Тогда оно придумало способ уравновесить информационные потоки в разумных сообществах, нивелируя влияние биологической смерти. Оно выбрало популяцию приматов. Заронило искру разума. И создало ночной народ как стабилизирующее начало. Пастухов, хищников и хранителей. Оно определило правила, по которым ему предстояло оставаться в тени всё время, пока на Земле рос разум.

Эта планета была с его точки зрения безумна. Тут существовала смерть. Оставаясь здесь, оно сильно опасалось влияния этого безумия. Поэтому, решив вопрос с развитием разума у местных созданий, оно записало собственную личность на неживые материальные носители, используя золото из ближайшего месторождения, меняя молекулярную структуру слитков.

И вот однажды некто совершил покушение на Предвечного. Что привело к его пробуждению.

Удивительно, но мне никто не рассказывал эту историю. Всё это я уже знал, пробудившись.

Ещё я с обнаружил, что яркий солнечный луч скользит по глиняному потолку в комнате, где я лежал. Но мне не было больно даже тогда, когда я посмотрел в окно и увидел глубокую синеву яркого полуденного неба.

— Лежи. Не вставай. Ты ещё очень слаб, — я узнал голос Тары.

Но как? Здесь, на свету?

Я приподнял голову и огляделся внимательнее.

Комната была небольшой и довольно примитивно обставленной: простой стол у окна, земляной пол и пара старых стульев. На одном из них сидела фигура, с головой закутанная в чёрное.

— Думаешь, как я рискнула появиться снаружи днём? — её голос был весёлым, — не гадай. Такие вещи могут решаться не только таблетками. Есть и более старые средства. Например, такие вот костюмы. Да, это жарковато и не очень удобно — зато можно не ограничивать себя в передвижениях.

— Что со мной? — спросил я, пытаясь справиться с головокружением.

— Ты восстанавливаешься, — ответила она, — после смерти.

— Смерти? — недоверчиво спросил я.

— Верно, — чёрная фигура кивнула, — для того, чтобы вернуться к человеческому существованию, ты должен был умереть как представитель ночного народа.

— Так просто?.. — растерялся я.

— Что? — удивлённо переспросила Тара, — вовсе нет. Не просто, — она понизила голос до шёпота, — это большая тайна. Новообращённый имеет возможность вернуться, только если осознанно принесёт себя в жертву до первой большой Луны ради спасения обычного человека.

Я промолчал, переваривая сказанное.

— Сложность в том, что человек ни в коем случае не должен этого знать, когда принимает решение, — сказала Тара, — иначе не сработает. Теперь понимаешь, что сделал Патрик? Он формально не соврал. Но фактически у тебя не было шансов. Это большая тайна, — повторила она, — если информация распространиться — эта возможность будет навсегда закрыта. Поэтому храни её.

— Ты… специально выбрала того мальчишку? — спросил я, — чтобы у меня больше шансов было?

— Не только, — ответила она, — дело в том, что он моего рода. Дальний потомок, но родная кровь. У нас есть правило: если мы обращаем кого-то, тот, кто принял такое решение, должен уйти. Таким образом наша численность постоянна, — она снова понизила голос, — впервые за сотни лет я рассматривала возможность собственного ухода. И, вероятно, приняла бы это решение. Твоё появление стало знаком судьбы, и я не могла его ослушаться. Ты всё сделал правильно.

— Что… теперь с ним будет? — спросил я, — он — навеки один из вас?

— Он свободен в своих решениях, — уклончиво ответила Тара, — так же, как и в твоём случае, у него есть время до первой большой Луны.

— Кстати, почему так? — спросил я, — откуда это ограничение?

Несмотря на то, что глаз собеседницы было не видно, я отчётливо почувствовал на себе её ироничный взгляд.

— Ты мог бы догадаться, — ответила она, — как хантер.

В ответ я изобразил растерянность.

— Никогда не задумывался, почему некоторые заброшки хоть и выглядят не очень, но при этом никогда не разрушаются до конца? А некоторые никак не меняются тысячелетиями.

— Потому что у них есть сердце, — автоматически ответил я.

— Именно, — сказала Тара.

— Подожди… — пробормотал я, — но… как? Они же живые… это…

— До первой Луны человеческая сущность покидает тело. Только сердце из другого мира способно поддержать его существование, — сказала Тара. — Если достать сердце — ночной умрёт так же верно, как от выстрела в голову.

