Чейн тихо выругался.

– Патрик, и ты молчал? Шотландец пожал плечами.

– А что, собственно, я должен говорить? Что у моей подруги с головой не все в порядке? Да мало ли кому что во сне привидится... Капитан, я долго допытывался, кем же все-таки была мать Селии.

Она поначалу не хотела даже разговаривать на эту тему, но потом призналась.

– Предсказательницей?

– Точно. Похоже, и у нее есть этот дар. А может, покойная мамаша была обычной мошенницей-гадалкой, которых полно на всех мирах. Не знаю. Однако в последнее время я стал чувствовать себя с Селией... ну, не совсем в своей тарелке, что ли.

Чейн еще раз вытер кровь, сочившуюся с лица, и поднялся с табурета.

– Ладно, пойду отдохну... Патрик, мне надо обязательно поговорить с Селией. Лучше наедине. По-моему, она сама этого хочет.

Шотландец кивнул.

– Все так, но... Селия почему-то очень боится этой встречи с тобой, капитан. Она говорит, что кто-то свыше запрещает ей делать это. Мол, когда выборы будут закончены, тогда она сама придет к тебе.

Брови Чейна радостно округлились.

– Выходит, Селия верит в мою победу?

Селдон опустил глаза.

– Ну, разве разберешь... Порой она говорит такое, что и понять-то совершенно невозможно. Однажды она вымолвила, что капитан Чейн победит, но он же и проиграет. И проиграет больше, чем победит. Вот и пойми, что она имела в виду... Э-э, напрасно мы затеяли этот разговор! Пустое дело – слушать баб. Капитан, мясо уже почти готово.

Чейн только устало махнул рукой и поплелся в свою комнату. По пути он вяло размышлял над пророчеством Селии. Как это можно – победить, но все же проиграть? И притом проиграть больше, чем победить? Какая-то абракадабра...

В комнате его ждал сюрприз. Мила сидела на кровати, торопливо расстегивая куртку, – похоже, она только что пришла. Увидев избитого, еле стоявшего на ногах Чейна, девушка вскочила и, подбежав к нему, заключила своего любовника в нежные объятия.

– Ох, дорогой, как же ты ужасно выглядишь... Иди ко мне, сейчас я тебя вылечу лучше всех докторов на свете.

Наконец настал день, которого Клондайк ждал двести лет. Вокруг Дворца Развлечений собралась толпа в несколько десятков тысяч человек и гуманоидов. Ее сдерживали три кольцевых заслона полицейских. За ними на вышках располагались огромные экраны, разделенные на шесть зон. В каждой из них демонстрировалось то, что происходит возле шести входов в огромное, цилиндрической формы здание. Все входы были равно удалены друг от друга и охранялись ротами полицейских.

В пятидесяти метрах от каждого входа находились группы из пятнадцати человек: трое судей, князь и его доверенные люди. Перед ними стояли столы, на которых были разложены избранные князьями экземпляры холодного оружия в количестве трех штук. Рядом лежал солидных размеров деревянный чемодан. В каждом из них – еще. двадцать смертоносных жал: кинжалы, маленькие булавы, метательные диски и прочие мелочи, по выбору. Эти вещицы должны были явиться сюрпризами для соперников. Каждый из князей отдал бы миллионы кредитов за то, чтобы хоть одним глазком заглянуть в чемодан соперника, но правила запрещали это сделать. О содержимом чемоданов знали только мэр Популас, Главный судья и его восемнадцать помощников. Любая утечка информации исключалась.

Правила выборов по-клондайковскибыли очень просты. Схватки только один на один. Никакого смертоубийства (убийца автоматически выбывал из числа претендентов на титул Шерифа, причем пожизненно). Никаких иных видов оружия, кроме тех, что были предъявлены судьям. Турнир заканчивался лишь тогда, когда единственный еще стоящий на ногах претендент твердо убеждался в том, что все остальные пять князей без посторонней помощи встать на ноги уже не могут. До этого момента нельзя было ни на секунду выйти из здания. Тот, кто нарушил бы это правило, пусть лишь для того, чтобы выпить стакан воды, также автоматически исключался из числа претендентов.

В случае ничейного результата (при котором всепретенденты оказывались лежачими ранеными) выборы переносились на год. Но, разумеется, о таком исходе турнира сейчас никто не желал думать.

