— Скройся с глаз, не доводи до греха!!! — рыкнул я на него вне всяких уставных норм и повернулся к Петрищеву. — Видел я, твои орлы БТ-шки со свалки потрошат…

— Да, выполняем еще довоенный приказ штаба округа, теперь уже фронта, переоборудовать танки БТ в подвижные огневые точки. Механизмы вон, вместо них дополнительный аккумулятор, телефон и увеличенная боеукладка. На башню дополнительная броня да вместо катков и гусениц гусматики от БА-11. У БТ-5 рулевой привод на передние колеса исключили, но саму переднюю подвеску и оси переделывать не стали, просто заблокировали. Мы их разблокируем, чтобы можно было на буксире таскать с места на место.

— А что, эти БТ самоходом уже не годны? Ваши же бывшие танки, ты должен знать.

— Ну, как сказать, у большинства остаток ресурса в среднем 25 часов, где-то у полусотни наберется и до 50 часов, остальные полностью изношены по моторам.

— Отлично! — кивнул я. — Никто же не запретит нам на них немного покататься, перед тем, как выпотрошить, правда? Посему, с переоборудованием танков в ПОТ обожди. Пойду к танковому комбригу, пусть своих орлов на БТ-шках учит, а тридцатьчетверки побережет. А то 13-я танковая сама себя без войны победит. Где ты, говоришь, казармы твоего рембата? А то в чекистской форме не по должности…

Получив у комбата наводку на расположение, я собирался нагрянуть туда, как снег на голову, но меня уже ждали. Во-всяком случае, при докладах именовали «бригинженером», поэтому заниматься ерундой и шастать по казармам в поисках косяков я не стал. Заглянув в каптерку и вытребовав себе комплект из черных штанов, серо-стальной гимнастерки и пилотки, принялся со всем тщанием выполнять приказ командира корпуса, приводить свой внешний вид в соответствии со званием и должностью. Так как знаков различия комбрига у старшины в загашнике не оказалось, пришлось распотрошить свою старую форму. Зато обедал я с рембатом уже при полном параде.

Набив брюхо и не желая откладывать дело в долгий ящик, сел в «Тур» и поехал в 83-ю танковую бригаду не столько ради форсу, а чтоб заодно заправить там своего железного коня. Комбриг Кривошеин к моей идее использовать для обучения машины со свалки отнесся настороженно, так как БТ-шки все-таки были чужими, потребовал приказ командира корпуса Потапова. Никакие резоны, что старые танки все равно на запчасти разберут, его не волновали. Как и выход из строя его собственных тридцатьчетверок. Есть в дивизии рембат, который обязан вернуть их в строй и точка. Плюнув на инициативного комбрига, я удовлетворился тем, что залил себе на халяву полный бак и уж совсем собирался уезжать, как встретил старого знакомца.

— Здравия желаю, товарищ бригинженер!

— И тебе не хворать, товарищ старший лейтенант! — пожал я руку Василию Полупанову. — В званиях растешь, глядишь, скоро меня обгонишь! Какими судьбами здесь?

— На востоке, уже под самый конец боев, маршем шли, а я в люке командирском стоял. Ну и дофорсился, поймал шальную пулю. Или снайпер то был, не знаю. Прошла от плеча и дальше по лопатке. Вскользь, но мышцы и связки порвала, только в марте из госпиталя выписался. За Маньчжурскую войну вот, старлея присвоили и «Красное знамя» дали. В свою бригаду не вернули, а направили сюда командовать танковой ротой. А вы?

— А я сперва из своего бывшего наркомата в запас вышел, да тут война, мобилизация. В НКВД во мне срочной надобности нет, вот и попал в танковые войска. Буду у вас корпусным зампотехом.

— Ух, ты, как хорошо то! Товарищ бригинженер, помогите! Мои сегодня два фрикциона на двух танках сожгли, главный и бортовой. Петрищев, комбат ремонтников, восстанавливать отказывается, говорит запчастей нет!

— А, так это твоя рота отличилась? Что ж ты, Василий, старый воин, ветеран Испании и Маньчжурии, бойцов своих и командиров даже вождению танков научить не можешь? Элементарным вещам, что вторая передача является стартовой, но не в случае, когда другой танк на буксире тащишь? — прищурился я, но голос понизил, чтоб выходящие из штаба бригады, возле крыльца которого мы стояли, не услышали моих слов.

