Тот, что с перебитым носом даже взмахнул ногой, пытаясь достать до моей головы. И охнул, сгибаясь от контролируемого удара в живот. Взяв обоих телохранителей за грудки, я вбил их в землю, пытаясь не перестараться.

Приложу чуть больше сил, чем надо, и их черепа разлетятся вдребезги.

Глаза противников закатились, и они затихли.

Затих и ветер на площадке.

Только дверца скрипнула, когда Ахмед попытался проскочить мимо меня.

Стремительным подшагом я оказался на пути беглеца и подставил предплечье на пути его горла. Врезавшись, бандит грохнулся на спину и судорожно закашлялся.

На его лице читалась боль, которой он, возможно, очень давно не испытывал. И ещё не начал испытывать.

Мой сабатон смял его стопу, превращая кости и плоть в паштет.

Ахмед завыл, сгибаясь, и пытаясь схватить искалеченную ногу. Струйки слюны стекали по его губам. Глаза норовили вылезть из орбит.

— Кто… кто ты такой? — наконец выдавил он после затянувшейся паузы. — Что тебе надо?

— Я знаю тебя, Руслан, — вместо ответа произнёс я. — Знаю о тебе всё. Знаю, как работает твой мозг. Потому что видел десятки людей подобных тебе. Ты хочешь понять мои мотивы, чтобы попытаться договориться. Купить меня или запугать, смотря, что будет иметь более высокие шансы. А ты, к своему сожалению, не знаешь меня. Потому что люди подобные мне тебе прежде не встречались. Ты не сможешь купить меня, поверь, и, даже если исчезнут все звёзды на небе, ты не сможешь запугать меня.

— Ты… от Борца? — с трудом произнёс Ахмед.

— Нет, Руслан. Я не от Борца. Я пришёл, чтобы говорить от имени мёртвых. Потому что больше за них говорить некому.

— Что?.. Да ты просто псих! — вскрикнул он.

— Да, так меня называли и не раз.

Оглянувшись по сторонам, я прикинул время. Даже со всей возможной скоростью, полиции не будет здесь ещё минут десять.

— Ты задаёшь неверные вопросы, Руслан. Тебе надо спросить не «кто я?», а «где я был этим утром?».

Его глаза заметались, как испуганные зайцы. Лужа крови скапливалась на месте его стопы большим алым пятном.

— Где ты был этим утром?

— Я был у тебя дома, Руслан.

Можно было бы сказать, что кровь отхлынула от его лица. Однако правда заключалась в том, что к этому моменту он потерял её уже довольно много. Раздробленная стопа не способствует стабильному кровообращению. А потому Ахмед просто стал ещё чуть бледнее.

— Что ты сделал с моей семьей?! — дёрнулся он всем телом и бессильно сжал кулаки. — Если с них хоть волосок упал, я вырежу тебя! Твои друзей! Всех, кого ты хоть раз…

Очень плавно я опустил сабатон ему на горло и горячечный поток слов стих. Только глаза вращались в орбитах, как безумные.

— Я не убивал твою семью, Руслан, — спокойствие в моём голосе требовало больших усилий. — Не пытал их. Они живы и здоровы.

Он ощутимо расслабился.

— Просто хотел понять, кем нужно быть, чтобы жить с тобой под одной крышей. Чтобы знать, чем ты зарабатываешь на жизнь и в ужасе не разорвать с тобой любые связи. А вместо этого спать с тобой в одной кровати и целовать утром в щёку. Обнимать и не испытывать омерзения. Называть тебя мужем и отцом. Какими людьми нужно для этого быть?

Мои слова задевали его, но, чтобы по-настоящему испытывать от них дискомфорт, следовало иметь совесть, а он давно променял её на куда менее ценные дары.

— И я получил ответ на этот вопрос. Твоя любимая жена Виктория начинала с самых низов, как и ты сам, не так ли? Однажды эта предприимчивая женщина втёрлась в доверие к своей не совсем дееспособной бабушке, уговорила её переписать на себя квартиру, а после сдала несчастную в хоспис.

Руслан дёрнулся.

— Это ещё цветочки, ягодки будут впереди, — заметил я. — Она тебе изменяла. С шофёром, кстати.

Тело подо мной заёрзало, скрипя зубами.

