— Мертвые сраму не имут, братья! Вперед!!!

После чего легким ударом шпор по бокам Вихря заставил его перейти на легкую рысь. А следом уже послал верного боевого коня вдогонку и забияка Ратмир, зычно проревевший боевой клич черниговских дружинников, тут же подхваченный его гридями:

— Се-е-е-в-е-е-р-р-р!!!

Стрелой из ворот Пронска вылетела верхом панцирная дружина, ведомая знаменитым богатырем Коловратом, набирая ход! Правда, единая колонна вскоре распылилась на множество ответвлений — умные животные старательно обходят не вровень засыпанные волчьи ямы; обтекают препятствия многочисленные ручейки всадников. Но направление движения конной рати не меняется — сотни гридей скачут к уже довольно широкому проему в ограждении у пороков! Где ныне сцепились в яростной схватке ополченцы и поднятые перебитым дозором поганых секироносцы мокши…

Последние, ровно как и русичи, вооружённые топорами, яростно рубятся с ними у линии рогаток — и число вступающих в схватку ворогов растет с каждым ударом сердца. Щитом в щит, ударом на удар — только щепки летят в стороны, да брызги крови несчастных, кто проглядел атаку противника… Лютая сеча упрямых, стоящих друг друга мужей!

Хотя со стороны поганых ведь бьются крепкие мужи в расцвете сил, настоящие ратники — а в ополченцах только старики да юнцы безусые… Но они защищают свой дом и родных — а мокша жаждут его ограбить да сжечь, изнасиловав и перебив всех, кто окажется на пути доблестных нукеров! И святая правда воев, кто защищает родную землю и родную кровь, придала ополченцам душевных сил выстоять уже против вдвое превосходящего их числом ворога!

Впрочем, стоять-то пришлось недолго — что конному проскакать три сотни шагов?!

Когда за спиной пешцев-топорщиков загремел боевой рог Коловрата, да раздалось зычное "Сееевеееррр!!!", побежали они в стороны, открывая всадникам поганых. И мокша, что всего мгновение назад самозабвенно прорубалась сквозь стену щитов русичей, инстинктивно подалась назад…

А спустя всего несколько ударов сердца в самую середину толпы мордуканов, как величают монголы подданных царя Пуреша, ударил многочисленный клин дружинников, ведомых богатырем Евпатием! Оглушительно хрустнули щиты, принявшие на себя удар тяжёлых сулиц в разгоне, да копейные древка, не выдержавшие перегрузки! Сломанными куклами взлетели в воздух нукеры при таране тяжёлыми жеребцами… А те, кто держался позади, уже бросились бежать, завывая от ужаса, да подставив спины под щедрые удары чеканов, булав, мечей да сабель русичей!

В одночасье сгинули сотни мокши, прикреплённых к тумене Кадана, под копытами лошадей да настигающими их разящими ударами гридей. А Коловрат, лишившись сломанного копья, упрямо гнал всадников вперёд, через насыпные перешейки во рву — и далее, к виднеющемуся впереди роскошно украшенному позолотой шатру чингизида-темника… Только-только успевшего его покинуть! В рассеянности уставился Кадан на уже вспыхнувшие впереди манжаники и камнеметы, пока старший среди гонцов туаджи визгливо кричал ему едва ли не в самое ухо:

— Орусуты напали большим войском! Конные их ударили от реки, рубят сейчас охрану выпасов! А пешцы их в самом лагере, тысяча кюгана Довдана вырезана, и теперь с ними сражаются хорезмийские гулямы!

Однако, чем истеричней был крик туаджи, и чем страшнее были его известия, тем спокойнее становился сын Угэдэя. И когда гонец закончил свой доклад, он услышал уже вполне спокойный голос внука Чингис-хана:

— Пусть сражаются. Передай им, что если побегут, то погибнут не от клинков орусутов, а от рук палачей! И вели тургаудам собраться у моего шатра — ровно как и китайцам… Да, и пусть кипчаки поспешат на помощь защитникам выпасов — лошади и скот нам очень нужны!

Завороженный спокойствием темника, туаджи благоговейно поклонился. Отступив на шаг назад, старший над гонцами горячо воскликнул:

— Я все сделаю, господин!

