В тот же день после полудня мы предъявили свои пропуска у ворот «Консолидейтед Билдинг», где собирается вся добыча и производится окончательная сортировка и оценка алмазов, поступающих со всех копей в окрестностях Кимберли. А затем мы переходили из рук в руки, от одних дверей к другим, от сейфа к сейфу, от замка к замку, пока не остановились у стального барьера. За ним сидел у стеклянного стола пожилой человек с очками на носу и маленьким пинцетом сортировал горсть камешков, раскладывая их на кучки. Издали они действительно напоминали «блестящие кремешки», как буры насмешливо называли алмазы в те времена, когда не в силах были приостановить наплыв авантюристов, валивших валом в их республику со всех концов света.

— Процент поломок в процессе добычи и извлечения ничтожно мал, — сообщил нам оценщик, показывая алмаз, вид которого свидетельствовал о том, что в дробилке он был сломан пополам. — До 50 процентов алмазов, содержащихся в голубой глине, ломается еще под землей, до того как к ним прикоснется рука человека…

Мы брали в руки один алмаз за другим. Крупные сверкающие камни отражали богатейшую палитру красок гранями пирамидальных кристаллов, сросшихся широкими основаниями попарно. В маленькой коробочке, обитой шелком, блестели граненые бриллианты. Рядом, тоже в коробочке, лежал темный алмаз, в который как бы врос другой — светлый и абсолютно чистый камень. Лежали здесь и два медовых алмаза, цвета прозрачной сиены; за все время существования копей было найдено только два таких камня.

— Ценность их колоссальна, однако ее нельзя выразить в деньгах, потому что эти два экземпляра никогда не поступят на мировой рынок. А это вот вся месячная продукция, — указал наш провожатый на лежащую перед нами кучку, которая уместилась бы в двух сложенных вместе горстях. — Эти камни стоят 150 тысяч фунтов стерлингов.

Большая часть добычи приходится, разумеется, на промышленные алмазы — нечистой воды, сломанные или настолько мелкие, что они не годятся для ювелирных изделий. Такие алмазы укрепляются на режущих частях инструмента для обработки самых твердых сортов стали.

— А сейчас вы сможете получить представление о сопротивлении алмазов и их твердости, — и оценщик подал нам в руки два стальных диска. В одном из них сидел алмаз, который ушел в металл почти до самого края скошенных граней. Незначительный кусочек, который еще выступал наружу, точно входил в углубление на другом диске. Мы положили алмаз между этими двумя дисками, изготовленными из особо твердой стали, и затем прижали их друг к другу под давлением в несколько сот атмосфер. Сталь поддалась, но алмаз остался почти совершенно нетронутым. Лишь здесь, на острие, он слегка притупился.

— Прежде чем вы уйдете отсюда, прикиньте на руке еще и вот этот камень, — подал он нам гигантский экземпляр, блестевший, словно кусок льда под полуденным солнцем.

— Не бойтесь, — улыбнулся нам провожатый, когда заметил, как осторожно мы берем камень в руки. — Если бы это был действительно алмаз, то вряд ли бы мы его здесь показывали. Это точная, сделанная из стекла копия самого крупного алмаза в мире, который много лет назад был найден недалеко от Иоганнесбурга. Вы, верно, уже слышали его название — «Кюллинан»? В нем 3025 каратов, и он был продан за 15 миллионов фунтов стерлингов.

Мы подсчитали: 620 граммов прозрачной массы за три миллиарда крон! Мы вспомнили о чернокожих рабочих, которые утром задыхались в облаках пыли при сортировке породы. Один к 20 миллионам… Год за решеткой… Пот и кровь, загубленное здоровье, разбитые жизни… 25 миллионов тонн голубой глины, которую человек достал с глубины 850 метров…

Мы испытывали то же чувство, что и несколько дней назад в Иоганнесбурге, когда держали в руках золотой слиток. Сколько людей и сколько механизмов работают изо дня в день, чтобы эти сверкающие камешки очутились на стеклянном столе горного инспектора и затем блуждали по свету, управляя судьбами людей, питая в них злобу, зависть и снобизм, пока некоторые камни вновь не скроются в глубине земли или на дне моря…

Не была ли маленькая дочурка госпожи Джекобе единственной, кто получил чистую, ничем не омраченную радость от алмаза? Не омраченную подсчетом его стоимости и страхом перед ограблением и убийством?

