Я закрыл ей рот указательным пальцем.

Хорошо хоть Соня не стала упрямиться и, недовольно нахмурившись, опустилась на пол. Я помог ей лечь так, чтобы не попасть в большую лужу крови.

И тут же прыгнул ко входу. Кто-то снаружи уже отпирал замок. Я посмотрел на потолок, потом подпрыгнул, и завис, упершись руками и ногами в стены.

К счастью, снаружи была ночь, и буря, судя по всему, стихла. «Араб» посветил внутрь ярким фонариком. Увидел лежащую на полу Соню и, осклабившись, прицелился в неё из пистолета.

Я спрыгнул вниз, выхватывая пистолет, но тут же выпрямился. Раньше, чем «араб» успел открыть рот, я стукнул его по черепу рукояткой его же оружия. Каким-то образом я знал, куда именно нужно быть, чтобы он отключился, но остался в живых.

Я затащил «араба» внутрь и закрыл дверь контейнера.

— Арти? — спросила Соня, подняв голову, — что происходит?

— Всё в порядке, — ответил я, — не поднимайся и не двигайся. Я освобождаю нас.

Живой человек оказался намного, намного вкуснее, чем пусть и свежий, но всё-таки труп. Ощущения были значительно ярче. И я продолжал «закачивать» в себя чужую «неструктурированную информацию».

Я не знал, можно ли сразу пить такое количество крови. Бывает ли у таких, как я пресыщение? Если да, чем это грозит? У меня не было ответа на эти вопросы, как больше не было и Патрика, который мог бы прояснить некоторые моменты. Поэтому я решил не рисковать.

Нащупав нож в кармане тактических брюк «араба», я достал его, разложил лезвие, и аккуратно ввёл ему между рёбер. Он дёрнулся несколько раз и затих.

Кажется, настоящий я, всё ещё пребывавший в недрах того существа, которым я стал, в этот момент съежился от ужаса. Но я не стал его беспокоить. Сначала нужно было спастись.

Снова шаги у входа. В этот раз куда более осторожные. Уверен, обычный человек их не смог бы расслышать. Но я словно научился видеть сквозь стены.

Приближались трое. Опытные воины, судя по поведению. Двое встали по сторонам от входа.

В этот раз я не стал повторять трюк с зависанием под потолком. Был риск, что они сразу начнут стрелять, едва увидят, что Соня освободилась, а я не мог этого допустить.

Я занял позицию по центру, присел, снял пистолет с предохранителя (откуда-то я знал, как это сделать, хотя модель была мне не знакома) и прицелился.

Третий открыл дверь и отступил под её защиту. Я не двигался. Соня глядела в сторону распахнутого входа, но, к счастью, молчала.

Потом появилась рука и посветила внутрь очень ярким фонариком. Мои глаза адаптировались к свету гораздо быстрее, чем в обычном состоянии, но всё равно недостаточно быстро. На пару секунд я ослеп. Поэтому ориентировался исключительно на звук.

Ушами я «видел» как боевик заглянул внутрь — это читалось по шороху его камуфляжа и едва заметному скрипу подошв его ботинок.

Я выстрелил ему в плечо — той руки, которым он удерживал пистолет. Попал. Боевика отбросило в сторону.

Теперь мешкать было нельзя.

Я рванул вперёд, резко ударив по створкам дверей. Удачно: те, кто спрятались за ними, не успели сориентироваться.

Только после этого я пригляделся. Двое нападавших были мне незнакомы. А третьим, который тряс головой, пытаясь прийти в себя после удара, был «европеец».

Идентифицировав врагов, я двумя выстрелами уложил «лишних» боевиков. После чего приблизился к лежащему на земле «европейцу». Его оружие валялось рядом, никаких шансов дотянуться до него он не имел.

— Нет! — он попытался закрыться рукой, — постой. Мы наградим! Щедро!

Я целился в него из оружия, чтобы не допустить попытки бегства.

— Ты не представляешь наших возможностей! Помоги нам — и мы отплатим! Нам доступны такие вещи, которые…

Я рванул вперёд, больше не сдерживаясь. Мир словно застыл. Я не собирался выпивать его досуха — но мне очень хотелось испытать ещё раз ощущение поглощаемой «неструктурированной информации». Похоже, я входил во вкус своего нового положения. А ещё — нужно было узнать, что это за шустрые ребята вообще. Уверен, что обыкновенный допрос бы ничего не дал.