— Забеременела от него и сделала аборт. Помнишь, когда она летала с подругой «на Мальдивы»? — мой вопрос повис в воздухе. — И даже это ещё не всё. Ты знаешь, что она была замужем до тебя. А то, что твоя жена довела до суицида свою падчерицу[1]? Очень её раздражало, что та пыталась отговорить своего отца от брака. Девочка страдала от анорексии, а Виктория рассказывала ей, насколько та поправилась. Какие у неё бока и щёки. Называла её «жирной свиньёй». У девочки начались обмороки, выпали волосы, она заморила голодом себя до смерти несмотря на все попытки отца спасти её.

Меня аж передёрнуло от омерзения. Когда я увидел всё это в её голове, с большим трудом удержался от того, чтобы не свернуть Виктории шею.

Ахмед сипел, в его глазах рушилось представление об идеальной семье. Но мы ещё не закончили.

— Дамир, твой сын, — продолжил я. — Прекрасный молодой человек, идущий на красный диплом в престижном институте. Не так ли? Подспорье и будущий наследник. Мальчик увлекается машинками и уличными гонками, да? Чем бы дитя не тешилось. Ну а если случайно собьёт бомжа в четыре утра, так папа поможет замять это дело, верно? Бомжей полгорода, а любимый сынуля такой один.

Ни капли стыда в его взгляде. Ни малейшего раскаяния.

— Только это было не случайно, Руслан, совсем не случайно. Друг Дамира поспорил, что у того кишка тонка, а мальчик и сам давно хотел посмотреть, что будет с человеческим телом, если его смять на скорости 120 километров в час. Он с азартом жал на педаль, глядя, как по улице переставляет трясущиеся ноги тот бедняга.

Ахмед попытался что-то сказать, но я надавил ему на горло, блокируя кислород.

— Дамир — поклонник красивых девушек, как и его папа, верно? А если какую-нибудь строптивую «суку» надо опоить, накачать чем-нибудь, пригрозить проблемами в учёбе? Просто стимул, чтобы лучше соображала.

Я посмотрел на него и продолжил:

— Руслан, а помнишь, Марию Степановну? Наверняка — нет. Гувернантка молодого Дамирчика. У которой в сумке однажды нашлись пропавшие украшения твоей жены. Её уволили со скандалом, а потом и вовсе посадили. Ты постарался. Чтобы всякая «шваль» не забывала своё место. Очень твоему сынуле понравилось, как ты это сказал. «Шваль». Он прямо преисполнился гордости в тот момент. Ощутил себя большим и важным, прямо как его папка.

Убрал сапог, позволяя ему нормально вздохнуть.

— Ты ведь уже понял, что никакие украшения она не крала? Что Дамир подкинул их ей. По какой причине, возможно, спросишь ты? Чем могла обычная няня так задеть семилетнего ребёнка? Она его била? Она издевалась над ним? Не угадаешь. Я бы не угадал. Мария Степановна оставила твоего сына без мороженого за плохое поведение. А когда он начал скандалить — поставила в угол.

— Откуда ты всё это знаешь? — наконец выдохнул он.

— Я умею смотреть вглубь.

Ахмед замолк, переваривая услышанное.

— Они несовершенны. Ну и что?! — наконец, заорал он. — Чистоплюй херов, кто ты такой, чтобы судить меня? Чтобы судить нас? Несколько людей в минус. И что? Знаешь, сколько жизней спасли благодаря мне? Сколько пациентов выходят из моих больниц?!

— «Несовершенны», — я покатал это слово на языке. — Несовершенен человек, который ленится фантик до мусорки донести. А ты и твоя семья — отбросы.

В голосе проскочил вибрирующий хрип.

— Которые успешно мимикрируют под людей. Потому что статус и деньги открывают для вас все двери. Отвечая же на твой вопрос, я — Арбитр. И я здесь не для того, чтобы судить. Время суда прошло. Я здесь, чтобы привести приговор в исполнение.

Руслан задрожал, стремительно проходя все стадии принятия до единой.

— Хочешь убить? Похер. Убивай. За меня отомстят. Есть люди и повыше меня. Ты такую цепочку поставок нарушил, что теперь это лишь вопрос времени. Ты просто ходячий мертвец.

Его бравада выплеснулась, как подкипевший суп и оставила после себя лишь вонючее облако.

Наклонившись, я стянул шлем с головы и мрачно улыбнулся.

— Убивать? Я не стану тебя убивать, Руслан. Я сделаю кое-что гораздо хуже.

Моя рука налилась нестерпимым светом, активировав Прикосновение искупления.