— Нет моей вины, — упрямо твердил Дышня. — Оговорили меня.

— Зачем же ты, мил человек, сбежать-то пытался? — спросил Дроган.

Почти ласково.

Не в обычаях Ордена было использовать слишком уж жестокие пытки. Но опыта и навыков охотников хватало, чтобы получать нужные ответы.

— Я всё скажу. Но только того. Наедине.

Лада огляделась.

— Зачем тебе скрывать что-то от честных жителей города?

— Вот когда скажу — поймёте. А пока пусть они за дверью подождут.

Рогоз посмотрел на Ладу. Та кивнула, и городской голова со свидетелем вышли. Охотница придвинулась ближе. Конечно, Рогоз производил впечатление человека прямого. Но и те иногда подслушивают под дверью.

— В общем, того. Кто на меня донёс-то?

Первым ответом ему был мощный удар в зубы. Дроган потряс кулаком, и процедил:

— Ты б не забывал, кто здесь вопросы задаёт.

Дышня облизнул разбитую губу и кивнул.

— В общем. Дело такое. Не знаю я ни о каких культах. Была у нас банда, лет двадцать тому. Да и то недолго. Грабили мы местных купчишек. Ну, а потом я выйти решил.

— Совесть заела? — усмехнулся Дроган.

Дышня обдумал эту мысль, затем покачал головой.

— Врать не буду. Не в совести дело. Все знают, как лихой люд заканчивает. В петле болтаются, а то и в железной клетке медленно помирают. В таких, которые вывешивают у ворот, в назидание другим. Не хотел я себе этой судьбы, вот и решил слинять по-тихому ночью. Был у нас в банде мужик один, Кривоухом мы его прозвали. Он в ту ночь на страже стоял. Вот и заметил, как я с добром нашим крадусь. Пришлось избавиться от него.

— А с остальной бандой что случилось?

Дышня пожал плечами.

— Да сдал я их. Как в городе оказался, подделал путевую грамоту. Представился купцом, на которого в дороге напали. И сказал, что выследил разбойничье логово.

— Что ж ты имя-то не поменял? Ежели бы так сделал, хрен бы мы тебя нашли теперь.

— Дык, кто меня по старому прозванию-то знал? Все мертвы уже. А не хотелось, чтобы кто меня заподозрил по тому, как я через раз откликаюсь.

Лада отвела Дрогана в сторону. Так, чтобы пленник не слышал.

— Веришь ему?

— Вроде говорит складно. Похоже на правду. Да и я говорил, что нечего дохлым разбойникам на слово доверять. Но всё ж надо бы убедиться.

— Как?

— А ты вернись к своему мертвяку. Скажи, что его давний неприятель мёртв, и начни про культ расспрашивать. По его реакции поймёшь.

— Не пойдёт. Призрак чувствует, что его убийца жив.

Дроган задумался.

— Ну так, может, и рассказать обо всём Рогозу? Пусть повесит его за разбой?

Лада покачала головой.

— Тоже не годится. А вдруг дух сказал правду? Тогда Дышня — ценный источник информации. Нельзя его в петлю, пока не допросим.

Дроган задумался.

— Ну, может сразу к расспросам и приступить? Разожжём огонь, поговорим с этим душегубом. Со всей теплотой.

— Слишком долго. Если он всё-таки окажется невиновным, настоящий еретик успеет за это время свой ритуал провести.

— Ну ты и задачки задаёшь. Предлагай тогда сама, у меня решения закончились.

— Ты вернулась.

Призрак парил в нескольких пальцах над землёй. Лада не знала, могут ли мёртвые чувствовать радость, но ей казалось, что Кривоух был очень доволен. Охотница молча кивнула.

— Я не чувствую Дышню среди живых. Хорошо. Он сознался в чём-нибудь?

— Да, — ответил Мормагон вместо Лады. — Соловьём пел. Только его пытать начали, как он не замолкал ни на миг. Даже как-то до обидного быстро всё прошло. Выдал, как на духу.

С этими словами музыкант запалил сложенную поленницу. К темнеющему небу взвились языки костра.

— Странно, — казалось, призрак ухмыляется.

— Почему же странно? — спросила Лада. — Не потому ли, что не было никакого культа?

Теперь уже дух не скрывал своего злорадства.

— Откуда мне знать? Может, был. А может, и нет. Я того не ведаю. Ежели Дышня сказал, видать, и правда что-то было. Теперь уж как поймёшь?

