27-го июня Советско-Польский фронт пришел в движение. РККА нанесла мощные удары на Барановичском, Ровенском и Тернопольском направлениях. Наш 5-й танковый корпус получил приказ на выдвижение в ближний тыл 8-й армии к Молодечно. Вместе с кубанцами мы должны были составить конно-механизированную группу под общим командованием комдива Потапова. Совершив 100-километровый марш, 5-й корпус сосредоточился в готовности к рывку уже по ту сторону Советско-Польской границы, но еще два дня мы стояли, поджидая отстающую кавалерию. Жуков тем временем провел доразведку, перегруппировался и 30 числа, на рассвете, 8-я армия на 30-километровом участке, сразу введя в дело три своих корпуса начала атаку польского фронта. В артподготовке участвовала не только вся собственная и приданная артиллерия 8-й армии, но и огневые средства нашего корпуса — десять арполков, две самоходных бригады и четыре дивизиона реактивной артиллерии. Плотность пушечных и гаубичных стволов от 76 до 203 миллиметров, минометов от полковых и выше, установок РС, составила более 70 орудий на один километр фронта прорыва. Находясь в восьми километрах в тылу, я не только в течении двух часов слышал канонаду, в которой разрывы сливались в сплошной мощный гул, но и явственно чувствовал, как дрожала земля. А ведь, судя по истории войны «эталонного мира», где собирали и 100, и 200, и более стволов на километр, наша артподготовка была жиденькой!
Полякам, очевидно, этого, а также множества советских бомбардировщиков СБ, АР— и Неман-вторых, даже старых Р-5, мало не показалось. К концу дня 8-я армия взломала польскую оборону на всю глубину и с утра следующего дня наша КМГ была введена в чистый прорыв. К сожалению, без накладок не обошлось. Белоруссия — это вам не Монголия, где ехать можно в любом направлении. Там с вводом в дело подвижных частей никаких проблем не было. А здесь нам пришлось буквально продираться сквозь порядки 8-й армии, дорог, специально для нас, никто не освободил, да и не собирался. К тому же, конец июня выдался дождливым и, даже в тылу польских позиций, пригодных для проезда автомобилей путей было мало. Танки, самоходки, артполки на гусеничных тягачах ЗИЛ-5Т и ЯГ-10Т, построенных ярославцами по образу и подобию меньшего брата, но на агрегатах Т-126, прошли, а мотострелки и легкие артполки отстали. Мои корпусные ремонтные части, как и положено, шли в замыкании, поэтому мы застряли особенно прочно и движение, фактически, превратилось в стояние. Зато времени полазить по недавнему полю боя было в достатке, чем я и воспользовался, не только легализовав свой «Вальтер», но и послав людей, кроме водителей, которые медленно продвигались в пробках, собрать трофейное оружие.
Особенно мне запомнился оказавшийся невдалеке от дороги польский артиллерийский ДОТ, который и должен был ее держать под обстрелом. Это была новая постройка 30-х годов, имевшая, в отличие от более ранних, еще немецких времен ПМВ, не фронтальные, а фланговые амбразуры. Как сильно он отличался от типовых советских ДОТов! В бетонированной коробке из нескольких помещений были широкие проемы, чтоб закатить туда полевую пушку и перемещать ее, по мере необходимости, меняя направление огня. Сами же амбразуры были, по нашим меркам, огромными и не имели никакой защиты, кроме самого пушечного бронещита. Из плюсов был только бронеколпак наблюдателя-пулеметчика с круговым обстрелом из шести бойниц, но он был относительно тонок. Во всяком случае тот, который я осматривал, имел следы попаданий наших 107-мм бронебойно-фугасных снарядов и, внешне целый, внутри вонял из-за двух искромсанных осколками трупов. Сам же ДОТ, рассчитанный на противостояние 152-мм снарядам, был расстрелян танками в амбразуры, а его единственная пушка, бывшая русская, образца 1902 года, превращена в металлолом. В добавок, внутри взорвался боекомплект орудия и выживших, судя по всему, после этого не было.
