В тяжелом, волнительном ожидании прошла ночь, за время которой воевода Ратибор ухватил урывками лишь пару часов сна. Вроде и подготовил он крепость к защите, а как явился под стены Ижеславца враг, так сразу появились большие и малые дела, требующие его срочного присутствия. То сотенный голова куда-то запропал — оказалось, помутился рассудком казалось бы надежный старший дружинник при виде тянущейся по льду Прони колонны татар и пытался уйти подземным ходом… То вдруг часть лошадей потребовалось срочно переподковать, а пара оставшихся в крепости кузнецов решились присоединиться к ополчению, да тайком прибились к сотням. Ведь понятно же, что подобным им мастерам не место на стенах, они нужнее в кузнях! Но нет, не стерпела широкая душа русичей, решили, что и им должно встретить врага лицом к лицу… Но пожалуй, на самом деле Ратибору стало просто очень страшно из-за многолюдства огромной орды — страшно за семью, ушедшую в Рязань, да за княжью рать, что обязательно погибнет, коли встретит ворога в чистом поле!

Страшно за себя, потому как стойкая вера в неприступность крепости покинула воеводу…

И все же утро Ратибор, внимательно следящий за приближающимся к внешним стенам детинца ворогом, встретил уже без страха, в горячей молитве ко Господу найдя успокоение и надежду. Воевода ведь должен вселять в ратников уверенность в победе! Должен уметь «зажечь» их, вдохновив в ключевой момент сечи, когда колеблется чаша весов боя! А потому Ратибор очень старался явить окружающие его воям спокойствие и уверенность в себе — хотя бы внешне. Впрочем, он не лукавил, чувства его действительно притупились: сказалась усталость от бессонной ночи и изъедающих душу волнений — да и молитва крепко помогла…

Но в тоже время воевода с горечью и разочарованием отметил, что враг атакует вполне грамотно — причем враг многочисленный и очень сильный. Да, большая часть орды прошла мимо Ижеславца, но под стенами града Батый оставил не менее двадцати тысяч воев — хватит не только для того, чтобы намертво запереть защитников в детинце, но и взять его на меч, пусть даже завалив рвы трупами павших!

Да только терять людей попросту вождь поганых как раз и не собирается, построив не менее половины своей рати в три штурмующие колонны — напротив трех ворот града. Лестниц Ратибор у татар не увидел вообще — зато разглядел плотные вязанки хвороста, туго перехваченные веревками и сжимаемые в руках сотен нехристей, стоящих впереди. Также воевода недовольно скрипнул зубами, заметив широкие штурмовые щиты — их сложно было бы не заметить! Грубо сбитые из досок и тонких стволов молодых деревьев, эти щиты представляли собой что-то вроде переносных заборол шириной в три-четыре шага и высотой в полтора человеческих роста. Нести его перед собой способны человек пять, не меньше, но подобный «щит» служит отличным укрытием для лучников — благодаря небольшому наклону, он целиком защищает прячущихся за ним воев от стрельбы со стен!

Покачав головой, воевода уважительно выругался, помянув вражеского начальника: тот еще до штурма сумел определить сильные и слабые стороны детинца, рубленного тарасами. И вместо того, чтобы терять ратников, безрезультатно атакуя по всему обводу стен (людей бы хватило!) или хотя бы на одном участке, он сосредоточил свои силы только напротив ворот. И это ведь притом, что русичи никак не могут увеличить число ведущих бой лучников в гроднях, примыкающих к надвратным башням. Не могут из-за узости бойниц и равномерного их распределения по всей стене!

А судя по подготовленным штурмовым щитам и запасенным вязанкам хвороста, враг хорошо понимает, что должен делать и очевидно, рассчитывает взять Ижеславец первым же штурмом…

Но это мы еще посмотрим!

Внутренне приободрив самого себя, Ратибор зычно воскликнул:

— Воев с составными луками — всех к воротам! Свободные полусотни — к воротам!

Побежали порученцы к лошадям, поскакали вдоль стен, передавая наказ воеводы. А со стороны врага меж тем вдруг взыграл рев десятков боевых рогов, ударили барабаны — и огромная масса поганых неспешно покатилась к стене, заставив сердца защитников града болезненно сжаться от недоброго предчувствия…

— Быстрее, быстрее! Лучники, становитесь у гродней, что к башне примыкают!!!

