— Бей!!!

В этот раз, сломав «черепаху» над головами соратников, мы закидываем щиты за спину, на ременные петли; у лучников защита пребывала там изначально. Резкий разворот на сто восемьдесят градусов — и я тут же срываюсь на тяжелый бег, отчаянно молясь, чтобы шальная стрела, выпущенная уже обошедшими нас слева всадниками, не поразила на бегу… Враг действительно стреляет — но пока врезавшийся сзади в мой щит срезень лишь придает мне ускорение!

Между тем обе сотни, моментально сломав строй, начинают бежать к месту стоянки (где остались наши лыжи) столь поспешно, что со стороны наше отступление наверняка (и вполне справедливо!) выглядит как беспорядочное, хаотичное бегство… Собственно, оно им практически и является — мы действительно улепетываем, стараясь избежать обстрела, и куманы это понимают. А еще они понимают, что бегущие без всякого строя пешцы есть очень легкая и удобная добыча для всадников — и что, чуть ускорившись, они наверняка достигнут нас на полпути до границы леса!

Поведясь на обманку, половцы ломанулись за нами следом, не распознав, не увидев ловушки «ложного отступления» — их собственного излюбленного приема…

— Стой!!!

Мой крик перебивает отчаянное лошадиное ржание — степняцкие кобылки и жеребцы наконец-то напоролись на чеснок! А ведь те же монголы своих скакунов не подковывают… И если живущие на границе с Русью половцы может и поступают иначе, то восточные куманские орды, первыми попавшие под монгольское влияние и влившиеся в их орду, вполне возможно, разделяют и их традиции… В любом случае, подкованные или нет, но, напоровшись на железные рогульки, животные с оглушительными криками встают на дыбы, сбрасывая с себя седоков! Другие же и вовсе падают, заваливаются набок — и тогда уже отчаянно визжат пробитые длинными и острыми шипами люди…

А кто-то и вовсе провалился в волчьи ямы с установленными на дне заостренными кольями!

— Бей!!!

В этот раз стрелы летят в плотное месиво людей и животных, намертво вставших на «минном поле». И уже русские срезни собирают богатые дары смерти, добивая раненых и выбивая тех, кому посчастливилось избежать ран на чесноке и остаться в седле…

Мы успели сделать пять залпов, истребляя попавших в ловушку поганых и отпугивая тех, кто попытался было подобраться к валу из намешанных вперемешку тел куманов и их коней. После чего спешно, но без всякого хаоса дружинники отступили к лыжам, забрав с собой шестнадцать раненых, и оставив на поле боя тела четырнадцати погибших — простите нас, братья… Благо хоть, что два десятка волокуш подготовили заранее! Увы, павших соратников по святой традиции русского спецназа забрать было уже невозможно…

К лесу мы ушли также беспрепятственно — куманы обходили «минное поле» очень осторожно, по широкой дуге, забравшись уже в полосу глубокого снега в месте, где берег идет на подъем. В итоге время они безнадежно потеряли — а мы, меж тем, углубились в чащу по заранее накатанной лыжне… Да свалив за собой несколько так же заранее подрубленных деревьев, до поры удерживаемых от падения страховочными канатами! Засека получилась знатной!

И я, несмотря на скорбь по погибшим, смог с чистой совестью признаться самому себе, что и этот «раунд» остался за нами — противник потерял не менее сотни человек в полосе чеснока, да наверняка не меньше унесли наши залпы во время перестрелки. Как-никак, едва ли не седьмая часть «кампфгруппы» в минус — Кречет позже сказал, что увидел хвост колонны всадников, и оценил ее примерно в полторы тысячи поганых… И день этот, как мне думается, мы уже выиграли — ведь пока вороги выберут весь чеснок из снега, расчищая проход тумене, да уберут тела павших и лошадиные туши… А уж когда куманы сунутся к рогаткам на льду — ведь не могут же не сунуться, посчитав, что проход там можно сделать быстрее! Эх, жаль, что я этого не увижу — тот еще ждет половцев сюрпризец!

…- Идут поганые… Идут. Не вся тьма. Но передовой отряд пополнили.

