— Как ты себя чувствуешь? — Настоятельница пристально и тревожно смотрела в глаза Ноне.

— Не знаю, — ответила Нона. — Устала. Но полна энергии. Если в этом есть смысл. — Она снова посмотрела на свою ногу, на шрам, видневшийся сквозь рваную сорочку. Холод больше не касался ее. — Я не знаю, как Зоул может это выносить. — Часть ее хотела рассказать настоятельнице о дьяволе, которого она видела на запястье Зоул, когда та впервые появилась с корабль-сердцем. Она подавила этот порыв. Она жила с Кеотом много лет, и Зоул не донесла на нее. Зоул придется самой справляться со своими демонами. Настоятельница, вероятно, не смогла бы помочь в любом случае. А вот инквизиторы захотят выжечь дьявола из Зоул.

Настоятельница Стекло взяла Нону за руку и повела ее обратно к основной группе:

— Ты поправилась? Теперь ты сможешь пройти пешком достаточно большое расстояние?

— Я могу его пробежать! — Ара догнала их, ее золотые волосы стояли вокруг головы, словно начесанные, бросая вызов ветру. В ее глазах было что-то дикое. Их взгляды встретились, и на лицах появилась улыбка — общее понимание и что-то более сложное, чего, возможно, никто из них не понимал. Ноне хотелось бежать вместе с ней, погнаться за ней. Хотелось быть рядом с подругой.

Все трое обернулись и увидели силуэт Чайник на фоне свечения корабельного сердца, Зоул, стоя на одном колене, прикладывала сердце к внутренней стороне бедра монахини. Через мгновение Чайник с криком отпрянула. Она торопливо пошла по дороге, не оглядываясь. Она двигалась быстро, хотя все еще слегка прихрамывала.

— Сестра Чайник? — Настоятельница шагнула вперед, чтобы встретиться с ней.

— Мама... — Широко раскрытые глаза Чайник искали настоятельницу, как будто она ослепла.

— Здесь. — Настоятельница Стекло взяла руки монахини. — Ты в безопасности.

Нона приподняла брови от чудовищности этой лжи, но ничего не сказала.

— Я больше не могу быть рядом с ним. Не могу. — Чайник бросила быстрый взгляд через плечо, как будто Зоул могла приближаться с корабль-сердцем.

— Все в порядке, сестра. — Настоятельница повела их дальше. — Мне нужно, чтобы ты защищала нас, когда мы отправимся на запад. Даже если все силы Шерзал последуют за корабль-сердцем ко льду, имперским дороги больше не являются безопасным местом. А неохраняемые лорды Сис, вероятно, станут заманчивой добычей для любых бандитов, мимо которых мы можем пройти.

— Но Зоул...

— У Зоул будет свой Щит.

Святой Класс

Настоящее Время

ОСТАВИВ МАРКУСА В Калтессе, Нона отправилась к городским воротам. Она почти бегом преодолела пять миль от стен Истины до подножия Скалы Веры. Жжение мышц и горячая дрожь крови боролись с холодом ночного ветра.

Сомнение преследовало ее по пятам, каждую милю и каждый ярд. Голоса ее подозрений были почти такими же реальными, почти такими же бестелесными, как голос Кеота, когда он жил под ее кожей. Будет ли он правдив? Можно ли ему доверять? На эти вопросы у Ноны не было ответа, только ощущение внутри. Клера предала тебя, шептали голоса, а ведь она была подругой.

— Она меня спасла. — Тяжело вдыхая между выдохами, Нона ускорила шаг, пытаясь обогнать сомнения.

Она покачала головой, пот полетел по ветру. Она должна стать монахиней, выбрать из предложенных ей специализаций. Лишь горстка последних испытаний стоит между ней и обетами. Она должна поставить свою жизнь на фундамент веры. Веры в то, что ветви древа Предка удержат ее, и что эти ветви унесут все человечество в будущее менее мрачное, чем они боялись. Если монахиня не может иметь веры, то кто может? Узы дружбы всегда держали ее крепче, чем узы крови. Маркус ехал с ней в клетке, и этой связи будет достаточно. Она верила, что так и будет. Кроме того, у нее был запасной план. Заставив себя оторваться от этих мыслей, она побежала еще быстрее, пока любой, кого она могла бы встретить на дороге в ту ночь, не остановился бы в изумлении и не посмотрел бы, как она летит.

