Убирая пузырек в медицинский шкаф, Ратмир внезапно обернулся, в руках у него был поблескивающий гранями, хрустальный и, вероятно, весьма ценный для хозяина сосуд.

— Ты это ищешь? — снова кривая насмешка. Сосуд был заполнен тягучей янтарной жидкостью. Я шумно вздохнула, не отвечая. — Тебе это сейчас не нужно. Оно слишком сильное.

— Что это? — простодушно поинтересовалась я, показывая как никогда большой словарный запас за сегодняшний вечер и скрывая заинтересованность в голосе.

— Смола Светлого дерева, — пояснил деспот как ни в чем не бывало. Я кивнула своим мыслям — значит, все-таки биологическая жидкость. И слава праотцам, что смола, а не что-нибудь похуже. Что-что… вытяжка из юных девственниц, например. Ночь же на дворе, вот в голову и лезет всякое.

— Что за Светлое дерево? — встрепенулась я.

— Узнаешь… Скоро. — Ратмир вмиг стал серьезным и в следующее мгновение подхватил меня на руки, словно привычную ношу, и понес прочь из научной комнаты. Я взбрыкнула, но быстро поняла, что лучше насолить деспоту, заставив таскать такую «пушинку» как я (к тому же, благородной девице скакать на одной ноге до комнаты не к лицу). Прижимаясь к теплому мужскому телу, я чувствовала странную дрожь внутри. И хотя Ратмир предупреждал, что ночью здесь происходят особые процессы, он не перешел грань дозволенного… Конечно, пока анализ крови не посмотрит, разумнее всего сдержаться. То есть воздержаться.

Несмотря на весь соблазн изучить лабораторию и попробовать разные эксперименты, я чуяла затылком — надо убираться и побыстрей. Пока не случилось нечто важное, особенное, что навсегда задержит меня в этом странном лесу.

Ратмир принес мое замершее в ожидании катаклизма тело (к которому прилагался подрагивающий от страха дух) в мою комнату и осторожно положил на кровать. Спасибо, хоть не сбросил, как надоедливый мешок картошки, обходящийся слишком дорого. Перед глазами моментально всплыли отодранные шторы, рассыпавшийся в пыль старинный фолиант и расколотая колба с бесценным Антаитом — имущество жениха порядочно пострадало от меня еще до заключения брачного соглашения. Я медленно натянула одеяло до макушки, молясь праотцам стать незаметной и считая мгновения до ухода жениха со всеми прилагающимися к нему анализаторами. Однако, Ратмир удобно устроился в кресле. Я возмущенно приподнялась на локтях, а он пояснил:

— Ты сильно кричала ночью. Засыпай, Алёна. Я… постерегу твой сон.

— Вам будет неудобно спать в кресле, — смущенно возразила я. Еще не хватало, чтобы мои испуганные вопли во сне кто-нибудь услышал.

— Я остаюсь, — настаивал мужчина.

— Хотите кривить спину — оставайтесь, — махнула рукой я.

В великодушие тирана верилось с трудом, но я так устала от непростого дня, что покорно улеглась на подушку и провалилась в сон без сновидений. Хотя нет… даже сквозь марево сна на меня продолжали внимательно смотреть темные глаза, проникая в самое сердце сквозь пелену неясных образов.

Я проснулась одна. О ночном приключении напоминала перевязанная нога да волнующие фантазии, прочно поселившиеся в моей голове. Фантазии касались двух тем — сногсшибательной лаборатории и неприличных вещей, фигурантом которых был хозяин дома. Ратмир, будь он неладен, словно из омута выныривал в моем сознании с завидной регулярностью, вызывая воспоминания о неумолимом сближении и весьма разумном в нашей непростой ситуации анализе крови…

Проклятье! Невольно я начинала подозревать жениха в тайном колдовстве, а лес — в наличии дурманящих разум трав. Я настойчиво гнала образы прочь, стараясь переключиться на письменный анализ собранных материалов, но ручка замирала в руке, взгляд расплывался, а перед лицом маячила лаборатория и все, что в ней приключилось. Если быть честной, то не только перед лицом. Все тело невольно напрягалось от воспоминаний о неприкрытых прикосновениях, которые жених применил мне без должного на то права! А мимолетная боль в ступне, отмечавшая каждый мой шаг — неумолимо возвращала к ночным событиям.