Вечерний чай в музее

Разные музеи есть на свете!

Одни из них холодные, как камень, неприветливые, хранят в своих стенах затхлую атмосферу гробниц и невозвратно ушедших столетий. В других из-за каждой колонны за вами наблюдают сторожа в ливреях, которых приход посетителя оскорбляет, как будто их покой так же священен, как покой мумий за стеклянными витринами. Есть музеи, где вы теряетесь в лабиринте этажей и лестниц, тысячелистных каталогов, бесконечных коридоров, все новых и новых помещений, закоулков и витрин. В некоторых музеях посетители терпеливо ждут, пока придет их очередь полюбоваться в течение 60 секунд позолоченными гробами с телами фараонов. Но не все музеи напоминают кладбища.

Мы почувствовали себя словно за вечерним чаем, когда остановились среди тенистого сада на Иджертон-Род перед входом в красивое здание, на котором виднелась надпись «Duggan Cronin Bantu Gallery» («Галерея банту Даггана Кронина»). Седовласый господин с очками на носу вышел нам навстречу, едва заслышав скрип гравия под колесами нашей машины.

— Добро пожаловать в мой музей! — приветствовал он нас старческим надтреснутым голосом и повел в дом. — Вы прибыли издалека, так ведь?!

— Из Чехословакии. Вчера мы приехали в Кимберли, а сегодня вечером хотели бы выехать в Блум…

— Ну, ну, что за спешка! Ведь не уедете же вы из Кимберли, не осмотрев нашей галереи!.. — старик замолчал и снял очки. — Так из Чехословакии, говорите? Давно уж у меня не было посетителей из таких дальних краев. Но… подождите, вам это будет интересно, ведь все-таки у меня побывали и ваши земляки…

Мистер Дагган Кронин, основатель музея, поднялся и вышел в соседнюю комнату. Через минуту он вернулся с несколькими толстыми томами подмышкой. — Кофе или чай? — спросил он, медленно усаживаясь и укладывая на свободный стул книги записей посетителей. Мы изумленно переглянулись, но ответить нам не удалось.

— Хорошо, хорошо, выпьете чая, не правда ли? Знаете, за чаем удобней беседовать!

Старый господин хлопнул в ладоши и приказал служителю подать чай.

— Они нам тогда еще показали, как надо играть в теннис, — он перелистывал один из томов. — Боже, да как же их звали!..

Мы не переставали удивляться: старый господин, вероятно, лет 80-ти, основатель музея, и вдруг проявляет интерес к спорту и предлагает чай вместо мумий…

— А-а-а, — облегченно вздохнул он, — вот они. Пунчец и Митич. Но подождите, ведь они прибыли из Югославии, а не из Чехословакии. Вот досадно, а я думал доставить вам удовольствие. Знаете ли, у вас, славян, такие похожие фамилии! — сказал он смущенно, как бы извиняясь за то, что ошибся. — А здешние газеты уже знают, что вы приехали в Кимберли?

— Нет, на это времени не хватило. Нам пришлось поторопиться, чтобы осмотреть ваш музей…

— Ну нет! Так вы с нами не поступите, — сказал укоризненно Дагган Кронин и направился к телефону.

— Вызову кого-нибудь из редакции и после того, как вы осмотрите музей, вам придется рассказать им что-нибудь о своей поездке. Любезность за любезность, you know?[18] — добродушно улыбнулся он.

вернуться

18

Понимаете? (англ.).