Конечно, я знал, что будет период перестройки организма, переход на уровень тесных связей с лесом и его обитателями. Но… Алёна была не готова, ее сознание настойчиво сопротивлялось тому, что обычный человек нарек бы «волшебством» или «магией», поэтому все шло так тяжело. Её собственные убеждения, внутренние установки исследователя не позволяли принять новую жизнь легко. Тело реагировало на внутреннюю борьбу физическим истощением. Она теряла силы на глазах, борьба между разумом и телом пожирала ее. Алёна больше недели не вставала с кровати. Я же не мог отойти от нее, окружая не просто заботой, но и обвивая её нитями света, как паутиной немыслимую драгоценность… Этого она, конечно, не видела и не могла оценить моих усилий. Но нити питали и давали энергию для её внутреннего кокона, такого раздробленного, разорванного и ослабленного в этот момент.

Я боялся. Липкий страх сковал глубины души крепкими путами. Признаться, я второй раз в жизни так сильно боялся за кого-то. Меня ужасала мысль, что мы не справимся, хотя я отчаянно верил в наше будущее. Нет… Я знал, все будет хорошо и мы сможем преодолеть перестройку. Но сердце каждый раз отчаянно сжималось при взгляде на слабость Алёны, на ее тело, бессильно застывшее на кровати. Я хотел, я безумно желал, чтобы она стала сильной, самоуверенной, ироничной, как раньше, и смогла понять и реализовать свои истинные мечты. Ее стремления… уверен, в конечном счете мы жаждали одного и того же. Счастья, близости и гармонии среди живого изобилия природы.

Кажется, боги услышали меня, Алёна пошла на поправку. Лес реагировал молниеносно… Хотя, о чем это я. Теперь Алёна и лес были едины, её сущность тут же расцвела в лесу в виде многочисленных цветов и диковинных южных растений. Даже непроницаемый Эст не на шутку удивился, застыв с открытым ртом перед выросшим за ночь великолепием и буйством растительности. Словно лесная душа вдруг заиграла прекрасную музыку для всех нас. Лес оживился очень быстро, на наших глазах появились ростки, дыхнул теплом ветер, и даже солнце, казалось, по-иному заиграло в листве.

Но цвел не только лес. Моя душа, так долго остававшаяся холодной и иссушенной бесконечными годами одиночества, раскрылась в тот же миг, распустилась бутонами счастья и удовольствия. Алёна стала проявлять благосклонность ко мне, я же вновь чувствовал себя влюблённым юношей, словно и не было всех этих долгих лет уединения и покоя.

Возраст… Я не знал, как объяснить Алёне, что процессы конвалюции затрагивают и физическое тело. И открывая нам нашу внутреннюю суть, нашу духовную природу, они делают сильнее и выносливее не только дух, но и тело. Сложно представить, сколько мне отмеряно лет, но явно больше, чем простому человеку. Когда-то, без сомнения, каждый из нас будет вынужден оставить земной путь, но пока… Пока я был нужен здесь, и лес поддерживал, придавал мне сил, словно я сам был мудрым деревом, долгие годы пускавшим новые молодые побеги, но в своей основе остающийся неподвижным и с испещрённой временем толстой корой, верно спасающей от внешних невзгод и радостей.

Да и разве это важно, что мне немного за сотню лет?.. Ведь внутри я ощущаю себя не больше, чем на тридцать. Возможно именно поэтому мое тело стареет не так быстро, я не несу в себе груз обид и разочарований, я много работаю, отдавая все, что могу лесу, и природа поддерживает эту связь.

Уверен, что и Алёну ждёт та же участь. Ведь лес сильнейшим образом реагирует на её присутствие, оберегает и раскрывает себя перед ней. Судьба нам подарила несколько дней абсолютного счастья. Алёна больше не злилась, а вновь погрузилась в свои исследования. Я не мешал. Лишь бы она была рада своим маленьким открытиям. Признаться, в научном познании леса я не видел смысла. Наука лишь могла описать происходящие явления, но вот объяснить их — нет. В живом лесу все настолько пронизано тонкими связями, охвачено паутиной нитей, не видимых привычным взором, что именно они определяют происходящие явления. Ничто иное. Учёный лишь удивленно разведёт руками, увидев быструю перестройку леса и развитие его жителей, но не приняв законы конвалюции, затрагивающие духовную суть, осознать эти явления невозможно.