Все эти мысли настолько истомили меня, что к обеду я чувствовала физическое недомогание, а Мэри справедливо спросила, не заболела ли я, уж больно мое лицо отдавало бледностью, как после несвежей трапезы. Ратмира за обедом не было и его друзей тоже, чему я была несказанно рада, ввиду наметившегося у меня нервного тика на почве постоянной борьбы с всплывающими в голове картинками неловкого содержания.

— Для некоторых городских белоручек свежий лесной воздух не всегда бывает полезен, — не преминула вставить гадость Гаудия, потягивая в крайность полезный сок из давленых груш, — он для них слишком чист.

— Гаудия, что ты такое говоришь! — не выдержал мистер Смит, надувая щеки от возмущения и стыда за свою воспитанницу, не показывающую должных плодов по изучению этикета.

— Все в порядке, — вяло ответила я, не желая вступать в словесные перепалки. — Для меня этот воздух действительно слишком чист. Так, что кружится голова и снятся странные сны. Я бы с удовольствием вдохнула городской воздух с примесью мусора.

С этими словами я отодвинула тарелку с кручеными фрикаделями, которые не хотели лезть ни в какое горло, и вышла из-за стола, ощущая недоуменные взгляды за спиной. Потянуло меня на откровенность, надо же было ляпнуть такое… Я поднялась к себе и брякнулась на кровать.

Ситуация начинала казаться невыносимой. Пролежав где-то с час и пересчитав все трещины на потолке и мух за окном, я решительно встала. Порылась в несвойственных мне вычурных тряпках, и обнаружив яркое зеленое платье с гипюровыми вставками, кряхтя, втиснулась в него. Затем, как и вчера, придала лицу неотразимость с помощью эффектных красок, сделав щеки яркими, как после мороза, а глаза бездонными как сияющие колодцы на дне огромных черных ям.

Посчитав, что внешний вид, необходимый для привлечения мужского внимания, я бросилась в комнату к Долману на свидание. На этот раз я совсем не скрывалась, а гордо вышагивала по гулким коридорам здания. Долман был на месте, словно сурок, засевший в норе. Я ворвалась к нему, как ветер, и выпалила:

— Мы не можем больше скрываться! — выдохнула я так, как будто мы были тайными многолетними любовниками. — Мы должны признаться!

— Алёна, я разделяю твои убеждения! Но постой… — опешил мой второй жених. — Вряд ли Ратмиру это понравится…

— Мне плевать! Тьфу! — демонстративно сделала я вид, что плюю, хотя на самом деле загаживать пол в комнате жениха не стала.

— Давай немного подождем, я только отправил голубя! — семейный заступник не желал заступаться за меня слишком открыто, а предпочитал это делать втихаря.

— Исключено, — мрачно объявила я. — Дело не терпит отлагательств. Иначе я…

Иначе я сойду с ума от навязчивых размышлений. И мне надо срочно убедить себя, что лесная западня, поработившая не только мое тело, но и мои мысли, закончится в самые ближайшие сроки.

— Иначе я попаду под влияние Ратмира. Ведь он будет считать меня своей невестой. И делать все, что захочет, — подлила масла в огонь я, страдальчески закатив глаза.

— Что ж, в твоих словах есть доля правды… — немного подумав, изрек Долман, опустив плечи. — Но я бы все же подождал…

Сказал со вздохом, почему-то поглядывая на руки. Явно понимал, что сила закона окажется слаба против жесткого кулака Ратмира, случись женихам делить невесту варварским способом. В ожидании неприятностей Долман потер обрюзгший от конторской жизни живот и сцепил пальцы, явно не державшие в своей жизни ничего тяжелее ручки. Однако ждать еще дни до тайного побега было невыносимо.

— Я все скажу за Вас, — нашла выход я. — Вам не нужно ничего делать. Пойдемте!

— Куда? — испугался он и потер очки в тонкой оправе.

— Раскрываться! — пояснила я и, цапнув защитника за рукав и не давая опомниться, потащила вниз.

Как назло по дороге нам никто не встретился, хотя я уже приготовила речь и готова была огорошить первого встречного заявлением — это вот он, мой новый жених. Мы вышли на улицу, я немного остыла и решила установить с новым женихом доверительное пространство, а заодно блеснуть своим немалым умом.