жесткие сухие руки вдруг стали странно мягкими. — Ваша кожа холодна, как лед. Нравится вам это или нет, а нам придется провести эту ночь вместе, вот так. Одежда приведена в негодность. Вероятно, к утру немного просохнет. Ящерицы вернутся, и Сила уйдет вновь. Поэтому нам придется вот так согревать друг друга.

София что-то жалобно пробормотала, что-то похожее на отборные ругательства, но Инквизитор не расслышал какие. Нехотя, она прижалась к Фресу плотнее, пряча багровеющее лицо на его шее, положив ладони на его спину; ее ноги, до того целомудренно сжатые, сплетенные плотно, расслабились и, раскрывшись, несмело обняли горячие бедра ситха. В таком положении она была открыта, беззащитна, но стоило признать, что так, прильнув к нему всем телом, было… теплее.

Тепло от его раскаленной, обжигающей кожи; тепло от пробегающей по телу редкими вспышками затухающей дрожи; и тепло, даже горячо, до пожара в груди, от накатившего понимания, что сейчас она лежит в объятьях обнаженного мужчины, чья рука покоится меж ее бедер, чуть вздрагивая.

Того самого мужчины, от которого она так стремительно сбежала, страшась, а еще больше — не желая близости с ним.

Того самого коварного искусителя, который не знает слова "нет".

Того самого ситха, который берет то, чего хочет. Всегда, любыми путями.

Ее сердце билось слишком быстро, выдавая ее мысли. Она лежала неподвижно, словно боясь, что неосторожное движение выдаст ее напряжение, сделает еще более уязвимой. Жар в груди, казалось, сжигал ее изнутри, но тело по-прежнему хранило могильный холод реки, который, казалось, достал до самых костей и теперь очень медленно покидал ее нежное тело. Очевидно, первое ощущение было обманчивым — чтобы по-настоящему отогреться, требовалось гораздо больше времени.

Постепенно ее дыхание стало глубоким и медленным, так, словно она надеялась вдохнуть тепло через тонкие ноздри и блаженная полудрема разливалась по телу; на миг ей показалось, что Инквизитор тоже уснул; его дыхание, которым он наполнял ее волосы, выровнялось, а глаза были закрыты.

Время замедлило своей ход или наоборот, текло слишком быстро. Нельзя было сказать с точностью, сколько времени они провели так — в тесных объятиях, лаская друг друга теплым мерным дыханием.

— Черт! Как же нас так угораздило?! — гневно прошептала София сквозь полудрему. От пережитого кружилась голова, и ей казалось, что это все происходит не с ними, что это лишь сон — страшный, странный, нереальный. Безумная фантазия ее воспаленного сознания. Или его видение, посланное Силой.

Но не реальность, нет.

Этого не может быть.

Вместе с желанным теплом приходило так же и сладостное расслабление и, кажется, София, устраиваясь поудобнее, нечаянно губами прикоснулась к плечу Инквизитора.

Это было неожиданно. Для него.

От этого случайного… нет, даже не поцелуя — всего лишь невинного шелкового прикосновения прохладных губ Софии он вздрогнул, и по его телу прокатилась волна жара, его рука, до того неподвижно и спокойно лежащая на ее плече, спустилась ниже, и, коварно обняв ее талию, проскользнув под поясницу, прижимая леди-ситх к себе, Инквизитор хрипло прошептал:

— Да… если так делать, то скоро будет очень жарко.

Его рука, лежавшая на ее бедре, на внутренней мягкой стороне, тоже ожила, двинулась чуть выше, и ладонь осторожно накрыла гладкий треугольничек и раскрытое лоно, отчего Софии показалось, что ее окатили кипятком, и жар, мгновенно вспыхнувший внутри ее дрогнувшего живота, разлился по ее телу.

Нет, это был не сон.

От этого бесстыдного вкрадчивого касания она интуитивно попыталась сжать колени, но лишь сильнее обняла Инквизитора, задыхаясь от обжигающего ее щеки стыда с доброй толикой злости.