Однако я понимал, что Алёне нужно время на изменение сформировавшейся картины мира, она должна объяснить все привычным ей способом. Поэтому я не торопил. Большую роль в нашем сближении сыграл и Рэм, дитё Плата, которому приглянулась Алёна. Хотя я знал, чем… Она с большой радостью приняла появление маленького друга в своей жизни и даже начала его обучать простейшему письму.

Дни превратились в семейную идиллию. Алёна никогда не говорила, но я видел, что не оставил её равнодушной. Она была рада находиться рядом со мной, каждое утро её глаза загорались неподдельным любопытством и страстью к познанию. Признаться, я был счастлив… Не знаю, посещало ли когда-то меня подобное чувство за всю мою долгую жизнь. Но ощущение выбитого, выстраданного, наконец спокойного, размеренного счастья грело душу небывалой наполненностью, зрелостью и завершенностью происходящего. Я не знал, что нас ждёт впереди, но отдал бы все, чтобы это время не кончалось никогда…

Однако оно длилось до тех пор, пока в мою жизнь не ворвалось письмо из прошлого. Эст доставил тщательно запечатанный конверт с нашего почтового ящика из ближайшего городка. По понятным причинам, почтальоны не доставляли писем в сам лес. Писал детектив, который некогда занимался расследованием дела о гибели Илен. Я думал, что мое сердце выпрыгнет, стоило мне обнаружить его имя на конверте. Развернув слегка мятую бумагу, я медленно прочитал послание.

«Достопочтенный мистер Ротер. Знаю, Вы будете сильно удивлены, получив это письмо. Поэтому обойдёмся без долгих вступлений. Всю жизнь я несу в себе тяжкий крест знания о творящихся сообществом сектантов преступлениях против молодых женщин. Я мучаюсь нескончаемым чувством вины за свою неспособность предотвратить новые бесчеловечные деяния. В числе этих, без сомнения, нелюдей, отродий, преступников, — влиятельные служащие, знатные чиновники, приближенные к императорскому двору. К сожалению, простой человек, работающий на ставке сыщика, не в состоянии справиться с огромной машиной жертвоприношений. Жерновами, готовыми перемолоть все на своём пути.

Да, я боялся. Теперь, находясь на смертном одре, я могу признаться в своей трусости и слабости. Я испугался открыто говорить правду. Я знал, чем это закончится для меня, я боялся сильно… Возможно, правда помогла бы кого-то спасти…

Вы удивитесь, что после нашего последнего разговора я долго пытался забыть случай с Илен. Но не смог… Я глубочайше прошу прощения у Вас, что оставил это дело тогда. Обрек Вас на тягостные метания. Оно стало моим наваждением, моими регулярно возвращающимися кошмарами.

К тому же, через несколько лет произошёл ещё один подобный случай, потом ещё и ещё. Жертвы приносились с завидной регулярностью раз в три-четыре года. Я снова взялся за расследование, не в силах вынести происходящее безумие.

Я не могу похвастаться выдающимися результатами. Мне удалось лишь прояснить список основных членов преступного сообщества (список Вы найдёте на отдельном листе), во главе которого стоит граф Мартимус Грей. В прошлом правозащитник, общественный деятель, ярый поборник нравственности, оппонент церкви, несущий в массы свою собственную, отличную от общепринятой мораль. Как мне удалось выяснить, учение сектантов уходит корнями в глубину веков, в средние века Докатастрофного времени. Темные годы, когда любая женщина, имеющая рыжий цвет волос, либо красавица, которую соседка заподозрила в колдовстве по случаю неурожая, могла угодить на костёр без суда и следствия. Суд, конечно, был, но весьма своеобразный — жертву под пытками вынуждали сознаться в преступлениях.

Как жаль, что в наше просвещенное время возможно существование подобных темных взглядов, такой ереси! Тем более в самых высших кругах нашего общества! Более того, мне стало известно, что Мартимус Грей за годы службы стал приближенным самого императора, верным его советником. И даже может стать его наместником, что просто немыслимо! Боюсь предположить, какая борьба скрыта от наших глаз… Не дай бог этому ужасному в своей сути человеку оказаться у власти. Впрочем, он уже там.