Нечего и говорить, что перед началом состязаний здание Дворца Развлечений было прочесано судьями вдоль и поперек десятки раз. Никто другой, даже сам мэр, вот уже десять дней не мог подойти к Дворцу ближе чем на сотню метров. И это давало большую надежду на то, что турнир будет честным, по крайней мере по начальным своим условиям. Однако никаких ограничений на проведение самих поединков не было. Никто не требовал, чтобы бои велись по-рыцарски, с открытым забралом. В Клондайке это не принято, вот уже двести лет победителей здесь не судят и правым считается тот, кто стреляет первым, пусть даже в спину или из-за угла.

Толпа кипела от волнения. Поскольку, ко всеобщему огорчению, за ходом поединка следить никто не мог, пограничники и гости Клондайка развлекались тем, что ставили деньги на своих фаворитов. Тем же самым занимались и на гостевой трибуне, где под крытыми тентами, спасающими от палящего солнца, расположились самые знатные обитатели Клондайка. Здесь ставки шли на миллионы. Главным фаворитом и в толпе, и на трибунах являлся Алгис Аббебе, имевший славу непобедимого бойца. Второе место занимал Шарим, третье – Рей Горн, считавшийся самым коварным человеком на Границе. Далее шел Морган Чейн. О его бойцовских качествах можно было только догадываться, но авторитет Звездного Волка говорил сам за себя. Пятое и шестое место делили два самых пожилых князя – Франц Штольберг и Роджер Камп. Первый из них был знаменит своей твердой не по возрасту рукой. Он мог с одинаковым успехом метать кинжалы и остро отточенные диски, но все же предпочитал им обычные бильярдные шары, что недавно и продемонстрировал на Черном князе. Старина же Камп, увы, имел репутацию лучшего стрелка в Клондайке. Но поскольку во время турнира было запрещено пользоваться огнестрельным оружием, шансы самого авторитетного из князей казались довольно призрачными. Однако, без сомнения, Камп был самым опытным и умным из всех претендентов, и немало его сторонников считали, что старая лиса сумеет перехитрить своих более молодых противников.

Чейн стоял в окружении Дилулло, Милы, Рангора, Гваатха, Селдона и Эриха. Отключившись от всего окружающего, молодой варганец пытался максимально сконцентрироваться. Этому его научил в гладиаторских казармах Антеи сам Фарах Косматый. А Банг расположился рядом с оружием, словно бы охраняя его от чьих-либо посягательств. Лицо бывшего гладиатора было как никогда суровым. Внешне он казался спокойным, и лишь легкое дрожание губ выдавало его огромное внутреннее напряжение. Все сокровища мира он бы отдал за то, чтобы войти во Дворец вместе с Чейном!

А вот Гваатх не мог скрыть своего возбуждения. Он не находил себе места, то вставал на задние лапы, то опускался на все четыре. Время от времени он тихонько подвывал и принимался шумно чесаться. Рангор выглядел ничуть не лучше. Он лежал на мостовой, широко раскрыв пасть и высунув длинный розовый язык. По мохнатому телу волнами пробегали судороги. Миле было очень жаль разумного зверя, но она не рискнула успокаивающе погладить его. В таком возбуждении волк запросто мог случайно отхватить руку.

Никто ничего не говорил, никто не произносил подбадривающих слов. Все и без того было ясно. Да, Чейн был бесподобным бойцом – но там, во Дворце, все могла решить роковая случайность. В любое мгновение откуда-то сзади из темноты мог вылететь кинжал, вонзиться в спину, и тут уже никакие варганские мускулы не помогут капитану “Вреи”.

Наконец со стороны трибуны, где находился Главный судья, раздался удар гонга. Чейн не пошевельнулся, полностью погрузившись в себя.

Банг подошел к варганцу и осторожно положил ладонь на его плечо.

– Пора, капитан, – тихо сказал он.

Чейн открыл глаза и, ни на кого не глядя, стремительно подошел к столу. Не обращая внимания на лежавшую рядом с оружием кольчугу, он нацепил на талию широкий кожаный пояс с гнездами для кинжалов, взял в левую руку автоматический арбалет средних размеров с десятью стрелами, а в правую – тяжелую секиру с двумя остро отточенными лезвиями.