Жуков, видя что Кунгчулингская бригада обходит 245-й полк, ставя его в исключительно тяжелое положение, бросил против нее в бой 57-ю танковую бригаду, в которой еще оставалось шесть десятков и исправных машин, и 6-ю бронебригаду с сотней бронеавтомобилей, приказав атаковать до тех пор, пока не раздавят врага в буквальном смысле. Лавина советской бронетехники, развернувшись на широком фронте, покатилась вперед с северного и западного направлений. Более быстрые БА-11, разогнавшись до 80 километров в час, неслись по степи навстречу вспышкам, отчаянно маневрируя под огнем и наобум поливая перед собой из пулеметов и пушек со слабой надеждой на попадания, лишь бы не молчать в ответ. За считанные минуты сократив дистанцию, они, как стадо носорогов, вломились на огневые противника, навалились на его правый фланг, ведя огонь в упор, тараня танки и пушки, и сами горя от выстрелов с пистолетной дистанции и бутылок с зажигательной смесью. Следом за ними до японской бригады дорвались и наши танки, принявшись перемалывать самурайское железо и кости, накручивая солдат на свои гусеницы. В таком бою, которым невозможно управлять, когда враги и спереди, и сзади, и вообще, со всех сторон, когда все кругом горит и взрывается, а между пылающими остовами и раздавленными пушками мечутся, вступая в скоротечные схватки, японские солдаты, экипажи подбитых машин и танкодесантники, противник не выдержал и получаса. Пехота в ужасе от топчущих ее бронированных монстров, не имея укрытий, побежала, несмотря на приказы и пример офицеров, которые, как и экипажи японских танков, предпочли не отступать и погибнуть, не замарав своей чести. Две наших бригады, загнав остатки личного состава бронесил противника в болото южнее озера Сумбурин-Цаган-Нур, сами попали под огонь артиллерии 1-й дивизии и отошли, потеряв для такого боя удивительно мало. В строю осталось сорок два танка и полсотни БА, правда, с малым боезапасом.

Разгром Кунгчулингской бригады заставил 1-ю дивизию беспокоиться о своем степном фланге. После двух часов дня атаки на 245-й полк ослабли, а под вечер и полностью прекратились. 1-й Монгольский бронекавалерийский корпус, тем временем, оставив для наблюдения за северным флангом советской группировки 5-ю бронебригаду и десантников, совершил марш на Тамцак-Булак, где принялся приводить себя в порядок, пополняя запасы топлива и боеприпасов из подошедших с запада караванов. По приказу Жукова мне пришлось отдать роту лейтенанта Максимова, которая была обращена на восполнение потерь стрелково-пулеметных батальонов. Из кавалерии же в корпусе остался только сводный полк. Этими силами Потапову предстояло на следующий день атаковать Большую Песчаную высоту, обороняемую, по данным разведки, маньчжурскими войсками, и уничтожить японскую переправу.

Но, командующий 6-й армией Огису, не стал дожидаться визита русских. Командование Квантунской армии просчиталось. Оно не ожидало общего нападения русских так скоро. Ведь разведка доносила, что Транссибирская магистраль забита войсками и до окончательного их сосредоточения еще есть достаточно времени. Замысел, разгромить войска Жукова в районе «горячего» конфликта и высвободить свои силы, потерпел крах. Наступление не удалось, а на Хайларском направлении Забайкальский фронт под командованием Штерна за четыре дня прорвал японскую оборону и угрожал ударом мотомехчастей в тыл 6-й армии. Всю ночь на 28-е грохотала канонада. Японская тяжелая артиллерия свирепствовала, обстреливая район переправ и позиции РККА. Жуков ожидал после такой подготовки нового наступления, но с утра советские бойцы не обнаружили перед собой противника. Поднятые в воздух на разведку СБ обнаружили его на линии госграницы, отходящим форсированным маршем в сторону станции Хандагай. Из всего состава армейской группы, официально переименованной в 8-ю армию, лишь один 1-й Монгольский бронекавалерийский корпус был брошен в параллельное преследование по южному флангу с задачей выйти к этой железнодорожной станции, где были сосредоточены склады врага, быстрее японцев. Эту задачу Потапову выполнить не удалось. До Хандагая от японских позиций было всего 60–80 километров, а в армии Огису имелось довольно много автомашин. Японский командующий не остановился перед тем, чтобы разгрузить транспорт, оставив имевших возможность сражаться раненых в качестве арьегарда на пути своего отступления. Зато, когда Потапов вышел к железке, там уже успела окопаться японская пехота. Своей же у комдива, считай, что и не было. Как и обозов из которых можно было бы пополнить боекомплект. Сражение на Халхин-Голе закончилось. Армии разбились одна об другую.