Когда мои зубы впились в его шею, я ещё успел ощутить безграничное удивление, которое исходило от него.

А потом… потом было всё совсем по-другому. Так я постиг важную мудрость ночного народа: не стоит пить кого попало.

«Европеец», судя по моим ощущениям, оказался серийным маньяком. Он питался чужой болью, почти как мы — кровью. Только в его пристрастии не было метафизического измерения: ему это просто нравилось. А ещё он был очень полезен для всякого очень чёрного колдовства. По крайней мере, он сам воспринимал это как нечто сверхъестественное.

Выходит, за нами гнались не из-за нового сердца, а из-за старой книги, о которой Патрик или не знал, или не посчитал её возможной целью. А его послание через колдуна или не дошло до адресата, или было истолковано превратно.

Что ж. По крайней мере, теперь понятно, откуда они с самого начала знали об участии ночного народа в этой операции.

Я успел обдумать всё это, пока срыгивал выпитую кровь, прямо на грудь ещё бьющегося в конвульсиях «европейца».

Когда я закончил, моё внимание привлёк какой-то шум. Я успел обернуться достаточно быстро, чтобы успеть увидеть, как Соня без чувств падает на землю возле дверей контейнера.

Сначала я подошёл к Соне. Подложил ей под ноги ближайший большой камень, чтобы кровь прилила к голове. Убедился, что она дышит глубоко и ровно. Только после этого занялся другими делами.

Тех, кто нас захватил, было довольно много. Кроме контейнера, который, видимо, специально доставили на грузовике с подъемником в качестве тюрьмы и пыточной, было три бронированных внедорожника и один четырёхколёсный БТР. Откуда-то я знал, что он французского производства. В нём находилось семеро — и все они спали в тот момент, когда я подошёл к ним.

Потрясающая беспечность. Особенно со стороны того, кто буквально только что подловил на этом Патрика.

Я не стал мудрствовать или пытаться добыть больше информации. Вместо этого я «одолжил» гранату у одного из убитых мной боевиков и, рывком открыв дверцу броневика, швырнул её внутрь.

Я успел заметить, что трое проснулись от шума. Но среагировать не успели. В салоне броневика осталось малоаппетитное месиво.

Нет, меня не мучила совесть или приступы человеколюбия. А вскоре я убедился, что поступил абсолютно правильно.

Наш броневик они спалили, вместе со всеми документами и средствами связи. С остальными силовиками нашей «группы поддержки» поступили аналогично. Я искренне надеялся, что их хотя бы убили прежде, чем сжечь, но на этот счёт были серьёзные сомнения, учитывая личность «европейца».

Здорово помогало умение видеть в темноте. Ночь стала прозрачной и комфортной.

Я вернулся к Соне. Обыскал боевиков в надежде, что наши документы а, главное, таблетки, которыми меня снабдил Патрик, были у них. Но тщетно: их карманы были совершенно пустыми.

Соня застонала, приходя в себя. Приподнялась на локтях.

— Арти… — выдохнула она. Её глаза были расширены от ужаса.

— Спокойно, — сказал я, — всё объясню.

— Арти, как это случилось? — она всхлипнула, — Патрик это сделал специально? Но… почему? — она задумалась, наморщив лоб, — о-о-о… это бы не отравление, верно? Арти, ты болел… поэтому же, да?

Всё-таки моя напарница была исключительно сообразительной.

— Верно, — кивнул я, — он сказал, что шансы на выживание пятьдесят на пятьдесят. И мы гарантированно выбываем из игры.

— И ты… согласился? — продолжала она, — имея половину шансов на выживание?

Я задумался, взвешивая риски. У меня внутри проклюнулось что-то вроде совести; мне стало не по себе, что я скрывал это от Сони.

— Я знаю кое-что, — ответил я, — из-за чего принял такое решение. Но я обещал Патрику, что ни с кем не поделюсь этой информацией.

— Патрик мёртв… — ответила Соня, — даже по меркам ночного народа…