Кивнув Микуле, аккуратно наблюдающему за рекой, я окинул взглядом залегших на, увы, невысокой круче дружинников, уцелевших после вчерашних схваток. Полторы сотни воев осталось в строю, пятьдесят человек потеряли ранеными да убитыми… Слава Богу, хоть раненых удалось укрыть в лесных схронах, да жители там же попрятались. Татары, правда, в отместку сожгли брошенные поселения, полночи зарево их рассеивало окружающую нас тьму… Зато, как и я предполагал, до заката вчерашнего дня к третьей речной преграде они не явились.

Но сегодня, уже вскоре после рассвета показалась впереди большая татарская рать. Как по мне, еще большая, чем вчера — а судя по длине следующей по льду Прони колонны всадников, их тут не меньше двух тысяч… Правда, к двойному ряду рогаток, перегородивших проход между отрывистым высоким берегом и столь же отрывистой кручей низкого, подступившего к реке едва ли не вплотную, двинулась вперед всего сотня всадников.

И судя по вполне узнаваемому внешнему облику, это мои «старые» знакомцы мокшане…

— Ну что, друже, давай — как и вчера. Упреди Кречета, сам становись в середине отряда — а обстрел начнем, как подойдут к рогаткам.

Микула, ободряюще улыбнувшись и слегка хлопнув меня по плечу, принялся аккуратно переползать вправо, в то время как я отдал тихую команду, уже привычно передаваемую по цепочке:

— Тетивы натянуть!

Сегодня стрелять будут все — и у кого имеются мощные биокомпозиты (свой я вчера вечером забрал!), и кто располагает лишь простыми монолуками. До ледовой площадки у преграды достанут — и потому тех, кто сунется рубить ее, мы атакуем всей дружиной! А вот если придется вступить в перестрелку с многочисленными конными лучниками — тогда да, тогда половина отряда автоматически перейдет в разряд щитоносцев, прикрывающих стрелков с лучшим оружием…

Медленно приближаются мокшане к преграде, с опаской поглядывая по сторонам. Внимательно, с явно читающимся напряжением и страхом в глазах осматривают они оба берега… Вдруг отряд замер (примерно за две сотни метров до засады) — следующий впереди воев сотник, судя по более богатому облачению и ламеллярному панцирю, одетому поверх кольчуги, резко вскинул руку. Затем сказал что-то отрывистое своим ратникам — и несколько всадников быстро спешились, после чего, опасливо подняв щиты над головами, двинулись в сторону обеих круч.

На разведку значит, отправил…

Зараза! Нехорошо будет, если Елецкую дружину на высоком берегу обнаружат сходу!

Легонько хмыкнув, недобрым словом помянув свою самонадеянность — враг-то, оказывается, быстро учится на ошибках, недооценил! — я было принялся ждать, когда четверо мокшан, следующих к нам, приблизятся на сотню метров. Но кинув быстрый взгляд на высокий берег, передумал: Елецким дружинникам мы ведь передали все пятьдесят выпрошенных мной у князя Рязанского самострелов. А даже у простых арбалетов, взводимых руками (между тем, у наших воев теперь есть и помощнее, взводимые поясными крюками!) дальность эффективной стрельбы составляет примерно полторы сотни метров. Поскольку ситуацию с одновременной разведкой обоих берегов заранее с Твердилой Михайловичем мы не обговорили, воевода может сгоряча приказать ударить по дозору мокшан!

Рано раскрывать всю засаду…

Уже не таясь, с легкой улыбкой на губах я выпрямляюсь, поднявшись над берегом во весь рост. После чего отдаю команду в полный голос:

— Моя сотня — встать! Вои Кречета пока ждут!!!

Еще один сюрпризец для татар — глядишь, когда начнется бой, подивятся, что нас вдвое больше…

Ратники царя Пуреша не стали испытывать судьбу — вернулся дозор к своим, с обоих берегов вернулся. Но конные вои по приказу сотника принялись спешиваться — и не только они. Пошла вперед многочисленная колонна всадников, и, поравнявшись с мокшей, также стали покидать седла сотни покоренных! Куманы, мокша… Иных вроде бы не наблюдаю.

— Слушай, братцы, а они ведь пехом на нас попрут. Всей толпой… Кречета кликните, обговорить мне нужно все с сотенным головой!