Расчет воеводы прост: составные луки ратников достаточно сильны, чтобы стрела, пущенная из них, перелетела стену — благо, что с внутренней стороны вал достаточно широк, и от тарасов до кромки у крутого спуска места хватает сразу для трех воев… Вскоре свободное пространство на узкой полоске земли вдоль стен стало заполняться спешащими к воротам дружинниками — в то время как вои, вставшие у бойниц, уже принялись отправлять в приближающегося врага срезни.

— По одному лучнику с каждой стороны — пускайте стрелы вверх так, чтобы они упали прямо напротив ворот!

Прежде, чем враг начал бы засыпать ров, стоило бы хоть немного пристреляться — что Ратибор и попытался организовать. Мгновением спустя после его приказа вверх взмыло два срезня — и, перелетев двухскатную крышу, они отвесно упали в ров на довольно значительном расстоянии от разобранного ныне мостка.

— По правую руку — на три пальца влево бери! По левую — на четыре!

Сам неплохой лучник (по крайней мере, в прошлом), укрывшийся в шатре воротной башни воевода сумел дать практически точную поправку на стрельбу — в этот раз перелетевшие стену срезни упали в ров гораздо ближе к месту расположения мостка. Довольно кивнув, Ратибор зычно воскликнул:

— Еще на палец сместите — и будет точно. Остальные, равняйтесь на соратников, да бейте по моему указу!

Ворог меж тем подошел уже довольно близко к детинцу. Потеряв нескольких человек от меткой и плотной стрельбы из бойниц, поганые, несшие толстые вязанки хвороста, теперь закрылись ими, словно щитами. А несущие штурмовые заборолы вои, остановились шагов примерно за семьдесят от стены — и спустя всего несколько ударов сердца уже со стороны нехристей-агарян в воздух взмыла целая туча срезней…

Настоящий ливень «оперенной смерти» ударил по боевой площадке крепости — но лишь несколько половецких и мокшанских стрел влетело в бойницы, ранив пяток дружинников, чьи места тут же заняли новые лучники. Полетели в ответ и русские «гостинцы»! Но мало их, всего сорок лучников могут одновременно бить с башни и примыкающих к ней гродней по относительно узкой вражеской колонне. Да и их срезни ударили в заборола поганых, да настоящую стену щитов, коей укрыли вороги своих стрелков…

— Не частите! Уйдите от бойниц и ждите моей команды!

Кричит воевода во всю мощь легких, стараясь, чтобы услышали на стенах его голос; передают его слова верные мужи соратникам. Отпрянули вои от бойниц — и во второй раз град вражеских срезней не причинил вреда русичам — а воевода уж шумит:

— Приготовились!!!

Не так велика длина гродней, защитники которых сражаются с ворогом — услышали они Ратибора и тут же вернулись к бойницам, натянув тетивы. А воевода напряженно замер, слыша в ушах стук собственного сердца и с нетерпением ожидая, когда разомкнутся, опустятся щиты половцев, мокшан да хорезмийцев, открывая их лучников… И только он это заприметил, как тут же зычно воскликнул:

— Бей!!!

Полетели стрелы русичей со стены, ударили дружно в нехристей, вскинувших луки — есть павшие! Закричали раненые поганые — но меж тем уже бежит ко рву толпа агарян, сжимая в руках вязанки с хворостом… Ратибор отступил назад, прильнул к бойнице, обращенной внутрь детинца, закричал что есть силы:

— Стреляйте, да берите чуть выше — на два пальца!

Мгновением спустя воспарил вверх смертный рой, перелетев через стену… Не менее половины срезней бесцельно рухнуло в ров — но оставшиеся ударили во врага, уже забрасывающего препятствие перед собой тугими вязанками. И хотя только четверть стрел нашли цели, раня поганых в руки, ноги да животы (оставшиеся же ударили в щиты или хворост, или в землю впились), да взвыли вороги громко, отчаянно! И визг этот стал лучшим лекарством для истерзанной волнением души воеводы — бьется Ижеславец, не просто будет ворогу его взять!