Глянцевитая полоса асфальта, словно прошитая стежками автомобильных фар, взвилась на крутой склон.

Вихрь бьет в бока «татры», будто хочет невидимым тараном сбросить ее в кювет.

Снопы белого света от фар нашей машины выхватили из тьмы две размахивающие руками фигуры.

— Юрка, притормози!

Ледяной ветер влетел через открытое окошечко и закружился в машине.

— Простите, пожалуйста, но я не знаю, что мне делать! У меня автомобиль загорелся, — подошел к окошечку «татры» долговязый молодой человек с выражением страха и беспомощности в глазах. — Ах, простите, я не знал, что вы не из Претории…

Взгляд его скользнул по флажкам на переднем капоте и по номерному знаку с буквами «CS».

— Это не имеет значения. Что случилось?

Мы вышли из машины. Резкий ветер гнул кроны деревьев и трепал старый «моррис», на котором 20 лет службы оставили неизгладимые следы.

— Very pleased to meet you,[1] — ответила на наше приветствие девушка, стоявшая у машины. Окоченевшими руками она прижимала к шее воротник плаща.

— Видите ли, отсюда вылетали искры и страшно дымило. Я боялся, что моя машина сгорит.

Молодой человек наклонился над выхлопной трубой своего «морриса».

— Включите стартер и дайте газ! Долго ли вы здесь простояли? — спросили мы, когда молодой человек с шумом захлопнул за собой дверцу.

— Минут десять, вероятно. Никто не ехал вверх, — отозвался изнутри извиняющийся голос, и вслед за этим мотор несколько раз чихнул. Через мгновение из выхлопа вылетело облако дыма и искр.

— Мотор здорово перегрелся на подъеме, но теперь можете спокойно ехать дальше, — говорим мы, показывая владельцу «морриса» прутик со сгустком маслянистой сажи, выскребленной из выхлопной трубы. — Дома нужно как следует почистить!

— Thank you very much,[2] — поблагодарил он нас с облегчением и проводил к машине.

— Не холодно вам в коротких брюках?

Только теперь мы почувствовали резкую перемену температуры.

Утром, километров за 500 отсюда, мы отъехали от границ Родезии под лучами палящего солнца. Перед Преторией нас встретил довольно ощутимый холод и пронизывающий ветер.

— Наша одежда запрятана глубоко в чемоданах. Подождем до Претории. Далеко до нее? — спросили мы скорее по привычке.

— Тут же за холмом. Несколько миль. See you later,[3] — и голос замер позади нас.

Через мгновение, взобравшись на крутой склон холма, перед гребнем которого нас неожиданно остановил перепуганный автомобилист, мы поняли причину таинственного зарева, видневшегося за 60 километров. Гладкий асфальт, на который мы выехали перед Нейлстромом, непривычно гудел под колесами «татры». После месяцев мучений и напряжения всего механизма стрелка спидометра неизменно показывала 70–80 километров в час; цифры в окошечке спидометра сменяли одна другую с автоматической точностью: единица, пять, десять, сто…

Ослепительные вспышки огней встречных машин как в зеркале отражались в блестящем асфальте и исчезали, минуя нас. Они неумолимо возвращали нас к цивилизации. Далеко на севере осталась подлинная Африка.

Золотистые вспышки фар стирали невозвратимые образы пустыни, верблюдов, озер, бегемотов, снежной диадемы Килиманджаро, огненных сталактитов и сталагмитов вулкана, рождавшегося при нас на берегах озера Киву. Под однообразный гул мотора всплывали воспоминания о счастливых пожирателях сигарет в девственном лесу Итури и о муэдзинах, которые где-то в далеком Тунисе поднимаются теперь с благоговейной торжественностью на балконы минаретов, чтобы воздать хвалу пророку…

Где-то там, впереди, под далекими отблесками сотен тысяч электрических и неоновых ламп, нас ожидал синтез Америки и Европы на юной африканской земле. Учащенный, лихорадочный пульс больших городов, выросших словно грибы после дождя, — городов, порожденных каруселью миллионов и головокружительным опьянением золотом и алмазами. Ненасытные центры мировой торговли с постоянно распахнутыми объятиями и вечно голодной пастью. Семафоры над перекрестками и улицы, простроченные транспортом, движение которого расписано с точностью до минут и секунд. Небоскребы, которые должны служить противовесом обширной наковальне Северной Африки, чтобы материк, выйдя из равновесия, не начал поворачиваться на оси экватора.

Спала волна лесистых гребней. От асфальта, где-то там глубоко у подножья горы, взметнулся к небу фонтан огней. Во всех направлениях расходились они оттуда, где лишь угадывались улицы и площади, переливались вздымающимся морем света, озаряли горизонт на севере и юге, окаймляли его сверкающими гирляндами на востоке и западе и возвращались отраженным венецианским фейерверком к нитям электрических ламп и к рассеянным флюидам неоновых трубок. Перед нами была Претория, главный город молодого Южно-Африканского Союза, история которого писалась торопливыми штрихами.

Южная Африка!

Одурманенным взором касаемся мы ее сердца, но все же — до чего это далекая и чуждая страна!

Коротка история колонизации южной оконечности африканского континента. Всего четыре с половиной столетия прошло с тех пор, как земли ее коснулась нога первого европейца. Но каждая строка этой истории свидетельствует о ненасытной жадности расширяющихся империй, с каждой ее страницы доносятся отзвуки боев, каждая глава окроплена слезами и кровью.

В конце XV века у мыса Бурь остановились каравеллы двух мореплавателей. Они пополнили запасы питьевой воды, высадили на неведомый берег горсточку заболевших цингой моряков и отплыли дальше на восток, к водам Индийского океана. Бартоломеу Диаш и Васко да Гама вели эти каравеллы в авантюристические плавания за сокровищами Индии и Дальнего Востока.

В продолжение 100 с лишним лет побережье залива у Столовой горы оставалось одиноким островком белых людей и первых мулатов. В Азии уже медленно спадала волна лихорадочных завоеваний, когда горстка авантюристов с высокомерными жестами властителей мира залпами корабельных пушек завоевывала и складывала к ногам своих европейских владык бескрайние территории с многомиллионным населением.

Росло число кораблей, отваживавшихся плыть в южные воды под флагами испанской, португальской, голландской и британской корон. Под склонами Столовой горы Голландская Ост-Индская компания выстроила свой опорный пункт с фортификационными сооружениями. Самая южная оконечность «Черного континента» стала прибежищем первых голландских переселенцев — буров. В конце XVII века сюда начали прибывать французские гугеноты. На побережье всем им уже становилось тесно.

Начались первые кровавые захватнические походы на север. Вглубь континента направлялась одна повозка за другой. За каждой их них шла горстка буров с толпой черных рабов. Тщетно скотоводы южноафриканских степей пытались оказывать им сопротивление. Стрелы с каменными наконечниками были слишком слабым оружием, а щиты, обтянутые шкурами обезьян или бегемотов, не защищали от свинца бурских мушкетов. Сотнями и тысячами гибли африканцы на родной земле в жестоких оборонительных боях, но в конце концов вынуждены были отступить далеко на север, к равнинам Трансвааля, и на запад, в недоступные области полупустынь.