Денам встал в боевую стойку, его ненависть к Нона была очевидна даже тогда, когда он пытался посмеяться над ее усилиями. Нона не двинулась с места, и толпа затаила дыхание. Денам замахнулся рукой, которая выглядела такой же толстой, как грудь Маркуса. Кулак, которым он ударил Нону, был размером с ее череп.

Она приняла удар в лицо, ее голова дернулась вправо. Следующий удар последовал слева, резко повернув ее голову в другую сторону. Маркус представил себе, как эти кулаки размозжат череп, разнесут вдребезги скулы, сломают шею…

Нона посмотрела на возвышавшегося над ней бойца и улыбнулась, обнажив зубы, не тронутые кровью. Денам казался изумленным, толпа взревела от удивления. Магия? Но Маркус не почувствовал никакого волшебства, ни малейшего намека. Он мог только представить, что она двигала головой с той же скоростью, что и кулаки, ищущие ее, позволяя лишь легкий контакт.

И снова Нона нанесла полдюжины ударов в одно и то же место под ребрами Денама за один-два удара сердца. Она отскочила назад, прокатилась под размахнувшейся рукой, поднялась в том же движении, пнула свою цель, уклонилась от второй ищущей руки и развернулась, чтобы нанести еще один удар в то же место.

Денам пошел к ней, ревя громче толпы. Двигаясь вперед, он отдавал предпочтение левому боку. Мелочь, которая могла легко пройти незамеченной. Нона, вывернувшись, отпрыгнула, оттолкнулась от двух веревок и приземлилась, нанеся на лету удар ногой, чуть ниже его ребер.

В течение долгих минут бой продолжался, атаки Денама почти касались бледной кожи Ноны, но так и не нашли ее. Нона нанесла по своей мишени двадцать ударов руками и ногами, возможно, два по двадцать. Ярость Денама росла, его лицо побагровело, он плевался, изо его рта шла пена, он выкрикивал угрозы и обещания. Но теперь он кренился на раненый бок, над ушибленными нижними ребрами, прикрывая их локтем. Он прислонился к угловому столбику, переводя дыхание.

— Давай, большой мальчик. — Первые слова Ноны в бою.

Они сработали, как искра на горючий порошок. Денам с криком бросился вперед. Нона нырнула под его вытянутые руки, перекатилась головой вниз между его ног, через отверстие, появившееся, когда ярость пересилила осторожность, и ударила его пяткой в пах со всей скоростью и силой, которыми она обладала.

Денам сделал еще два шага, прежде чем понял, что Нона больше не перед ним, и еще один шаг, прежде чем боль достигла цели. Ноги геранта забыли все приказы и бросили его на доски, где он свернулся калачиком вокруг смертной боли, слепой к миру.

Нона вскочила на ноги, на ее лице все еще бушевал бой, зубы были оскалены. Помимо ужасного урагана ненависти Денама, смешанного с его бессловесной болью, Маркус теперь мог чувствовать эмоции Ноны и обнаружил, что его качает от грубой животной агрессии, текущей из нее. Нечто подобное он испытал, когда, свернув не туда, попал в собачьи ямы за стенами Старого города. Окровавленный мастиф с челюстями, сомкнутыми вокруг горла другой собаки, испускал ту же взрывную ярость, что и послушница. Маркус ожидал, что Нона набросится на свою жертву, выдирая глаза Денама из орбит или превращая его лицо в месиво. Но, вместо этого, в течение пяти глубоких вдохов, она втянула все это обратно, каждый кусочек, пока не осталось ничего, что он мог бы прочитать над смешанным морем эмоций вокруг него. Из всего, что он видел в ту ночь, именно это быстрое подавление ярости оказалось для него самым замечательным.

Не обращая внимания на радостные крики и поздравления, на то, что бой-мастер пришел расспросить или наградить ее, Нона перепрыгнула через веревки и нырнула в толпу. Через несколько мгновений она уже стояла рядом с Маркусом, вся трепеща, мокрая от пота и живая, ее глаза, наполненные чужеродной чернотой, оказались на одном уровне с его.

— Ты пришел, — сказала она.

Маркус пожал плечами:

— Ты меня попросила.

