Юный Джеймс Фергюсон плюхнулся в свободное кресло и развязно улыбнулся Элисон. Потом он повернулся к Алексу, и улыбка начала сползать с его лица.

– Это было очень любезно с вашей стороны, – холодно ответил Маколиф, глядя ему прямо в глаза. И с удивлением заметил, что за нарочитой развязностью скрывается жуткое напряжение.

Джеймс Фергюсон был далеко не так пьян, как хотел казаться.

Они решили как можно дольше не возвращаться в свои номера. Это был как бы молчаливый знак протеста, который они посылали своему непрошеному гостю – «жучку». Они присоединились к компании в баре. Маколиф подошел к метрдотелю. Как положено настоящему капитану, он взял командование на себя: все знали, что по традиции прибытие на место отмечают за счет руководителя экспедиции.

Фергюсон не обманул. Чарлз Уайтхолл оказался действительно душой общества. Он исполнял карибские народные песни, аккомпанируя себе на рояле. Зажигательные мелодии сменялись лирическими балладами; в них были и мудрость, и юмор, и печаль… Всех очаровал его сильный, красивый голос.

Только глаза оставались холодными, и Алекс внезапно подумал, что Уайтхолл, пожалуй, просто работает на публику, которая жаждет развлечений.

Он устраивает представление.

Прошло не меньше часа, когда Чарлз Уайтхолл наконец встал из-за рояля, раскланялся с шумно приветствовавшей его полупьяной компанией и вернулся к столу. Каждый счел своим долгом выразить ему признательность. Йенсены обнимали, Фергюсон долго тряс руку, кто-то хлопал по плечу… Он захотел сесть рядом с Маколифом. Фергюсон моментально уступил ему свое место, радуясь, что может оказать услугу герою вечера, и, заметно пошатываясь, направился к другому концу стола.

– Это было великолепно, – воскликнула Элисон, наклоняясь вперед из-за плеча Алекса. Темно-коричневая рука ямайца, с маникюром и золотым перстнем, показалась Алексу по-женски изящной, когда тот в ответ поднес к губам ее кисть и аккуратно поцеловал.

Официант принес Уайтхоллу на пробу бутылку белого вина. Он прочел этикетку, взглянул на расплывшегося в улыбке официанта и молча кивнул, поворачиваясь к Маколифу. Элисон уже увлеклась беседой через стол с Рут Йенсен.

– Мне бы хотелось поговорить с вами, – произнес он самым обычным тоном. – Давайте встретимся у меня в номере, скажем, минут через двадцать.

– Вдвоем?

– Вдвоем.

– А это не может подождать до утра?

Уайтхолл ответил вежливо, но твердо:

– К сожалению, нет.

В этот момент со своего места поднялся юный Фергюсон и протянул бокал по направлению к Уайтхоллу. Его шатало; свободной рукой он крепко ухватился за край стола. Классический вариант перепившего юнца.

– За короля Кингстона Чарлза Первого! За черного сэра Ноэля! Вы просто бесподобны, Чарлз!

При слове «черный» над столом нависла гнетущая тишина. Официант поспешил наполнить бокал Уайтхолла до краев, справедливо решив, что для дегустации момент не самый подходящий.

– Благодарю вас, – спокойно произнес Уайтхолл. – Я с удовольствием принимаю ваш комплимент… Джимбо-чел.

– Джимбо-чел! – заорал Фергюсон. – Это классно! Все зовите меня теперь Джимбо-чел! Я бы хотел еще…

Но договорить он не смог. Этот глоток алкоголя оказался решительно лишним. Он еще ухитрился поставить бокал на стол, но сам приземлился уже на пол.

Все вскочили; парочки, сидевшие поодаль, обернулись на шум. Официант поспешил на помощь. К нему присоединился Питер Йенсен.

– Господи, – воскликнул Питер, опускаясь на колени рядом с юношей. – Да ему совсем плохо! Рут, помоги-ка мне. И вы тоже…

Прибежал еще один официант, и они все вместе кое-как усадили юного ботаника, распустили узел галстука и начали приводить в чувство. Чарлз Уайтхолл, который продолжал стоять рядом с Маколифом, взял со стола пару салфеток и кинул их в направлении добровольных помощников. Его жест, а особенно выражение лица не понравились Алексу. Голова Фергюсона запрокинулась, он жалобно стонал.

