— 600, а может быть, и 700 фунтов, — сказал Хенриксен. Минутное молчание. В мыслях промелькнули ускоренные кадры событий за последние 12 часов. Портовой мол, негр с ведром золы, закопченные матросы, капитан в такой замасленной одежде, что на улице можно было бы подать ему милостыню. 400 фунтов премии в месяц, да к тому же еще приличный оклад, шестимесячный отдых в Норвегии с оплатой перелета в оба конца.

Внизу плескалось море…

— Когда у вас начинается сезон, капитан? — прервали мы свои подсчеты.

— В этом году мы начали 22 апреля, а закончим весной, в октябре. Здесь, на юге, проведу одну зиму, а на следующую поеду в Европу. Но там, брат, совсем не та зима! Снег, горы, замерзшие фиорды, Берген… — В голосе Хенриксена послышались мягкие нотки. — Здесь на юго-западном побережье промышляют в общей сложности шесть судов. Все они принадлежат «Китобойной компании Донкергат». Два китобойца охотятся на юге, а четыре — вокруг бухты Салданья. Если посчастливится, то за сезон каждое из них добудет около 150 штук, а все вместе — около тысячи. Беда только в том, что это не одни кашалоты, — улыбнулся капитан.

Далеко на горизонте показались во тьме россыпи огней.

— Ну вот и Лангебан. Еще полчасика, и мы дома!..

Синий кит, по зоологической терминологии большой полосатик, — не только самое крупное млекопитающее, но и самое крупное животное всех времен. Иногда он достигает в длину до 33 метров и баснословного веса в 180 тонн. Но такие гигантские экземпляры старых самцов представляют исключение, и в среднем вес вылавливаемых экземпляров редко превышает 100 тонн.

Самка родит одного, в редких случаях двух детенышей. Это великаны, с которыми как-то не вяжется обычное представление о детенышах. Уже при рождении они достигают от семи до восьми с половиной метров в длину. Детеныши легко странствуют с матерями даже по бурным морям, а при кормлении присасываются в воде к соску. Это так же любопытно, как и тот факт, что пищей для этих колоссов служат не гигантские морские чудовища, а мелкая рыбешка или чаще мельчайшие ракообразные, не превышающие трех сантиметров в длину.

На одной китобойной базе как-то обследовали содержимое желудка большого полосатика и установили, что оно состояло из 1200 литров густой каши проглоченных рачков и рыб. Только кашалоты питаются почти исключительно самыми крупными видами головоногих моллюсков.

Мы сидели в маленькой комнатке деревянного строения на китобойной базе вместе с ее директором, ветераном-китобоем, и с капитаном Хенриксеном. Было 2 часа 30 минут утра. Снаружи доносилось пение матросов и вой ветра, бившегося о железную кровлю.

— Мне удалось однажды наблюдать кита во время еды, — вспоминал директор. — Как вы знаете, он долго плывет с раскрытой пастью и захватывает ею все, что попадется по пути. Так как нижняя челюсть синего кита сравнительно тяжела, а мускулы, находящиеся позади, слишком слабы, то киту трудно подтянуть челюсть, если он набрал слишком много пищи. Кит в этих случаях находит такой выход из положения: он поворачивается на бок, а зачастую даже и на спину таким образом, чтобы при закрывании пасти ему помогал и вес нижней челюсти, вмещающей несколько центнеров пищи и воды. Иначе большая часть еды выскользнула бы обратно в море. Вода вытекает между бахромками китового уса, а язык проталкивает рачков и рыбок в горло. Как вы думаете, сколько весит такой китовый язычок? До 400 килограммов! Впрочем, утром вы увидите его на заводе…

Хенриксен поднялся. Пора было возвращаться на «Штелленберг».

— Как, по-вашему, — задал нам на следующий день странный вопрос директор китобойной базы-завода, — есть ли у кита зубы или нет?

— Кит и зубы? Вы имеете в виду кашалотов, не так ли?