В два часа дня 28-го июня в Тамцак-Булаке приземлился самолет. Вполне рядовое событие, если бы это был какой-нибудь АНТ-9 или даже АНТ-14. Но прилетел новенький «Дуглас» и из него в сопровождении свиты чекистов вышел комиссар ГБ третьего ранга Меркулов, как следовало из приказа мне, недавно назначенный начальником Главного управления государственной безопасности. С точки зрения карьеры перемещение с должности начальника Главного экономического управления НКВД на этот пост было немалым повышением и признанием заслуг. Он уже успел добраться до штаба тыла 35-й САД, в которую была преобразована авиагруппа Смушкевича, когда мне сообщили о прибытии начальства и я поспешил навстречу Всеволоду Николаевичу. В ответ на оттаратореный мной стандартный доклад Меркулов со скучающим видом скомандовал:

— Вольно! — и задал риторический вопрос, — Навоевался?

— Здесь глубокий тыл, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга! — все же отозвался я на него. Даже, с некоторым вызовом, бравадой нюхнувшего пороха человека перед новичком.

— Знакомься, старший лейтенант Ползунов, — представил, не обратив внимания на ответ, начальник стоящего рядом с ним чекиста, — Сдашь ему дела по 35-й САД. А наши вопросы мы вечером обсудим, — на слове «наши» Всеволод Николаевич сделал особое ударение и я понял, что про слишком много знающего японца старлею сообщать не след. — Можно здесь у вас где-нибудь поесть? И через два часа организуй мне самолет до штаба 8-й армии.

— Есть! Столовая неподалеку, прошу за мной, — пригласил я Меркулова на обед к летчикам. Оставив там его и еще два с половиной десятка сотрудников НКВД, которые и должны были составить особый отдел дивизии, я связался со штабом и договорился о самолете. Через час Меркулов улетел на «стрекозе» из корректировочной эскадрильи и вернулся только поздним вечером, почти к закату, явно не в духе.

— Булыга совсем мышей не ловит, — поняв мой долгий взгляд как вопрос, пробурчал Всеволод Николаевич, входя в мою юрту. — Полюбуйся, что там наши журналисты нафотографировали, — бросил он мне пачку карточек, на верхней из которых наш БА-11, с вывернутой набок простреленной башней, воткнулся своим острым носом в борт японского танка, пробив его чуть ли не навылет и оторвав себе передний мост. — Вот это они хотят в «Правде» печатать, как доказательства героизма наших бойцов! Головой же думать надо! Беременная и родить может до срока, как эти ужасы увидит. А он это все пропустил! Хорошо, что мне решили похвастаться, как вы здесь японцев бьете. Иначе бы проскочило. Сдал дела? — последним вопросом он резко сменил тему.

— Сдал. Что там сдавать-то? Ввел в курс дела, — ответил я беспечно, но начальник опять и ухом не повел, проигнорировав «вольности».

— Пойдем-ка прогуляемся, — предложил Меркулов, — стенки тонкие.

Мы вышли под звезды и предложил прогуляться в сторону летного поля. И место открытое, не подслушают, и внутри постов. Отойдя метров на двести по податливому, прокаленному солнцем песку, прикрытому клочками жухлой травы, комиссар госбезопасности очень тихо сказал:

— Ну, давай. С начала и подробно.

Как ни старался я не упустить деталей, как ни расписывал виды на «засланца», а на все про все ушло всего десять минут.

— Ясно… — в раздумье проговорил Меркулов и сказал, как отрезал. — Японца надо ликвидировать.