Святой Класс

Настоящее Время

МАРКУС ВЫРОС ВЫШЕ всяких ожиданий. Она помнила свирепого деревенского мальчишку с колючими волосами, который приветствовал ее в клетке Гилджона, первым делом спросив ее возраст, и, казалось, утешился узнав, что был старше ее. Плохое начало, но его привязанность к мулу похитителя детей смягчила ее мнение о нем к концу их путешествия. Теперь он был ростом шесть футов два дюйма, симпатичный, с дружелюбным лицом, которое с удовольствием смеялось вместе с тобой. Черные волосы были приручены маслом и плоско прилегали к черепу, как у монахов. От того мальчика, который сидел в клетке, остались только резкость в чертах лица и быстрота в темных глазах, изучавших ее.

Нона снова закуталась в плащ. Материя прилипла к спине, из-за пота, заставляя ее чувствовать себя неловко, или, возможно, это был откровенный взгляд Маркуса. Она улыбнулась ему в ответ и обхватила себя руками. Костяшки ее пальцев болели от многократных ударов по Денаму. Нона была уверена, что пробивала тренировочные бревна, которые были мягче, чем бок геранта. В остальном она чувствовала себя хорошо, тело светилось, шаг был таким легким, что с небольшим усилием она могла бы просто полностью избавиться от гравитации.

Она наклонилась вперед:

— Давай поговорим снаружи.

Маркус кивнул. Они протолкались к главным дверям. Посетители Калтесса уже стекались обратно ко второму рингу. Пара здоровенных подмастерьев помогала Денаму перевалиться через канаты первого.

— Я удивлен, что монастырь позволяет послушницам приходить сюда, чтобы сражаться, — сказал Маркус позади нее.

— Не позволяет. — Нона проскользнула между дверями, когда они открылись, чтобы впустить новых любителей острых ощущений.

— Почему ты... — Маркус прервался, чтобы поплотнее закутаться в одежду, черную рясу Святого Брата. Он последовал за ней на хлеставший дождем ветер, от холода из него вырвалось громкое бррр.

— Старый спор, который нужно было уладить, — сказала Нона. Отчасти это было правдой. Больше всего ей хотелось кого-нибудь очень сильно бить, снова и снова. Маркус, вероятно, уже знал это; секретные церковные отчеты называли его одним из самых эффективных эмпат-марджалов на службе у Предка.

Нона повела Маркуса за угол большого зала, где они могли укрыться от бури. Стены темнели высоко над ними, клочья облаков неслись по небу под багровым покрывалом тысяч умирающих звезд.

— Зачем я тебе понадобился? Зачем ты послала сообщение, я хотел сказать? — Маркус казался менее уверенным в себе, чем она ожидала. Тот, кто может читать ее как книгу, должен быть более уверенным? Она, конечно, хотела бы, чтобы ее собственные навыки эмпата сказали бы ей больше об его настроении, чем она могла догадаться по напряженности его взгляда или тонкой линии крепко сжатых губ.

— В тот день в Академии. — Слова вырвались у нее сами собой. — Это ты вынудил ту девочку напасть на меня? — Нона заставила себя закрыть рот. Она уже все распланировала: что скажет, как и когда. И теперь идиотский язык ее выдал.

— Она... она уже атаковала тебя. — Чувство вины волнами исходило от него.

— Она использовала тьму, чтобы напугать меня. Или пыталась использовать. Но потом она просто обезумела. — Нона вспомнила, как звериная ярость отразилась на лице девочки. — Это сделал ты!

— Да. — Теперь он нахмурился, его лоб побледнел и покрылся каплями дождя.

— Ее тень пыталась меня разодрать. Меня могли разорвать на части!

Маркус поднял руки:

— Я передал ей гнев. Я и не знал, что она на такое способна.

— Да, способна! — Нона почувствовала, как ее собственный гнев поднимается из колодца, который, как ей казалось, опустел на ринге.

— Мне очень жаль. — Он посмотрел вниз.

— Но... — Похоже, он не врал, но Нона полагала, что он мог притворяться лучше, чем кто-либо из тех, кого она когда-либо знала. — Почему?

— Так велел мне Настоятель Джейкоб.

— Джейкоб? — По телу Ноны пробежал холодок. — Первосвященник Джейкоб? Я имею в виду того, кто был первосвященником раньше?