Однако Кадан уже не слышал и не слушал молодого монгола — сейчас все его внимание было обращено вперёд. Туда, где между шатров бестолково метались пешие кипчаки, а десятники из числа его соплеменников пытались навести хоть какой-то порядок и организовать оборону. Но даже там, где половецких лучников удавалось собрать в кулак, и орусутов встречали направленные в грудь лошадей копья и град срезней буквально в упор, панцирные всадники все равно прорывались. Да, оставив неподвижно лежать двух-трех соратников, встретивших честную ратную смерть — и десятки порубленных, да стоптанных копытами степняков!

Темнику было очевидно — орусуты прорвутся к его шатру. Но к тому моменту их встретят уже сотни готовых к битве тургаудов!

Коловрат очередным ударом чекана буквально расколол череп своего противника! Такова была мощь удара боярина, сосредоточенного на узком лезвие топора, что кости ворога буквально лопнули, когда наточенная русская сталь пробила металл половецкого шлема… Соратников павшего степняка потеснил бешено рубящий их саблей Ратмир, старающийся не отставать от Евпатия — и ни в чем ему не отступать. Между витязями словно негласный спор шел — кто больше поганых побьет! И, возможно, именно сей спор позволял им все еще стремиться вперед и возглавлять атаку, находясь на самом острие клина рязанцев да черниговцев. Хотя руки обоих богатырей уже налились свинцовой тяжестью…

— Смотри, боярин! Вон он, шатер хана! А перед ним отборные батыры — да как много их!

Евпатий, выскочивший вслед за соратником на открытую площадку с небольшим возвышением по центру, с высящимся на нем шатром, лишь глухо ругнулся при виде леса копий-чжид. Ощетинились ими спешенные тургауды словно еж, охватив полукольцом невысокий холм, сбились в плотный строй! А за их спинами встали отборные лучники из числа телохранителей хана — три сотни стрелков! Уже и срезни на тетивы наложили — дернись вперед, и взлетит в небо смертельный рой, да обрушится на дружинников и скакунов!

А ведь за шатром виднеется еще и сотня панцирных всадников…

Хрипло, тяжело выдохнул Коловрат, а после обратился к Ратмиру:

— Вертайся назад, найди князя Всеволода, да передай ему — пусть его гриди и гриди его сына разделятся, да обтекают отборных людей хана по крыльям. Я поведу наших ратников, и мы свяжем поганых боем — а пронским воям нужно обойти их, да ударить навстречу, у самого шатра!

Черниговский поединщик возмущенно открыл рот, собираясь твердо заявить: «скачи сам ищи князя, а я поведу своих людей!», но осекся под тяжелым, горящим взглядом Евпатия, доселе не виданным… Покорился Ратмир воле неистового боярину, поскакал назад — а тот уже скликал воев:

— Стойте, стойте! Не гоните коней! Стойте! Соберемся в кулак, да ударим по ворогу всей силой! Пусть вперед выйдут те, у кого остались копья, за ними же встанут гриди с луками… Стойте!

Две с половиной сотни потрепанных во время прорыва и стремительной атаки меж шатров, разгоряченных схваткой и безумно смотрящих перед собой дружинников собрал Коловрат, срывая голос. А покуда верный соратник уже нашел князя по развевающемуся над головой его стягу с ликом Спасителя — и передал Всеволоду Михайловичу слова Евпатия. Опытный военачальник оценил предложение боярина и не стал долго размышлять или противиться — а сразу разделил пока еще свежую, практически не бывшую в схватке дружину с сыном. Вскоре уже оба отряда принялись обтекать с крыльев ставку темника, беспрепятственно следуя между опустевших монгольских юрт…

А Евпатий, сумев сбить своих всадников в единый клин, едва ли физически ощущая, что буквально каждый миг промедления идет в пользу татар, бросил, наконец, гридей в яростную, стремительную атаку! Задрожала земля под копытами крепких скакунов, несущих на себе тяжелых панцирных всадников — да уже за сотню шагов до замерших тургаудов накрыл их сверху град стрел! И если чешуйчатая или дощатая броня поверх кольчуг не поддалась срезням, то ведь многие жеребцы из защиты имели лишь кольчужный нагрудник да стальной налобник… И жалобно заржав — словно люди вскричали! — несколько десятков животных пало наземь, придавив собой всадников… Да и многие гриди облачены лишь в кольчуги — а они далеко не всегда спасают от срезней, выпущенного из самых мощных в степи, составных монгольских луков…