В ДОТе нашим трофейщикам ловить было нечего, зато в округе оружия понабрали порядочно. Конечно, прошедшая здесь до нас пехота уже «сняла сливки», похватав самое ценное и, главное, целое. Но все же улов составил несколько десятков русских Максимов 10 года, разной степени повреждения, чуть меньше поломанных ручных Браунингов, а гранат, винтовок и патронов, по большей части — целых, понабрали вообще без счета. Нам, вооруженным только мосинками да наганами, это будет хорошим подспорьем. А то, что оружие повреждено — так на то мы и ремонтники, чтоб его починить. Любопытной находкой стали американские пистолеты-пулеметы Томпсона, уже негодные даже для ремонта.
Чем дальше мы продвигались в глубь, тем чаще нам стали попадаться орудия, разбитые и целые, но вокруг них уже крутились тыловики частей 8-й армии. Наши трофеи, я не сомневался, еще ждут нас впереди. За все время следования через полосу польской обороны мне не попалось ни единого нашего подбитого танка, хотя кое-где на земле остались следы ремонта в виде расколотых траков. Польская противотанковая и УРовская артиллерия оказалась бессильна не только против КВ, шедших в первом эшелоне атаки и принявших на себя основной огневой удар, но и против Т-126. Противник, не имея боевого опыта и сведений о наших танках, начинал бить по ним с максимальных дистанций, раскрывая свои позиции, которые тут же подавлялись огнем башенных орудий и идущих позади САУ. Кое какие-потери понесла только бригада на Т-28 и Т-26М крайнего правофлангового корпуса 8-й армии, но то поле боя оказалось в стороне от нашего пути. Что касается польских мин, которых у нас побаивались, то враг располагал их в мизерных количествах только перед передним краем. Причем большинство их даже миной было назвать нельзя, так, самодельное взрывное устройство с зарядом, как и у редких заводских, в полтора кило тротила, рассчитанное против легкой бронетехники и, одновременно, против пехоты. Самые невезучие экипажи наших танков, умудрившиеся поймать сюрприз после того, как все вокруг пушкари перепахали своими снарядами, задержались ровно на время, необходимое на замену одного-двух траков. Основными же противотанковые заграждения польской обороны были представлены рвами, эскарпами, контрэскарпами и рядами деревянных надолбов, прикрытых фланговым огнем установленных в ДОТах и ДЗОТах пушек.
Не сумев остановить наши танки, которые огнем и навешенными бульдозерными отвалами проложили себе проходы, сейчас инженерные препятствия очень мешали движению тыловых частей. Застряв у очередного перехода через ров, пропуская встречные гужевые повозки с ранеными, колонна АТРБ 5-го танкового корпуса, во главе которой шел мой «Тур», загорала под выглянувшим из-за облаков солнышком. Делать было нечего, я и так уже распорядился выслать БРЭМы подчиненных мне подразделений проделать дополнительные проходы, но регулировочная служба 8-й армии перестроиться еще не успела, упрямо посылая встречных по старым дорогам. Выйдя из машины я спокойно, напоказ, покуривал свою трубку, чтобы создать видимость, будто все нормально и так и должно быть. Со стороны хвоста послышались крики, ругань, требования убрать колымаги с дороги и немедленно предоставить командира части, заблокировавшей путь. Формально старшим был начальник АТРБ, но я не собирался терпеть наезды на своих подчиненных, поэтому, оставив у машины радиста-ординарца-водителя рядового Григоряна и военинженеров моего отделения штаба корпуса, сам пошел пешком разбираться. Шумел капитан, адъютант командующего 8-й армией.
— Отставить! Бригинженер Любимов! — скомандовал я и сразу представился. — Машины останутся на дороге! У нас прицепы по десять тонн, нам с ними потом с поля не выехать!
— Товарищ бригинженер! Вы должны пропустить машину командующего армией! — уже спокойнее потребовал капитан.
— Пойду поговорю… — сказал я, ни к кому не обращаясь и двинулся в сторону хвоста. Идти пришлось долго, только у нас более трехсот единиц техники, не считая прицепов. Капитан все это время держался за моим правым плечом и молчал, я только слышал, как он сопит, выражая таким образом свое недовольство.
— Товарищ командарм, колонна рембазы 5-го корпуса, бригинженер Любимов отказывается освобождать дорогу! — как только мы подошли к лимузину-вездеходу и сопровождающей его полубронированной полуторке ГАЗ-3МД с бойцами в кузове, выскочив вперед к открытому правому окну, доложил адъютант.