— Sorry — извините, это был слишком школьный вопрос для вас, европейцев. Но, поверите ли, мало кто из посетителей, приезжающих из Иоганнесбурга или Кейптауна, знает это. Хорошо, но вряд ли вы когда-либо видели зуб кашалота. Ну, вам повезло. «Валвис» вчера притащил небольшую самку. После хенриксеновского экземпляра это второй кашалот за неделю. От него уже, верно, немного осталось. Начали в 7 часов утра…

Издали до нас доносился тяжелый запах ворвани. Над заливом клубился туман и серой пеленой окутывал море. Мы спустились по дорожке между почерневшими дощатыми заборами; перед нами открылся вид на двор завода, где валялись огромные куски мяса. Негры в высоких резиновых сапогах и промасленных фартуках рассекали окровавленные глыбы мяса, между которыми лежали толстые полосы китового жира. На возвышенной части двора, наклонной плоскостью спускавшегося к самому большому корпусу, стояли друг против друга два негра и огромной поперечной пилой распиливали сплетение костей и мяса.

— Потихоньку, осторожней! — говорил наш провожатый, ведя нас к остаткам головы кашалота. Дощатый пол был скользким, будто намыленным. Приходилось осторожно передвигать ноги, чтобы не свалиться в грязную смесь глины, слизи, жира, крови и ворвани. Рабочий, находившийся поодаль, добродушно улыбнулся нам. Он отложил нож, принес в обеих руках полную пригоршню мелкого гравия и усыпал им тропинку к голове кашалота.

— Эта глыба, — указал наш проводник на массу, которую распиливали двое рабочих, — примерно одна десятая верхней части головы. Все остальное уже исчезло в котлах. Посмотрите, как узка нижняя челюсть!

Мы остановились перед глыбой, из которой торчала похожая на шпору челюсть длиной около трех метров. Крепкие желтоватые зубы сидели по обеим ее сторонам. Они выступали из десен на десять сантиметров и сужались к концам. Мы насчитали 48 зубов.

— Они ценнее слоновой кости, — заметил наш провожатый. — Однако их стоимость — ничто в сравнении со стоимостью других частей туши кашалота. Да, чтобы не забыть: крупнейшие самцы-кашалоты достигают примерно 25 метров в длину, а самки — несколько более половины этой длины. Обратите внимание на верхнюю челюсть, — и он подошел к большому куску и ножом отделил десну, под которой показался белесый дентин. — У кашалота есть зубы и в верхней челюсти, но они совершенно заросли. Поэтому можно услыхать от людей, даже видевших кашалотов, что у них зубы только внизу. И что вас еще может заинтересовать, так это глаза кашалота. Левый глаз у него намного меньше правого. Поэтому раньше китобои заходили на кашалота с левой стороны. Они считали, что левым глазом он хуже видит.

Мы оглянулись на противоположную сторону двора, где группа рабочих готовилась вытащить кита из бухты на рабочую площадку.

— У нас есть еще немного времени, пока они подготовят лебедку, — заметил проводник. — В голове кашалота имеется полость, заполненная очень ценным чистым жиром. Такого жира от обычного самца получают до 35 бочек по 40 галлонов, то есть добрых 60 гектолитров. Называется он спермацет. В голове живого кашалота он находится в жидком состоянии и совершенно прозрачен, но на воздухе быстро застывает и приобретает беловатый цвет. Кроме того, из кашалотов мы вывариваем в зависимости от размера животного от 5 до 15 тонн китового жира. А одна тонна стоит 125 фунтов стерлингов…

— Но самый ценный продукт — амбра. Она находится в кишечнике кашалота. Амбра представляет собой жирное воскообразное вещество, которое при нагревании размягчается, а в кипящей воде превращается в маслянистую жидкость. Издавна амбра считалась редким товаром и использовалась как медикамент, но теперь она поступает исключительно на парфюмерные фабрики для изготовления дорогих духов и мыла. Это первоклассное фиксирующее средство, придающее устойчивость аромату. Жалко, знаете ли, что я не могу показать вам все это. Кто знает, когда нам снова привезут кашалотов…

— Вам бы надо было оставить себе немножко этой амбры и побрызгать духами весь ваш завод, — засмеялись мы и поспешили отойти подальше от котлов, в которых вытапливалось мясо и кости китов. От запаха, исходившего от них, нас просто мутило.

— Ну, к этому вы бы тоже со временем привыкли, — махнул рукой наш провожатый и повел нас к широкому слипу, спускавшемуся к морю. Гигантский финвал, которого ночью доставил сюда «Штелленберг», ожидал, чтобы вверху, в машинном отделении, пустили в действие лебедку, к тросу которой была привязана недвижная гора мяса.