Наконец она остановилась, тяжело дыша. Над ней возвышалось основание огромного известнякового утеса. Из южных окон Зала Меча открывался вид на город и лед, лежавший в двадцати милях от них и мерцавший красным под луной. Теперь стены льда были ближе чем тогда, когда Настоятельница Стекло впервые привела Нону в монастырь. С севера и юга лед сжимался, и все народы Коридора истекали кровью.

Начало Пути Безмятежности лежало совсем рядом, всего в нескольких минутах ходьбы вокруг Скалы, но в последнее время Колесо стала наблюдать за ним. Старуха целыми ночами сидела в самом узком месте, закутавшись в большое одеяло, и смотрела в ночь слезящимися глазами, жаждая поймать какую-нибудь сбившуюся с пути послушницу. Было неясно, почему она просто не проверяла дормитории, но Рули заявила, что при предыдущей настоятельнице — после невыясненного «инцидента» — Колесо заставили поклясться, что она никогда не войдет в здание. При этом Рули добавила, что была убита послушница, но, когда на нее надавили, призналась, что выдумала эту часть.

Нона вытянула шею и вверх, посмотрела на темный каменный участок. То тут, то там лунный свет выхватывал линию там, где та цеплялась за край скалы. Она глубоко вздохнула, взмахнула руками и начала карабкаться. Она лезла по старой линии разлома, вонзая концы кожаных ботинок в трещину и протягивая руку за опорой для пальцев. Ее дефект-клинки сделали бы подъем более быстрым и простым, но Нона знала, как опасно слишком полагаться на то, что может быть не всегда. Кроме того, узор правильных щелей, вбитых в скалу, может быть однажды замечен, и будет трудно отрицать ее собственную подпись.

Когда она забралась уже достаточно высоко, суставы Ноны на руках и ногах начали громко жаловаться. Руки и так уже болели от бесконечных ударов по Денаму. Однако, ей придала сил мысль о том, что в конце концов он упал. Долгие годы она хотела сразиться с ним. Она могла бы сказать, что это для того, чтобы сбить с него спесь и наказать за хулиганство, или что это была плата за его попытку сломать ей шею на ринге по указанию Раймела Таксиса. Правда, однако, была чем-то менее похвальным и состояла из двух частей, и обе теперь проникли в ее сознание, как часто делают правды, если в голове нет ничего, кроме требований тяжелой работы.

Нона сражалась с Денамом, потому что даже с уходом Кеота в ней горела жажда насилия, и, если ее не кормить слишком долго, она могла вспыхнуть и превратиться в опасный пожар. Многое из того, в чем она обвиняла дьявола Раймела, оказалось коренной частью того человека, которым она стала. Денам представлял собой редкий экземпляр человека, которого она могла бить снова и снова, не опасаясь убить и не испытывая угрызений совести из-за причиненной боли.

Другой причиной для состязания были Маркус и Регол. Она попросила Маркуса нарушить священный закон. Она обязана показать ему, ради кого он нарушает эти правила. И Регол… Реголу тоже нужно было это увидеть. Регол, который говорил глупости в подушки, когда она присоединилась к нему под крышей, под которую Партнис Рив упрятал его. Регол, который считал ее чем-то драгоценным, таким же святым, как клятвы, которые она нарушила. Ему нужно было увидеть, что на самом деле скрывается за глазами, в которых он, как сам утверждал, теряется. Что-то остроугольное и злобное, совсем не та принцесса, какой он, иногда, себе ее представлял. Нона знала, что лучше не позволять ему строить свои надежды на лжи. Регол удовлетворил потребность, как и Денам, один на ринге, другой в мехах. Она и Регол были друзьями, чьи тела приятны друг другу. Она не могла позволить другу строить свои надежды на таком ущербном фундаменте, как она. Она не спасла ни Сайду, ни Гессу, ни Дарлу. Даже в качестве мстительницы она потерпела неудачу. Шерзал, архитектор, стоявший за столькими смертями, все еще ходит по миру, как и другие, кто служит ее воле.