— Почему вы мне это рассказали? — спросил я.

— Потому что ты имеешь право знать, — Тара вздохнула.

— Это… очень опасное знание, — заметил я.

— О, да, — чёрная фигура кивнула, — исключительно. Но я вынуждена тебе доверять.

— Но почему?

— Потому что тебе ещё предстоит спасти нас всех, — ответила она.

— Откуда я знаю про Предвечного? — спросил я.

— Потому что Патрик тебе рассказал, — в голосе Тары послышалось лёгкое удивление, — и я немного дополнила.

— Нет, ты не поняла. Я знаю. Понимаешь? Я знаю, кто он. Откуда. Как появился. Что и зачем здесь делал.

Тара молчала довольно долго, сидя совершенно неподвижно.

— Ты… уверен? — наконец, произнесла она.

— Да, — кивнул я, — совершенно. Я проснулся и понял, что всё это знаю. Откуда? Это опять как-то связано с кровью, да?

— Возможно, — кивнула Тара, — но не с твоей или моей.

— С чьей же тогда?

Соня сидела на мягком топчане и разглядывала картинки в какой-то старинной книге. Когда я вошёл, она радостно вскочила и кинулась мне на шею.

— Арти! Арти! — кричала она, — ох, как же ты меня напугал!

Мы простояли пару минут, крепко обнимаясь.

— Что… что случилось? — спросила она, отстраняясь, — Арти, почему ты не радуешься? Всё в порядке? Ты… это снова ты, да? Так ведь?

— Да, Соня, — кивнул я, — я — это снова я. Самый обычный.

— Тогда в чём дело? Чего ты такой… напряжённый?

— Слушай, расскажи, пожалуйста, что происходило с того момента, как я вышел из той комнаты в подземелье. Можешь? — попросил я.

— Ну хорошо… — Соня развернулась и пошла обратно к топчану. Она разместилась на нём, подобрав под себя ноги. Потом кивнула мне на ближайший стул, — садись.

Я молча занял указанное ей место.

— Сначала я была в полной темноте. Потом пришёл какой-то здоровенный мужик. Точно из этих, из ночных — у него так глаза сверкали, и зубы выпирали, что мне жутко было. Он принёс жаровню с углями. Так я могла хоть что-то видеть. Ну и чаёк это волшебный. В общем, сидела я так. Тревожилась, переживала. А потом будто сердце кольнуло. Тяжело так, неприятно. Я сначала значения не придала — ну, подземелье же. Может, кислорода не хватает. А потом вдруг поняла: ты умер. Мне сложно описать, как это. Просто узнала это — и всё. Я схватила жаровню и побежала с ней по тоннелям, как с фонариком, — она усмехнулась, — дура, да? Прибегаю в какую-то камеру, где огонь горит. Там мальчишка на столе спит. Рядом женщина хлопочет и причитает что-то по-ихнему. А прямо у этого каменного стола ты валяешься, — Соня вздохнула и провела рукой по волосам, — Арти, у тебя сердце не билось. Ты был мёртвый. По-настоящему. Понимаешь? Знаешь, что я чувствовала?

Я опустил глаза. Соня ещё раз вздохнула, потом продолжила:

— Что я должна была думать? Ночные ведь не умирают просто так, — сказала она. — Я решила, что тебе кровь нужна. А рядом как раз мелкий ножик валялся. Ну, я порезала ладошку и приложила её к твоему рту.

— И… что? Я начал пить? Да?

Я чувствовал, что у меня голова кругом идёт. Как-то сложно всё.

— Что? — удивилась Соня, — а, нет. Только рот тебе испачкала. А потом опять появилась эта женщина…

— Тара, — вставил я.

— Да. Тара, — кивнула Соня, — она опустилась перед тобой на колени и начала делать искусственное дыхание и массаж сердца.

— А потом?

— Потом ты захрипел, закашлялся. Кажется, ты сказал что-то Таре. А, ещё у тебя, кажется, глаза были чёрные. То есть, там, конечно, темновато было — но белков я вообще не заметила. Подумала ещё, что это от давления или чего-то в этом роде. Но выглядело это жутко. В общем, ты прохрипел что-то и вырубился опять. Только теперь ты дышал.