– Думаю, мне пора закругляться, – усмехнувшись, произнес Уайтхолл. – Итак, через двадцать минут?

– Примерно, – кивнул Маколиф.

Ямаец повернулся к Элисон, чтобы поцеловать руку на прощанье.

– Спокойной ночи, моя дорогая.

Фраза неприятно уколола Алекса, и он поспешил отойти к Йенсенам, которые с помощью официанта уже поставили Фергюсона на ноги.

– Мы отведем его в номер, – сказала Рут. – Я же предупреждала – нельзя мешать виски с ромом. Боюсь, он не послушал меня, – добавила она с улыбкой, покачав головой.

Маколиф не сводил глаз с Фергюсона. Ему очень хотелось увидеть то, что он уже видел, что наблюдал не так давно в патио.

И он увидел. Или ему показалось, что увидел.

Питер Йенсен и официант поддерживали вяло передвигающего ногами юношу. Его руки безвольно висели у них на плечах, глаза оставались полуприкрыты. Но несколько раз на какое-то мгновение взгляд приобретал осмысленное и даже сосредоточенное выражение, как у любого нормального человека, желающего разглядеть в полумраке, куда он направляется.

В эти мгновения он был совершенно трезв.

С какой целью Джеймс Фергюсон разыгрывал это весьма сомнительное представление? Маколиф решил, что утром придется крепко поговорить с ним. По нескольким вопросам, включая, разумеется, и фальшивку с запиской, нацарапанной «с пьяных глаз», в результате чего в его чемодане завелось это мерзкое насекомое, на которое среагировала электроника.

– Бедный ягненок! Представляю, как он будет страдать завтра, – сочувственно вздохнула рядом Элисон, наблюдая за процессией.

– Очень надеюсь, что этот агнец набрался по чистой случайности, а не заканчивает таким образом каждый вечер.

– Алекс, не надо быть таким занудой! Вполне нормальный парень, который просто принял лишнюю пинту. Что ж, пожалуй, вечер подошел к концу, не так ли?

– Я полагал, что мы еще продолжим?

– Я устала, дорогой. Я просто выдохлась. К тому же мы собирались еще проверить и мои чемоданы.

– Да, безусловно, – согласился Маколиф и поднял руку, подзывая официанта.

Оказавшись у номера Элисон, Алекс взял ее ключ, чтобы отпереть дверь.

– Мне еще надо на несколько минут зайти к Уайтхоллу.

– Да ты что! Так поздно?

– Он сказал, что ему необходимо поговорить со мной. Наедине. Ума не приложу, что ему надо. Я постараюсь как можно короче.

Он вставил ключ, открыл дверь и поймал себя на мысли, что инстинктивно прикрывает Элисон, нащупывая выключатель и осматриваясь. Комната была пуста, соединяющая два номера дверь открыта – словом, ничего не изменилось с тех пор, как они ушли отсюда несколько часов назад.

– Я тронута, – прошептала Элисон, шутливо положив подбородок на его руку, все еще перегораживающую вход.

– Что? – машинально откликнулся он, проходя вперед. В своей комнате он оставил включенной лампу. Она, естественно, продолжала гореть. Алекс аккуратно прикрыл дверь, вернулся к кровати, на которой лежали оба чемодана Элисон, и включил сканер. Прибор не отреагировал. Тогда он обошел всю комнату, как бы осеняя крестным знамением все стены и углы. Комната была чистой.

– Что ты сказала? – переспросил он еще раз.

– Я говорю, тронута твоей защитой. Это очень мило.

– Почему в твоей комнате не горел свет? – Он явно думал о своем.

– Потому что я его выключила. Я зашла за сумочкой и вернулась к тебе, а по дороге выключила свет. Здесь есть второй выключатель, – указала она на дверь.

– Да, я и забыл.

– Ну, в тот момент ты был слишком взбудоражен. Надеюсь, к моей комнате не столь большое внимание. – Элисон наконец вошла в номер и закрыла входную дверь.

– Я тоже так думаю, но все-таки говори потише. Эти чертовы штуковины могут воспринимать звук через стенку?

– Вряд ли.

Он снял чемоданы с кровати и направился к гардеробу. Не обнаружив в нем багажных полок, он остановился в задумчивости.

– А ты не слишком торопишься?