— Сию минуту уберите руку, — прошипела она, вонзая ногти в его спину, но он только сильнее сжал пальцы, отогревая ее прохладную кожу и вызывая следующую удушливую волну горячего стыда, от которого, казалось, запылали даже ее губы и горящие огнем пальцы.

— Чем больше вы сердитесь, — все тем же глухим голосом произнес он, все так же ровно дыша в ее просыхающие волосы, — или стыдитесь, тем лучше. У вас даже уши горячие, — он приподнял голову и чуть коснулся красной мочки губами, словно возвращая Софии ее нечаянное прикосновение.

Прикосновение Инквизитора было невыносимым для леди-ситх, и хотя его рука всего лишь лежала неподвижно, лишь слегка прижимаясь к нежной коже, ей хотелось провалиться сквозь землю, сделать что угодно, лишь бы разорвать это странное приятное прикосновение. Делая усилие над собой, она опустила ноги, обнимавшие Инквизитора, и попыталась их сжать снова, закрыться.

— Уберите руку, — тихо, с угрозой прошипела она. На самом же деле она боялась.

— А то что ты сделаешь, девочка моя? Отомстишь мне? — прошептал Фрес, и его пальцы вкрадчиво пошевелились, скользнув между мягкими, слегка припухшими от его касаний теплыми складочками, осторожно проникая в ее влажное теплое лоно. — Или выберешься вон? На мороз? Наденешь мокрые вещи и пойдешь дальше?

Ирония в его тихом бархатном голосе обжигала, но его пальцы были нежными и ласковыми, как и тогда, той бессовестной ночью; их прикосновение, разжигающее невозможное желание и наслаждение, живо напомнило Софии, как они могут толкаться внутри ее тела, вырывая гортанные крики из ее губ, и от этого головокружительного воспоминания сладкой судорогой обожгло живот, запульсировало обласканное лоно.

Впрочем, его рука словно нехотя медленно покинула ее тело, проведя влажный след на ее дрожащем бедре, и Инквизитор, с нескрываемым удовольствием потеревшись носом о ее напряженную шею, все так же спокойно произнес:

— Я не трону вас, миледи. Да, я помню ваше непробиваемое "нет", — его тело осторожно сдвинулось с нее, освобождая. — Повернитесь ко мне спиной, если желаете, и прижмитесь поплотнее… — София так и лежала неподвижно, прислушиваясь к взбесившемуся сердцу, выбивающему дробь в ее груди. Казалось, она боялась пошевелиться, лишний раз прикоснуться к Инквизитору, случайным прикосновением разбудить в нем ту страсть, с которой она совладать будет не в силах. Словно читая ее нерешительность, он добавил:

— Не волнуйся, я не буду делать ничего… чего ты сама не захочешь. Но все-таки та позиция, которую ты занимаешь, более выгодна. Для обоих.

София поежилась от холода, проникшего холодной струйкой между их разгоряченными телами, стоило только Инквизитору отодвинуться даже на такое небольшое расстояние. Она вынуждена была признать, что быть в непосредственной близости рядом с ним… прижиматься нему так, чтобы не оставалось ни миллиметра между ними — это жизненная необходимость. Ей вдруг снова захотелось ощутить то обжигающее тепло, которое прогоняло ледяной холод из ее тела, и его руки, крепко сжимающие ее в объятиях. Леди ситх осторожно перевернулась, поворачиваясь спиной к Инквизитору, и его горячая ладонь, вкрадчиво скользнув по ее боку, обхватила ее за животик и притянула к себе, прижимая крепче. Его грудь прижалась к ее обнаженным плечам, он прижался лицом — губами, носом, — к ее шее так, словно делал это тысячи раз, и София жалобно зашипела, когда ее израненное плечо соприкоснулось с его горячей кожей.

— Таааак. Что тут у нас? — серьезно произнес Инквизитор, слегка отклоняясь, чтобы иметь возможность взглянуть на то, что так потревожило Софию. Его взору открылся огромный багровеющий порез — глубокий, с рваными краями, потому так и не затянувшийся от его манипуляций, а рядом с ним темнела уродливая нить шрама.