Лада вздохнула. Подождала, пока с призрачного лица сотрётся издевательская улыбка.

— Что такое? — ещё глуше, чем обычно, спросил Кривоух. — Я чувствую. Обман! Этот ублюдок жив!

Теперь настала очередь Мормагона усмехаться.

— Дорога учит разному. В том числе — как правильно приготовить мёртвую воду. Чтобы выпивший её уснул так глубоко, что и учёный книжник не отличит жизнь от смерти. Дыхание пропадает, биение сердца замедляется. Так бы и помер, если б друг наш не увидел этот огонь и не дал твоему приятелю выпить живой водицы. Жаль, тебе она уже не поможет. Что нам осталось тут доделать, святая сестра?

— Выкопать его проклятые кости и спалить на костре.

Вскоре с призраком было покончено. Мормагон вытянул руки ладонями вперёд и грел их над затухающим огнём.

— Что-то вид у тебя больно недовольный, — произнёс он.

— А чему радоваться? Мы так и не знаем, кто на самом деле проводит ритуалы в городе. Столько времени потеряли впустую.

— Мне нравится, как звучит это «мы». Неужели холод твоих уст смягчается, и я начинаю вызывать приязнь и доверие?

— Уже меньше, чем несколько минут назад. Но да. Ты хорошо придумал с мёртвой водой.

Музыкант кивнул.

— Что теперь будет с Дышней?

Лада коротко дёрнула плечами. Её мало волновала судьба бывшего разбойника. Она собиралась сказать об этом, но не успела открыть рот, как из города послышались тяжёлые глухие удары.

— Набат? — удивлённо пробормотал Мормагон. — Что такое опять случилось?

Вместо ответа Лада протянула руку. В угасающем свете дня ещё можно было различить шевелящееся тёмное пятно, протянувшееся к городу от погоста. Присмотревшись, музыкант не сумел сдержать рвущееся из самой души ругательство. Лада же, остолбенев, молча смотрела на город.

Ещё никогда в своей жизни она не видела поднявшихся из могил мертвецов.

— Вы же говорили, что обыскали кладбище!

— Так и было! Клянусь дланью Создателя, Дроган едва землю не обнюхивал там! Всё осмотрели! Может, ты ошиблась, и никакие особенные места для ритуала вовсе не нужны?

— Чтобы призвать такую толпу мёртвых? Да там месяц надо было бы землю осквернять, если не больше. Не так просто преодолеть защиту святой земли!

— Ну, а что, если земля и не была святой? Вдруг отец Ульд не такой набожный, каким хочет казаться? Может, у него просто веры не хватало, чтобы как следует провести освящение? А ночь святой Катерины усилила связь колдуна с Навью, вот он и поднял из могил всё кладбище.

Лада задумалась. В ночь святой Катерины Навь и правда становилась ближе к миру живых. Что же касалось священника, даже если он не был особо верующим, обычно хватало правильного проведения ритуала. Если всё сделано верно, благодать нисходила от имени всей Церкви.

— Позже разберёмся. Пока надо защитить город.

Жигань была уже близко. Стылый ветер доносил короткие обрывки команд.

— Заколачивайте окна и двери! Ополчение, прорывайтесь к площади! На баррикады!

С расстояния Лада не могла разобрать голос. Оставалось лишь надеяться, что кто-то из горожан сможет организовать ополчение для обороны. Ведь тот, кто должен был это сделать, сидел сейчас в застенке.

До площади добрались легко — половина города совершенно опустела. Но чем ближе был центр, тем слышнее становились звуки битвы. И вот, наконец, перед глазами Лады предстала картина сражения.

Широкий серп луны заливал площадь и улицы серебристым светом. Несколько факелов были установлены поверху наскоро собранных баррикад. Пара жаровен стояла на земле между обороняющимися людьми. За пределами скудно освещённого пространства безраздельно властвовал мрак.

Мертвецы наступали молча. С упорством, на которое не были способны даже самые отчаянные люди, они выходили из тьмы и лезли на перевёрнутые повозки, перегораживавшие улицы. Людей, сдерживавших их натиск, было пугающе мало — за ненадёжными укрытиями стоял лишь десяток лучников, ещё почти столько же было вооружено копьями да тесаками. В самом центре строя возвышался Дроган, без устали орудовавший топором. С каждым взмахом несколько мертвецов лишались голов или конечностей. Возможно, только благодаря ему ополчение ещё держалось.