— Товарищ бригинженер, виноват, но хоть вы по старой памяти душу-то не травите! Меня уж и комбат, и комбриг, и комиссары, все кто мог, отчитали! А что я могу сделать? У меня, как и во всей бригаде, лейтенанты только из училищ, а бойцы — весенний призыв. Хуже, чем мобилизованные, у тех хоть практика вождения тракторов на гражданке. А у этих, в лучшем случае, пятьдесят учебных часов, а в худшем — двадцать пять! Мне ж не разорваться! Три лейтенанта в роте. Двое комвзводов мехводов учат вождению по восемь часов в день. Чтоб каждый из шестнадцати механиков ежедневно по часу мог покататься. Один с наводчиками и заряжающими занятия проводит, а я командиров танков натаскиваю. Все, как в других ротах!

— Ладно, ругать тебя не буду. Но и танки твои сейчас ремонтировать тоже! Вот пусть твой комвзвод самолично с одного бортовой фрикцион снимет и на другой поставит! Пусть это ему уроком будет, чтоб знал не только как кататься, но и как саночки возить! А с инвалидным танком позже будем разбираться, когда автотанковую базу развернем, или когда запчасти придут. Такое тебе мое слово!

Полупанов вздохнул, поняв, что разговор окончен сегодня вождение в его роте сократится вдвое, а я снова прыгнул в «Тур» и погнал машину из лагерей в двух километрах западнее поселка Дымки в расположение штаба корпуса в старом Борисовском тет-де-поне. Напрасно. Комкора на месте не оказалось, уехал в Минск в штаб фронта и связаться с ним, чтоб вытребовать приказ для Кривошеина, не было никакой возможности. Высказав много нелицеприятного связистам, я не стал ждать, когда они смогут выйти на комкора, а решил действовать на свой страх и риск явочным порядком хотя бы там, где это зависит только от меня самого. Заскочив в штаб рембата, в одну из полковых и бригадную ремроты 13-й дивизии я, не дожидаясь прибытия начштаба корпуса Кирпоноса, взял там штатные расписания и помчался к маявшимся от безделия маршевым ротам резервистов. В первую очередь, заглянул в палатки командиров и вывел оттуда всех, кто имел звания военинженера или воентехника. Точно так же прошерстил всех, кто временно командовал взводами в ротах мобилизованных и самими ротами. Все равно они будут моими и нечего им прохлаждаться. Путем личного опроса выявил двоих, показавшихся мне наиболее подходящими на должности командиров рембатов 14-й и 15-й дивизии. Оба были военинженерами 2-го ранга. Первый, Остапенко, кадровый, а второй, Марчук, из «партизан», воевал в танковых частях в Грузинскую, был тяжело ранен и демобилизован в связи с окончанием войны, на гражданке дорос до директора МТС в Ленинском районе Подмосковья и сейчас вновь призван в армию. Новоявленные комбаты 84-го и 85-го РВБ, с моим участием, отобрали себе комсостав по штату военного времени. Потом настала очередь ремрот. После того, как с комсоставом все было улажено, совершили всей когортой повторный набег на лагерь за младшими командирами и бойцами. Брали по «мобилизационной норме», сто плюс пятнадцать процентов, но все равно выбирать было трудно. Высококлассные специалисты имелись в изобилии и бессмысленно было идти по пути вызова желающих. Народ застоялся и откровенно не понимал собственного бездействия. После двух часов бесед, разговоров и уговоров, люди были отобраны и построены в колонну на выход, но тут появился полковой комиссар Попель.

— Товарищ бригинженер, куда это вы людей уводите? — явно беспокоясь из-за моей самодеятельности, задал он вопрос.

— Комдив Потапов разрешил мне заполнить штат в приоритетном порядке, — сослался я на командующего корпусом. — А увожу, потому, как на этом открытом поле никаких щелей не отрыто, палатки не замаскированы и любой налет вражеской авиации приведет к напрасным и ничем не оправданным жертвам, товарищ полковой комиссар! Встанем лагерем на опушке во-он того леска, там 84-й и 85-й рембаты, в случае чего, ищите.

Резон в моих словах был и Попель оглянулся вокруг не в поисках какой-то поддержки, а понимая мою правоту насчет налета, но все равно сказал: